Религия
Быстрые перемены в сознании и нравах шотландцев в течение XVIII столетия не пришли в сколько-нибудь серьезное столкновение с влиянием церкви, как это произошло в современной Франции. Поэтому духовенство и религиозные светские люди Шотландии с течением времени проявляли все большую терпимость и их взгляды становились все более разумными.
Пресвитерианская фанатическая набожность, которая была очень суровой в годы, непосредственно следовавшие за революцией 1688 года, начала смягчаться, когда поколение более молодого духовенства и старейшин постепенно заняло место неистовых старых пророков торфяных болот. Установление веротерпимости, лучшее образование, английское влияние и неуловимый «дух века» расширяли их кругозор по мере того, как проходили годы.
Преследование колдуний прекратилось. Движение латитудинариев, преобладавшее в современной церкви Англии, имело близкую аналогию во взглядах «умеренных», которые стали наиболее влиятельной сектой шотландского духовенства. Мудрое руководство историка Робертсона (1721-1793) побудило церковную ассамблею встать на путь мира.
Возможно, что некоторые из «умеренных» зашли слишком далеко и более ревностные из их всегда критически настроенных слушателей имели, может быть, некоторые основания для жалоб на то, что проповеди были «холодной болтовней о морали», которой не хватало ортодоксальности доктрины и апостолического рвения.
В надлежащее время маятник качнулся в обратную сторону, и в начале XIX столетия евангелическое возрождение, связанное с людьми, подобными шотландскому богослову Томасу Челмерсу (1780-1847), вдохнуло свежие силы в шотландскую религию. Но религия Челмерса не была больше ограниченным и нетерпимым вероисповеданием: «умеренные» сделали свое дело. XVIII век увидел также большие изменения в судьбах и в духе епископального меньшинства.
Ко времени унии 1707 года епископалы были грозной корпорацией, практически идентичной с якобитами и готовой бороться за реставрацию своей церкви и своего короля; но они не употребляли английский молитвенник, и их религия была только смягченной формой религии пресвитерианской государственной церкви.
Однако в XVIII веке они постепенно все больше сближались с нацией в области политики и все дальше отходили от нее в религии. После краха якобитизма они стали лояльными подданными Георга III; в то же время принятие ими молитвенника, весьма похожего на английский, отделяло их от шотландских собратьев как религиозную общину со своим собственным направлением.
Их число постепенно уменьшалось. В царствование Анны они еще были во многих частях Восточной Шотландии церковью народа, и в качестве таковой им было разрешено во время революции, несмотря на закон, по-прежнему занимать церковные приходы и пасторские дома. Но когда это поколение приходских священников исчезло, они были заменены пресвитерианскими священниками.
С другой стороны, положение епископалов улучшилось в одном важном отношении. Если английским диссидентам во время революции был дарован закон о веротерпимости, то шотландские епископалы такого закона не получили. Их положение было во всех отношениях ненормальным, так как зависело не от закона, а от местных настроений и силы.
Лишь в 1712 году тори из вестминстерского парламента провели закон о веротерпимости для Шотландии — первый плод унии, в высшей степени справедливый и естественный, но воспринятый пресвитерианами с глубоким подозрением, как вестник нового наступления на установленный порядок.
И действительно, через несколько недель последовало другое, и более сомнительное вмешательство британского парламента вдела шотландской церкви. В 1712 году был восстановлен патронат, то есть право отдельных собственников назначать приходских священников. Для англичанина, привыкшего к системе англиканской церкви, это могло казаться маловажным, но шотландская религиозная и социальная история последних 150 лет оказала на шотландцев такое глубокое влияние, что они не могли отнестись равнодушно к восстановлению патроната.
Демократический элемент в назначении священников в приходы рассматривался ортодоксальными пресвитерианами как существенный пункт религии; и независимо от всех теорий имелась практическая опасность в праве назначения кандидатов на духовную должность их патронами, многие из которых были латитудинариями, епископалами или якобитами.
По этим причинам патронат был уничтожен во время революции законом шотландского парламента. Актом 1690 года протестантские наследники и старейшины могли «называть и предлагать» священника всей конгрегации, которая в случае несогласия могла апеллировать к пресвитерии, чье решение являлось окончательным.
Но теперь, в 1712 году, «прелатский» парламент Вестминстера изменил этот закон с явным пренебрежением к духу договора об унии. Право назначения кандидатов на духовные должности было возвращено старым патронам, если только они не были римскими католиками.
Хотя новый закон вызвал глубокое негодование, его последствия не были заметны для первого поколения, жившего после его принятия. Но окончательный результат был действительно важным. Патронат был основной причиной того, что ряд пресвитерианских корпораций откололся от государственной церкви, связанной этим государственным законом.
Как бы то ни было, Шотландия, до сих пор враждебно относившаяся к сектам, процветавшим в Англии, увидела рост числа нонконформистских церковных общин, соперничающих с государственной церковью, хотя и резко отличающихся от нее доктриной и ритуалом.
В XIX веке отдаленные последствия закона 1712 года о патронате достигли своей кульминационной точки в отделении «свободной церкви» под руководством Челмерса.
Это выступление в защиту евангелической свободы является одним из значительных фактов современной истории Шотландии (1843). Наконец; в 1875 году закон о патронате, с такой легкостью принятый в царствование Анны, был отменен, вследствие чего появилась возможность для того частичного воссоединения разрозненных течений шотландской церкви, которое имело место в наши дни после того, как государство актом 1921 года дополнительно провозгласило неограниченную свободу церкви во всех духовных делах.