Города. Сельские местности
После экономических и религиозных волнений среднего периода эпохи Тюдоров наступил золотой век Англии. Золотые века не бывают сплошь из золота, и они никогда не долговечны. Но Шекспиру посчастливилось жить в самое лучшее время и в такой стране, где, не зная почти никаких помех и всесторонне поощряемые, могли развиваться высшие способности человека. Лес, поля и город — все они были тогда подлинным совершенством и были необходимы для создания совершенного поэта.
Его соотечественники, еще не закабаленные машинами, были вольными творцами и созидателями. Их умы, освобожденные от средневековым оков, еще не были опутаны пуританским или каким-либо другим современным фанатизмом. Англичане эпохи Елизаветы были влюблены в самое жизнь, а не в какой-то теоретический призрак жизни. Широкие слои общества, освобожденные теперь от гнета нищеты, чувствовали подъем душевных сил и выражали его в остроумных изречениях, музыке и пении.
Английский язык достиг полнейшей красоты и силы. Мир и порядок наконец воцарились во всей стране, даже во время морской войны с Испанией. Проводившаяся до тех пор политика страха и угнетения на несколько десятилетий стала более простой и сводилась к служению женщине, которая была для своих подданных символом их единства, процветания и свободы.
Ренессанс, задолго перед этим переживший снова весну на своей родине в Италии — где теперь жестокие морозы погубили его, — достиг наконец, хотя и с опозданием, своего торжествующего лета на этом северном острове. Во времена Эразма Ренессанс в Англии ограничивался кругом ученых королевского двора. Во времена Шекспира он, в некоторых отношениях, дошел до народа. Библия и классическая культура древнего мира больше уже не оставались достоянием немногих ученых.
Благодаря классическим школам классицизм проникал из кабинета ученого в театр и на улицу, из ученых фолиантов в народные баллады, которые знакомили самые простонародные аудитории с «Тиранией судьи Аппия», «Злоключениями царя Мидаса» и другими великими сказаниями греков и римлян. Древнееврейский и греко-римский образы жизни, воскрешенные из могил далекого прошлого волшебством науки, стали понятны англичанам, которые воспринимали их не как мертвый археологический материал, а как новые области воображения и духовной силы, которые свободно смогут найти свое преломление в современной жизни.
В то время как Шекспир превращал «Жизнеописания» Плутарха в своего Юлия Цезаря и своего Антония, другие использовали Библию как основу для создания новых форм жизни и мышления религиозной Англии.
И в эти плодотворные годы царствования Елизаветы «узкие моря», в бурях которых английские моряки закалялись в течение столетий, расширились в беспредельные океаны мира; здесь на вновь открытых берегах отважная и предприимчивая молодежь искала в торговле и сражениях романтических приключений и добивалась богатств.
Молодая жизнерадостная Англия, излечившаяся наконец от навязчивой идеи Плантагенетов завоевать Францию, осознала себя как островное государство, судьбой связанное с океаном, с радостью почувствовавшее после бури, которую несла ей Армада, свою безопасность и свободу, которую могли дать ей охраняемые моря; тогда еще бремя далеких земель империи не лежало на ее плечах.
Разумеется, была и оборотная сторона всего этого, как бывает во всякой картине человеческого благополучия и поведения. Жестокие нравы прошлых столетий не могли быть изжиты легко и быстро. Заокеанская деятельность англичан Елизаветинской эпохи не считалась с правами негров, которых они увозили в рабство, или с правами ирландцев, которых они грабили и убивали; даже некоторые из благороднейших англичан, такие, как Джон Хокинс на Золотом Береге и Эдмонд Спенсер в Ирландии, не отдавали себе отчета в том, посеву каких семян зла они способствовали.
Да и в самой Англии женщине, преследуемой соседями, считавшими ее ведьмой; иезуитскому миссионеру, четвертуемому живым на эшафоте; унитарианцу, сжигаемому на костре, и пуританину-диссиденту, которого вешали или «заковывали в железные оковы в страшных и отвратительных тюрьмах», — всем им мало радости принесла эта великая эпоха.
Но в елизаветинской Англии такие жертвы были не так многочисленны, как в других местах Европы. Мы избежали пучин бедствий, в которые были ввергнуты другие народы: испанской инквизиции, массовых мученичеств и убийств, которые обратили Нидерланды и Францию в место кровавой бойни, совершаемой во имя религии. Наблюдая все это через Ла-Манш, англичане радовались, что живут на острове и что мудрая Елизавета - их королева.
Как некогда исследователь старины Леленд объехал Англию Генриха VIII и записал свои наблюдения, так величайший из всех наших исследователей Уильям Кемден объездил счастливое королевство Елизаветы и увековечил его в своей книге «Британия». Незадолго до него священник Уильям Гаррисон и после него путешественник Файнс Морисон оставили нам картины английской жизни своего времени, которые можно с удовольствием сопоставить с еще более живыми и блестящими образами Шекспира.