Социальные отношения
Изучение истории и литературы елизаветинской Англии оставляет впечатление большей гармонии и большей свободы в общении классов, чем в более ранние и более поздние времена, будь то времена крестьянских восстаний, «уравнительных» доктрин, антиякобинских ужасов или обособленности и снобизма высших классов.
Деление на классы во времена Шекспира принималось как должное, без зависти со стороны низших классов и без назойливой заботы средних и высших классов научить «великому закону субординации» «низшие классы» — заботы, которая столь уродливо проявилась в XVIII веке и в начале XIX века, например в открытии «благотворительных» школ для бедных.
Типичным учебным учреждением в царствование Елизаветы была средняя классическая школа, в которой обучались вместе наиболее способные мальчики всех классов; напротив, для XVIII и XIX веков были типичны «благотворительная» школа, сельская школа и «общественная» школа, в которых обучение велось строго раздельно, по классовому принципу. Люди Елизаветинской эпохи принимали социальный строй так же, как они принимали и все прочее, — просто и естественно — и общались между собой без стеснения и без подозрительности.
Деление на классы, спокойно принимавшееся обеими сторонами, не было резким; более того, оно не было даже строго наследственным. Отдельные лица и семьи попадали из одного класса в другой или вследствие обогащения или разорения, или в результате простой перемены занятия. Здесь не было непроходимого барьера, какой в средневековой Англии отделял лорда манора от его крестьянина или во Франции до 1789 года отделял дворянство как наследственное сословие от всех других.
В Англии Тюдоров такие резкие линии раздела были невозможны вследствие многочисленности и разнообразия людей промежуточных классов и занятий, которые были тесно связаны в своих делах и повседневных развлечениях с людьми, стоящими выше или ниже их по общественному положению. Английское общество зиждилось не на равенстве, а на свободе — на свободе благоприятных возможностей и на свободе личного общения.
Такова была Англия, которую знал и принимал Шекспир: его одинаково интересовали мужчины и женщины всех классов и всех профессий, но он оправдывал «иерархию» как необходимую основу человеческого благополучия.
Пэры королевства были небольшой группой дворянства, пользующейся большим личным влиянием и некоторыми установленными законом привилегиями, возбуждавшими зависть, хотя они не были освобождены от налогов. От них ожидали, что каждый будет развивать свое крупное хозяйство и оказывать широкое и щедрое покровительство своим, клиентам, часто получавшим слишком скудный доход от своих имений. Знать потеряла независимую военную и политическую силу, которой пользовалась как класс до войн Алой и Белой розы.
Тюдоры не хотели, чтобы категория пэров была многочисленной, и воздерживались от пожалований этого звания. Площадь земли, которой владели члены палаты лордов, была значительно меньше во времена Елизаветы, чем во времена Плантагенетов или Ганноверов; недавняя революция цен ударила по ним сильнее, чем по каким-либо другим лендлордам, и процесс скупки пэрами имений мелкого дворянства и фригольдеров еще не начался.
По всем этим соображениям палата лордов, особенно после исчезновения аббатов в митрах, была во времена Тюдоров менее важным органом, чем она была в прошлом и должна была стать снова в будущем. Корни старой аристократии были подрезаны, а новая аристократия еще не вполне созрела, чтобы занять ее место.
Но если царствование Елизаветы не было великим веком для пэров, то оно было великим веком для джентри. Численность их, богатство и значение возрастали вследствие упадка старой аристократии, стоявшей между ним и короной; вследствие раздела земель монастырских имений; вследствие оживления торговли и улучшения обработки земли новой эпохи.
Сквайр времен Тюдоров и Стюартов ни в коем случае не вел такой изолированной и идиллической жизни, как это представляли себе некоторые историки. Он был частью общего механизма деятельного общества. Земельное дворянство непрерывно пополнялось из рядов йоменов, купцов и законоведов, делавших свою карьеру; в то же самое время младшие сыновья владельца манора обучались в промышленности и в торговле.
Таким путем старые семьи имели личную связь с новым обществом и деревня имела связь с городом. Несомненно, на западе и на севере, в будущих областях «кавалеров» (роялистов), деревня была более изолирована, чем в графствах, тесно связанных с торговлей Лондона, но это различие, хотя и реальное, было только относительным.
Разумный обычай обучения торговле младших сыновей сквайров становится во времена Ганноверов менее распространенным, отчасти вследствие уменьшения (почти полного исчезновения) класса мелких сквайров. Презрительное отношение некоторой части джентльменов XVIII и XIX столетий к «пачканью рук торговлей» было особенно нелепым, потому что почти все такие семьи возвысились всецело или частично благодаря торговле и многие фактически непрерывно занимались ею, хотя изящные леди из этих семей могли мало знать об этом.
Но в Елизаветинское время было гораздо меньше этого бессмысленного снобизма. В Лондоне в ученичестве «часто находились дети дворян и знатных лиц», которые послушно служили своим мастерам в надежде повыситься до участия в деле, но в часы досуга «ходили в дорогих нарядах, носили оружие и посещали школы танцев, фехтования и музыки».
На памятниках времен Елизаветы и Якова, которые можно найти в приходских церквах, имеются надписи: «горожанин и мануфактурист», «горожанин и галантерейщик» из Лондона или из каких-либо других городов; такого рода надписи трудно найти на мемориальных плитах более позднего времени.