Книга в Древней Руси (XI-XVI вв.)

Книга в культуре Древней Руси (XI-XIV вв.)

Тот кто пишет, — молчит.
П. Киньяр

Мощный подъем культуры, связанный с христианизацией Руси, вызвал к жизни широкое распространение письменности и книжного дела, развития которых требовали нужды православного богослужения. Сенсационная находка в Новгороде навощенного триптиха с древнерусским текстом Псалтири (заключительные псалмы 10-й кафизмы — 75-го и 76-го псалмов), внесла существенные коррективы в историю книги Древней Руси. Триптих датировался началом 990-х — концом 1010-х годов (т.е. более ранним временем, чем пергаменное Остромирово евангелие), и, на первый взгляд, не содержал данных о его изготовлении. Однако обнаруженные на бортиках и под воском дощечек плохо читаемые записи и отпечатки текста на донцах церы позволили датировать Новгородскую псалтирь временем ок. 6507 (999) г. (т.е. первым десятилетием после крещения Руси). Среди «скрытых» текстов триптиха имеется запись с датой: «В лето 6507 азъ, мнихъ Исаакии, поставленъ бысть попомъ въ Соуждали въ црькъве святаго Александра Арменина». По мнению А. А. Зализняка, судить о том, тождествен ли суздальский поп писцу Новгородской псалтири, пока вряд ли возможно. Однако упоминание в записи Суздаля напрямую связывает изготовление кодекса с событиями, происходившими на Руси, «и исключает версию, по которой кодекс был списан в Болгарии находившимся там восточнославянским книжником и просто привезен на Русь»¹Зализняк А.А. Проблемы изучения Новгородского кодекса XI века, найденного в 2000 году // Вестник РГНФ. 2004. № 3. С. 176-178..

Первое упоминание о книгописании на Руси относится ко второй четверти XI в. Под 6545 (1037) г. ПВЛ сообщает об организации Ярославом Мудрым при киевском Софийском соборе работ по переводу богослужебных книг с греческого на славянский язык и их переписке: «...собра письце многы и прекладаше от грекъ на словеньское письмо, и списаша книгы многы»²ПСРЛ. М., 1997. Т. 1: Лаврентьевская летопись, вып. 1: Повесть временных лет. Стб. 152; см. также: Повесть временных лет / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л„ 1950. 4.1. С. 302.. Как реализовывались нужды древнерусских церковных книгохранилищ с момента принятия христианства и до 1037 г., в целом неясно. Не исключено, что в упомянутый период для богослужения наряду с рукописями, изготовленными на Руси, использовались привозные югославянские кодексы. Вероятно, под 1037 г. летописец зафиксировал первый опыт организации массовых книгописных работ на территории Древней Руси. Кто были «писцы», собранные Ярославом Мудрым, неизвестно. Е. Ф. Карский допускал, что ими могли быть «...югославяне, но могли быть и русские»³Карский Е.Ф. Славянская кирилловская палеография. М., 1979. С. 260.. Ни одна из рукописных книг, датированных 1037 г., не сохранилась. Самый ранний из точно датированных пергаменных кодексов — Остромирово евангелие — был переписан дьяконом Григорием в 1056-1057 гг. для новгородского посадника Остромира-Иосифа.

Основную массу книжной продукции, бытовавшей на Руси в XI-XII вв., составляют написанные на пергамене кодексы литургического характера (главным образом Евангелия). От X-XI в. дошли и некоторые документы эпистолярного вида (берестяные грамоты) и надписи-граффити. Возможно, в XI в. началось и русское летописание. По более поздним источникам А. А. Шахматов реконструировал текст Начального свода 1095 г. и высказал предположение о существовании Киевского свода 1039 г. и Новгородского свода 1050 г. Но даже от XII в. не дошло рукописей летописных памятников. Древнейший пергаменный список Новгородской I летописи датируют концом XIII-XIV в.

Из законодательных источников к XI в. можно гипотетически отнести Русскую Правду. Ее наиболее ранний пергаменный список относится к концу XIII в. А. А. Зимин считал, что так называемая Правда Ярослава возникла в Новгороде в 1016 г. Может быть, какие-то первоначальные тексты церковных уставов Владимира I и Ярослава Мудрого были созданы при жизни этих князей, однако до нас дошли более поздние списки церковных уставов, вероятно, отражающие и более поздние их редакции (самый ранний список Устава Владимира — конца XIII в., Устава Ярослава — XV в.).

От XI в. не сохранилось ни одной древнерусской пергаменной грамоты. Первой подлинной русской грамотой на пергамене считается грамота великого князя Мстислава Владимировича и его сына Всеволода новгородскому Юрьеву монастырю, относимая в литературе к 1130 г.⁴См.: Каштанов С. М. Жалованные акты на Руси XII-XIV вв. // Средневековая Русь. М., 1999. Вып. 2. С. 21-45. Правда, В. Л. Янин высказал некоторые сомнения в ее подлинности, предположив, что она могла быть более поздней копией: сохранившаяся при ней (но отдельно от грамоты) печать принадлежит не князю Мстиславу Владимировичу, а одному из князей XIII в. Таким образом, само состояние источниковой базы делает вопрос о том, какие организационные формы принимало древнерусское книгописание и письмо грамот в древнейший период русской истории, весьма туманным.

Важнейшим источником по истории книги средневековой Руси являются сами кодексы. Материальная сторона производства книг в Древней Руси отчасти реконструируется в результате исследования принципов формирования и складывания пергаменного листа, характера разлиновки и нанесения ограничительных линий, способов изъятия дефектных листов из тетрадей, почерков писцов и особенностей расположения текста на листе сохранившихся рукописей. Особое значение в изучении организации производства книг на Руси приобретает анализ записей писцов, синхронных основному тексту кодексов, а также памятников иконографии (в первую очередь, миниатюр с изображением пишущих «авторов» — библейского царя Давида и евангелистов).

В развитии древнерусской книги до появления книгопечатания можно выделить два периода: церковный (X — конец XIV в.) и церковно-монастырский (начало XV — вторая половина XVI в.). Первый период характеризуется абсолютным преобладанием пергаменных кодексов и сосредоточением книгописания в соборах, ктиторских монастырях и церквах. Этот период вплоть до конца XIV в. (а именно до утверждения на Руси общежительного монастырского устава) связан с развитием книжного дела в городских монастырях и церквах. Здесь возникли как крупные центры письма (скриптории), так и довольно мелкие, где не было скрипториев, а работали лишь один-два писца. Второй период характеризуется переменами как в использовании материала для письма (распространение бумаги), так и в организации книгописания (появление с первой половины XV, а особенно в начале XVI в. скрипториев в крупных пригородных монастырях-землевладельцах). Обмирщение русской культуры в XVI в. сказалось на особенностях книгописания, но не изменило его основ: духовные корпорации по-прежнему оставались центрами производства и хранения книг. «Светские» скриптории конца XVI-XVII в. (Посольского приказа, Оружейной палаты и др.) существовали наряду с церковными и монастырскими. Крупнейшие скриптории XVI в. (Троице-Сергиева, Иосифо-Волоколамского, Кирилло-Белозерского, Николо-Корельского, Соловецкого и др. монастырей) наряду с традиционными литургическими книгами производили сборники светского содержания, обеспечивая потребности общества в четьей литературе⁴Дмитриева Р. П. Светская литература в составе монастырских библиотек XV-XVI вв. (Кирилло-Белозерского, Волоколамского монастырей и Троице-Сергиевой лавры) // ТОДРЛ. Л., 1968. Т. 23. С. 143—170; Она же. Волоколамские четьи сборники XVI в. // ТОДРЛ. Л., 1974. Т. 28. С. 202-230.. Здесь же переписывались памятники канонического права, сочинения отцов церкви, произведения агиографии.

Согласно летописным известиям, а также данным агиографии и поздним известиям внелетописного характера, в конце XI-XII в. центры книгописания существовали в Переславле, Суздале, Чернигове (1093 г.), Владимире-Волынском (1097 г.), Киеве (1116 г.), Полоцке (1143 г.), Смоленске (1180 г.), а также Турове (XII в.). В записях писцов на сохранившихся кодексах XI-XII вв. в качестве места переписки книг указаны лишь новгородские церкви: соборная Лазаревская церковь монастыря св. Лазаря (рубеж XI-XII вв.), церкви св. Апостолов (1164 г.), Иоанна Предтечи (1148-1155 гг.), Вознесения Господня (ок. 1185 г.), св. Николая (вторая половина XII в.), св. Власия (XII в.). Записи на книгах XIII в. сообщают об изготовлении рукописей в скриптории при ростовском Успенском соборе (1219, 1220 гг.), новгородских церквах св. Константина и Елены (1226 г.), Михаила Архангела (1229 г.), св. Иакова (1262 или 1282 г.), св. Дмитрия (1271 г.) и св. Иоанна Предтечи в Перемышле или Холме (1282 г.)⁵Столярова Л. В. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древнерусских пергаменных кодексов XI-XIV вв. М., 2000. С. 455-456..

В источниках XIV в. в качестве места переписки кодексов фигурируют духовные корпорации, расположенные как в городах, так и в ближайшем пригороде: новгородский Софийский собор (1356, 1362 (?), 1365, 1369, 1370 гг.), монастыри св. Саввы (1369 г.), Святотроицкий на Видогощи (ок. 1380-1389, 1386 гг.), подмосковный Троице-Сергиев (1380 г.), серпуховской Богородицы Зачатия Высоцкий (1381-1382 гг.), Андроников в Москве (1390/91 г.), Богородицы Введения в Переславле (1389-1425 гг.), новгородский Богородицы Рождества на Лисичьей Горке (1397 г.), а также церкви: св. Екатерины в Луцке (1384 г.) и Воздвижения честного креста в Москве (1389-1406 гг.). Отмечаются контакты с книгописными центрами Константинополя: в 1383 г. там было переписано Евангелие (ГИМ. Син. № 742), а в 1388 г. — Диоптра инока Филиппа (в монастыре Перивлепт). В XIV в. крупными центрами книгописания наряду с Новгородом, Киевом, Владимиром-Волынским и Ростовом становятся Псков, Москва, Галич, Серпухов, Луцк и Переславль. Особенно интенсивное книгописание наблюдается в Пскове. Сохранившиеся источники позволяют предположить, что книгописные мастерские в Пскове в XIV в. существовали в церквах Воскресения Христова в Домантове стене (1309 или 1310 г.), Николы над Греблей в Домантове стене (1312-1313, ок. 1330 г.), Воздвижения креста на Красном Дворе в Пскове (1382 г.), св. Ильи в Кулейском погосте (первая половина XIV в.), Рождества Богородицы в Снетогорском монастыре (вторая половина XIV в.). В 1386 г. для псковского монастыря Петра и Павла на Середкине в новгородском Софийском соборе был заказан Параклитик.

В XV в. география русской рукописной книги существенно расширилась. Крупнейшие центры книгописания по-прежнему оставались в Новгороде и Пскове. С конца XIV — начала XV в. письмо книг сосредоточилось также на северо-востоке Руси (Ростов, Переславль, Ярославль, Тверь, Москва). Продолжалось книгописание и на юго-западе Руси, в том числе на территориях, с середины XIV в. вошедших в состав Великого княжества Литовского. Источники XV в. сообщают об организации масштабных книгописных работ во Владимире-Волынском, Вологде, Галиче Костромском, Коломне. Сохранились рукописные кодексы, происхождение которых связано с Белоозером, Боровском, Витебском, Гродно, Козловом, Кашином, Костромой, Каменец-Подольским, Луцком, Львовом, Малоярославцем, Острогом, Островом, Суздалем, Серпуховом, Угличем, Ужгородом, Устюгом Великим, Чухломой. Книгописание в это время сосредоточилось в крупных монастырях-землевладельцах. Как минимум 6 рукописных кодексов XV в. были переписаны в Иосифо-Волоколамском, 5 — в Киево-Печерском, 3 — в Михайловском Златоверхом, 3 — в киевском Николо-Пустынном, 17 — в Кирилловом, 2 — в московском Андрониковом, 1 — в Вознесенском, 2 — в Симоновом, 13 — в Троице-Сергиевом, 2 — в Чудовом, по 1 — в новгородских Вяжецком, Деревяницком, Зверином, Лисицком, Михайловском, Мостшцском, Отенском, Перынском и Юрьевом, по 2 — в Свято-Хутынском новгородском и псковском Петропавловском Середкине, по 1 — в псковском Никольском Завеличском и Трехсвятском Онуфриевом, 3 — в вологодском Спасо-Каменном монастырях.

Наряду с монастырями центры книгописания в XV в. по-прежнему оставались в церквах (московские Архангельский собор, церковь Николы Старого, новгородские св. Дмитрия, Архангелов Михаила и Гавриила, Федора Стратилата, Софийский собор, псковские церкви св. Георгия и св. Климента). Однако удельный вес церквей, в которых велись книгописные работы, существенно снизился по сравнению с монастырскими скрипториями.

К концу XIV в. произошли изменения не только в использовании материала для письма (распространение бумаги), но и в организации древнерусского книгописания, связанные с развитием городской культуры (сосредоточение книгописания в монастырях, преобладание среди писцов монашествующего духовенства и т.д.). От XV в. сохранились наиболее ранние рукописные сборники, содержащие рецепты изготовления чернил, красок, перьев, элементов переплета. В XIV-XV вв. не только возросла роль внутренней миграции в распространении книги, но и усилились связи древнерусских скрипториев с христианским «Востоком» и югославянским миром. Для переводов и последующей переписки книги вывозились на Русь из афонских монастырей, из Болгарии, Сербии и Константинополя. Так, Киево-Печерский патерик Арсеньевской редакции (РНБ. Q. п.I.31) сообщает о наличии к началу XIII в. в Киево-Печерском монастыре греческих книг, привезенных в середине XI в. из Византии печерскими иконописцами. Рукописи, переписанные на Руси, вывозились на Афон. В описи имущества афонского Пантелеймонова монастыря 1142 г. упомянуты пять Апостолов, два Патерика, пять Псалтирей, пять Часословов, книги Ефрема, Панкратия и другие русские рукописи. Всего в описи фигурируют 48 экземпляров русских книг.

Вопрос о существовании библиотечных собраний в России до XV-XVII вв. спорен. Н. Н. Розов (1981 г.) полагал, что древнерусские библиотеки появились только в XV в., начав формироваться с конца XIV столетия. Для предшествующего периода истории русской книги Розов настаивал на употреблении понятия «богослужебные книжные наборы»⁶Розов Н. Н. Книга в России в XV веке. С. 107-108; ср. с точкой зрения Б. В. Сапунова, считавшего, что «книжные собрания Древней Руси (монастырские, церковные и частные) были не беднее, чем библиотеки Западной Европы», но не смогшего привести ни одного реального факта в пользу этого положения (Сапунов Б. В. Книга в России в XI-XIII вв. Д., 1978. С. 160, см. также С. 110-162).. Оно было предложено М. И. Слуховским (1973 г.) для обозначения литургических книг, необходимых каждой духовной корпорации для отправления церковного культа⁷Слуховский М. И. Русская библиотека XVI-XVII вв. М., 1973. С. 5.. Под «библиотекой» Слуховский, а вслед за ним и Розов, понимали не всякое книжное собрание, а лишь «собрание книг, предназначенное для чтения»⁸Слуховский М. И. Библиотечное дело в России до XVIII века: Из истории книжного просвещения. С. 45, 46..

И богослужебные книжные наборы, и первые библиотечные собрания Руси связаны с церковью. Частные библиотеки начали формироваться в России, по-видимому, не ранее XVI в. и особенно распространились лишь с конца XVII — начала XVIII в.

Согласно реконструкции древнейшего книжного фонда Руси, предложенной Б. В. Сапуновым (1978), в XI-XIII вв. приходской и домовой церквями использовалось для богослужения не менее восьми книг: Евангелие и Апостол апракос, Триоди постная и цветная, Минея общая, Псалтирь с возследованием, Служебник и Требник⁹Сапунов Б. В. Книга в России. С. 77.. Однако еще Н. В. Волков (1897) допускал, что в древнерусской церкви в XI—XIV вв. могло находиться одно лишь Евангелие апракос¹⁰Волков Н. В. Статистические сведения о сохранившихся древнерусских книгах XI-XIV вв. и их указатель. СПб., 1897. С. 18.. Таким образом, по Волкову, допустимым книжным минимумом приходской церкви мог быть всего один экземпляр Евангелия. Напомним, что Е. Е. Голубинский (1901) считал вероятным для XI-XIII вв. и полное отсутствие какого бы то ни было книжного набора в приходской церкви. Он полагал, что в период становления и утверждения христианства на Руси нельзя исключать вероятность осуществления службы священником наизусть по памяти, без использования книг¹¹Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1901. Т. 1, ч. 1. С. 474-481.. Как бы ни определять книжный набор древнерусской церкви, можно думать, что он был скорее минимальным. Будучи принадлежностью церковного культа и обладая определенными обрядовыми функциями, подобные «наборы» в основном имели сугубо прикладное культовое значение.

Наряду с богослужебной литературой в «наборы» могли входить сочинения отцов церкви, произведения агиографии, сборники памятников канонического права и др. Однако такие расширенные «наборы», состав которых зачастую был случайным, а составляющие их экземпляры вряд ли хранились вне алтаря в каких-то специальных помещениях, можно считать не более чем ранним прототипом библиотечных собраний Руси.

Уже в XI-XII вв. крупные монастыри и соборы Древней Руси помимо необходимых храмовых богослужебных наборов обладали более обширными собраниями книг. Такие собрания, по-видимому, были в Киевском Софийском соборе и в Киево-Печерском монастыре. Так, в Повести временных лет в известной статье 6545 (1037) г. содержатся сведения не только об организации по инициативе Ярослава Мудрого книгописных работ, но и о том, что этот князь «положи в святей Софьи церкви, юже созда самъ», книги, изготовленные по его заказу. Весьма отрывочные данные содержат источники о собрании книг Киево-Печерского монастыря. Так же, как ничего неясно о составе книг киевской Софии, нет никаких конкретных данных о книгах, входивших в «библиотеку» этого монастыря. Все сведения об этом скрываются за обобщением «книгы многы» или просто «книгы». Однако даже весьма туманные и отрывочные известия источников позволяют предположить, что в Печерском монастыре имелись книги, не предназначавшиеся для храмового богослужения. Так, «неспанием по вся нощи» из-за любви к чтению отличался ученик Феодосия Печерского иеромонах Дамиан.

О том, как пополнялся книжный фонд Киево-Печерского монастыря, источники умалчивают. Наиболее вероятно, что это были традиционные для Древней Руси изготовления вкладных книг по заказу, а также дарения частными лицами прежде сложившихся у них комплексов книг. В «Сказании о начале Печерского монастыря», помещенном в ПВЛ под 6559 (1051) г. отмечается, что Феодосий Печерский переписал у чернеца Михаила, прибывшего в Киев с митрополитом Георгием, греческий Студийский устав, и ввел его в своей обители («...и обрегъ оу него, и списа, и оустави въ манастыри своемъ»). Это дает основание предположить существование в Древней Руси практики переписывания книг для внутреннего пользования грамотной частью монастырского и церковного клира.

В отличие от сведений о церковных вкладах, которыми изобилуют записи писцов и летописные статьи, известия о дарении комплекса книг в источниках как правило отсутствуют. Тем ценнее уникальное известие Киево-Печерского патерика о пожертвовании черниговским кн. Николой Святошей имевшихся у него книг. Однако насколько значительным было число этих книг, сколько экземпляров (единицы? десятки?) составляли подобные дарственные комплексы и каковы они были по своему содержанию — неясно.

Надпись-граффити (Считалка о перепелке) на стене новгородского Софийского собора

Внимание к «книгам многим» нарративных источников связано не только с культовой ценностью книг, но и с их реальной стоимостью (дороговизной пергамена и драгоценных окладов). Дотошное описание в ряде летописных статей вкладных икон, золотых и серебряных сосудов, книг, украшенных камнями и окованных серебром и золотом, с окладами, щедро унизанными жемчугом, оставляет впечатление перечня прежде всего материальных ценностей, передаваемых церкви, и только потом — ценностей духовных и культовых.

Однако всякое упоминание о церковных вкладах (в том числе книжных) является одновременно свидетельством духовного подвига жертвователя. Так, в летописном некрологе владимиро-волынскому кн. Владимиру Васильковичу (1269-1288 гг.) содержится уникальный перечень книг, которые он жертвовал в духовные корпорации своего княжества. Все книги Владимира Васильковича — из традиционного расширенного богослужебного набора и в основном предназначены для храмого богослужения.

Сохранилось несколько летописных свидетельств, касающихся других, на сей раз утраченных, вкладных «книг» в Древней Руси. Так, знаменитая новгородская церковь Иоанна Предтечи на Опоках была «Еуангелиемъ многоценнымъ, и всеми книгами исполнь» стараниями в. кн. Всеволода-Гавриила Мстиславича¹²ПСРЛ. М., 2000. Т. 3: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 558. Впрочем, вопрос о датировке Устава в. кн. Всеволода, в котором помещено это свидетельство, временем ранее XIII в. спорен..

Владимирский кн. Константин Всеволодович прославился тем, что «многы церкви созда по своей власти... исполняя книгами и всякими украшении». Если считать достоверными приведенные сведения, то можно думать, что и эти «книги» представляли собой элементы все тех же традиционных богослужебных книжных наборов.

Нет оснований считать частной и так называемую «библиотеку» ростовского епископа Кирилла I, изъятую по княжескому суду 1229 г. По-видимому, под «книгами» этого владыки следует понимать богослужебный книжный набор кафедрального ростовского Успенского собора¹Специальной исследовательской проблемой являются попытки реконструкции «библиотеки» Кирилла I, начатые еще А. И. Соболевским (1889 г.) и продолженные сегодня Г. И. Вздорновым, О. А. Князевской, В. С. Голышенко, а также автором этих строк; подробнее об этом см. параграф 2 главы 7 настоящей работы, которым Кирилл I владел как глава ростовской епархии. Смещение его с кафедры было равнозначно изъятию из его ведения имуществ ростовской церкви («кун, сел и товара»), в том числе — епископской библиотеки.

Особый интерес представляют известия о княжеских книгах. Туманное известие записи Изборника 1076 г. о «многих книгах княжих», интерпретируемое исследователями как свидетельство существования в XI в. библиотеки великих киевских князей¹³Сапунов Б. В. Книга в России. С. 145. Содержательная сторона славянской, в том числе древнерусской книжности, значительно лучше изучена и имеет совершенно самостоятельную и обширнейшую историографию (хотя проблемы объема и состава переводной, гомелитической, догматической, церковно-юридической книжности остаются предметом бурных дискуссий у нас в стране и за рубежом). Некоторое представление об исследованиях, написанных в рамках этого направления и комплексе затрагиваемых проблем дает недавно переведенный на русский язык объемистый труд Г. Подскальски «Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988-1237 гг.)» (СПб., 1996). Однако как выглядели эти «многие книги княжи», какого они были объема, сколько их было, на чем они были написаны, неясно. Очевидно одно: даже русские монастырские библиотеки второй половины XVI в. (т.е. эпохи книгопечатания) редко состояли более, чем из 500 экземпляров печатных книг и кодексов, а чаще — едва достигали 200—300., на наш взгляд, не дает оснований для широких выводов и обобщений. Любовью к чтению книг кроме киевского в. кн. Святослава Ярославича отличались галицкий кн. Ярослав Осмомысл, киевский в. кн. Роман Ростиславич, владимирский кн. Константин Всеволодович и др. В своем «Поучении...» Владимир Мономах говорит о значении Псалтири для преодоления жизненных тягот: «...вземъ Псалтырю, в печали разгнухъ я, и то ми ся выня». Однако нет никаких данных о том, что представляли собой эти княжеские книги с точки зрения их содержания и формы.

Выходные записи XI-XIV вв., содержащие сведения об изготовлении пергаменных кодексов на заказ, никогда не называют их заказчиков владельцами (их книги предназначались для последующего вклада). Кроме того, древнейшие пергаменные кодексы Руси за редчайшими исключениями были весьма объемистыми, крупноформатными (как правило, в 1⁰) и тяжелыми, не слишком приспособленными для использования без специальных пюпитров (аналоев). Трудно представить себе древнерусских князей, более привыкших к боевому мечу или копью, читающими такие книги «часто в нощи и въ дне».

Текст Новгородской псалтири был процарапан по воску писалом (стилосом) — заостренным с одной стороны металлическим или костяным стержнем. Весьма вероятно, что этот деревянный кодекс предназначался не для богослужения в храме. Массовые находки в культурном слое Новгорода писал (свыше 200 экземпляров¹⁴Овчинникова Б. Б. Писала-стилосы древнего Новгорода X—XV вв.: Свод археологического источника // Проблемы истории России. Вып. 3: Новгородская Русь. Историческое пространство и культурное наследие. Екатеринбург, 2000. С. 45-105.), а также 12-ти цер (правда, либо лишенных текста, либо с фрагментами азбуки) не оставляют сомнения в том, что в Древней Руси была известна эта широко употреблявшаяся в Византии и средневековой Европе форма рукописного кодекса. Это тем более очевидно, что для письма по бересте одна из сторон писала (стилоса) — закругленная тупая — была бесполезной. Однако именно она, предназначавшаяся для стирания написанного, была совершенно необходима для создания навощенных деревянных кодексов. Не являлись ли церы удобной и компактной формой «книг княжих»? Они могли содержать самые разные и достаточно короткие тексты, которыми можно было пользоваться практически в любое время и даже носить их при себе.

В целом книжные собрания Древней Руси (в том числе и расширенные богослужебные наборы) были весьма скудными. Судить об их составе можно весьма приблизительно: описи церковного и монастырского имущества, в том числе рукописей и печатных книг, появились в России только в XVI-XVII вв. Однако из этих описей ясно, что даже к середине XVI в. книжные собрания России не достигали того количества томов, которое принадлежало крупнейшим монастырям и частным библиотекам Европы уже в XIII-XIV вв. (более 1000 экземпляров книг)¹⁵См., например: Романова В. Л. Рукописная книга и готическое письмо во Франции в XII-XIV вв. М., 1975. С. 48, 54-55.. Так, согласно описям монастырского имущества, библиотека Иосифо-Волоколамского монастыря в 1545 г. насчитывала 755 книг; в 1573 г. — ок. 1150 книг; в 1591 г. — 964 книги (из них 952 рукописные)¹⁶Кукушкина М. В. Монастырские библиотеки Русского Севера: Очерки по истории книжной культуры XVI-XVII веков. Л., 1977. С. 125-176, особенно С. 169-171. . Библиотека Соловецкого монастыря состояла в 1514 г. из 127 книг; в 1549 г. — из 281 книги; в 1570 г. — из 329 книг; в 1597 г. — из 481 книги. Еще меньшим было библиотечное собрание Антониево-Сийского монастыря, насчитывавшее в 1556 г. — 66, а в 1597 г. — 168 томов.

Таким образом, книжный фонд Древней Руси в XI-XIII вв. только формировался. Вместе с ним создавались и первые книжные собрания, по крайней мере до конца XV — начала XVI в. остававшиеся (за редким исключением) минимальными богослужебными наборами.