Женские монастыри
Если девушка не вышла замуж, то ее, если возможно, нужно было поместить в монастырь. Для того чтобы избавиться от нее навсегда, в монастырь благочестиво вносились деньги, и там девушка устраивалась прилично на всю жизнь. Только в редких случаях удавалось сделаться монахиней без вклада в монастырь.
Таким путем пополнялись и отчасти содержались английские женские монастыри, по крайней мере в XIV и XV столетиях, каковы бы ни были монастыри в теории или в их далеком прошлом, но в этот период они не являлись убежищем дли бедных женщин или приютом для женщин с особым призванием к религиозной жизни. Из записей о регулярных епископских объездах видно, что в женских монастырях проявлялось много чисто женских инстинктов и что дисциплина была недостаточно строга, хотя крупные скандалы бывали редки.
Монахиня и, в особенности, настоятельница или ее помощница (приоресса) редко забывали о своем светском происхождении и воспитании. Подобно чосеровской госпоже Эглвитине, они были больше образцом светской изысканности к умения себя держать, чем образцом набожности.
Монастырские правила об одеянии и поведении, составленные в далекие времена основателями монастырей с аскетическими идеалами, теперь повсюду были в полном пренебрежении, «ибо более шести скучных столетий епископы вели священную войну со светским модничанием в монастырях — и все тщетно». Епископский ревизор часто бывал буквально оглушен потоком пронзительно визгливых речей приорессы, жалующейся на монахинь, и всех двенадцати монахинь вместе, обвиняющих приорессу, и, опасаясь надвигающейся бури, убегал прочь, кое-как проведя ревизию.
Тщетно пытался епископ удалить стаи «охотничьих собак и других гончих» и часто обезьян, с которыми вопреки монастырским правилам бедные леди разделяли свой длительный досуг. В одном женском монастыре Линкольнской епархии, когда прибывший туда епископ, оставив копию указа, в котором он приказывал монахиням подчиняться ему, собрался в обратный путь, они побежали за ним к воротам и бросили ему в лицо указ, крича, что никогда не будут соблюдать его.
Женские монастыри, хотя и многочисленные, были невелики. В Англии из ста одиннадцати монастырских домов только в четырех было больше тридцати человек. Общее число монахинь в стране колебалось между 1500 и 2000. Но, конечно, в каждом женском монастыре имелись прислужники и один или несколько священников.
В XV веке эти учреждения в финансовом и в других отношениях приходили в упадок. В течение сорока лет по настоянию ортодоксальных епископов, еще до того, как Генрих VIII решительно взял в свои руки это дело, уже было закрыто восемь монастырей. Например, в 1496 году илийский епископ Олькок основал в Кембридже Христ-колледж вместо Сент-Радегундского монастыря, закрытия которого он добивался по причине «небрежности, расточительности, распутности и невоздержанности монахинь этого монастыря, что является следствием соседства с Кембриджским университетом». В конце концов, были оставлены только две монахини: одна отсутствующая, друга» «ребенок». Так, по крайней мере, заявил епископ, стремившийся очистить место для более полезного учреждения.
Конечно, Сент-Радегундский монастырь указывается как исключительно плохой пример женской монашеской обители, но даже в целом верно то, что женские монастыри и Англии позднего средневековья были менее полезными и менее прекрасными убежищами для религиозных женщин, чем в настоящее время.
За годы, истекшие со времени нападок Уиклифа на накапливание церковью огромных богатств за счет церковных вкладов и до жестокой атаки на церковь Генриха VIII, в общем все еще делались денежные и земельные вклады, теперь они реже попадали мужским и женским монастырям и нищенствующим орденам - чаще часовням и школам. По видимому, в этот более поздний период богатое дворянство и горожане, делая дарения и составляя завещания, больше думали о самих себе и о своих согражданах-мирянах и меньше о святой церкви.
В XV столетии обеспечение постоянным доходом школ было также полезно для образования мирян, как и для образования духовенства. Основание часовен вызывалось главным образом эгоистическими побуждениями: в часовне один или два священника оплачивались, с тем, чтобы они служили обедню за спасение души основателя. И каковы бы ни были взгляды жертвователя на то, что его ожидает в загробном мире, ясно, что это был способ завещания для увековечения своей памяти здесь, на земле.
Часовня для заупокойных месс часто принимала архитектурную форму художественно выполненной капеллы, примыкающей к одной из внутренних стен церкви, с большой гробницей основателя внутри капеллы: иногда это отдельное здание — небольшая церковка или капелла, носящая имя своего основателя, чтобы сохранить его потомству. «Есть надежда, что память о большом человеке может пережить его на полгода, но, хороня госпожу (свою жену), он тогда же должен воздвигать церкви, потому что иначе он будет мучиться, что не думает о ней».