История Англии

Закон о бедных

Положение сельскохозяйственного рабочего, особенно на юге, было часто очень скверным в тридцатых и «голодных» сороковых годах, когда даже фермер, который его нанимал, переживал тяжелые времена.

На «трудящихся бедняков», в поле или на фабрике, лег тяжелый гнет нового закона 1834 года о бедных, когда была отменена выдача пособия беднякам, не живущим в работных домах, и «испытание работного дома» стало обязательным для просителей общественной милостыни.

Такова была безжалостная утилитаристская логика членов Комитета по контролю за соблюдением закона о бедных, которым закон дал власть. Это было жестокое лекарство от ужасной болезни; спинхэмлендская политика сбора с трудящихся налога в пользу бедных, используемого для выдачи пособий низкооплачиваемым, ставила даже имеющего работу рабочего в положение нищего и держала оплату на низком уровне; более того, теперь эта система разоряла и налогоплательщиков.

Операция была необходима, чтобы спасти общество, но хирургический нож применяли без анестезии. Необходимость сделать жизнь в работных домах менее привлекательной, чем работа в поле или на фабрике, была главным принципом, на основе которого действовали члены комитета, а так как в этот период они не могли увеличить привлекательность работы по найму при помощи установления минимума заработной платы, то чувствовали себя обязанными сделать и без того не очень счастливую жизнь в работных домах еще более скверной.

Кроме того, занявшись проблемой взрослых рабочих, комитет смотрел сквозь пальцы на то, насколько справедливо обращаются здесь со стариками, детьми и инвалидами и проявляется ли та забота о них, которую они во всяком случае заслужили.

«Оливер Твист» Диккенса был нападением на порядок, существующий в работном доме, и эта критика нашла отклик в широких массах, ставших более отзывчивыми в Викторианскую эпоху. Трудящийся класс города и деревни рассматривал новый закон о бедных как ненавистную тиранию.

Национальный и централизованный характер, который придали первые члены комитета закону о бедных, помог осуществить много улучшений, подсказанных позднее филантропией, которая постепенно стала более гуманной, так как стала более опытной и научной. Несовершенный и жестокий, каким он был в 1834 году, закон о бедных как таковой был внутренне честен и содержал в себе семена своей собственной реформы.

Система, воздвигнутая для нового закона о бедных, основывалась не на принципах «laissez-faire», а на противоположной теории. Это было сочетание избирательного и бюрократического принципов, отстаиваемых в «Конституционном кодексе» Бентама. Три правительственных комиссара (чиновники, представляющие центральное правительство) должны были сформулировать правила применения закона о бедных и следить за их выполнением.

Но подлинными исполнителями этих правил должны были быть местные выборные корпорации — опекунские советы. Каждый «союз» приходов должен управляться «советом попечителей о бедных», избираемым всеми налогоплательщиками, и централизованная бюрократия наверху, и демократические избранные опекунские советы на местах — все это было заменой прежних методов управления, которое осуществлялось сельскими джентльменами, действовавшими в качестве неоплачиваемых мировых судей.

Однако новый закон о бедных 1834 года был весьма неудачным началом для реформирования методов управления в сельских местностях. Его жестокость, особенно относительно разделения семей, внушала сельской бедноте отвращение к улучшениям и примиряла ее с прежним «отеческим» правлением мировых судей. Новый закон о бедных мог бы служить образцом для других изменений в местном управлении, но он был слишком непопулярен.

Почему сквайры — как виги, так и тори — покорно соглашались на это нарушение их права управлять сельской местностью только в вопросе о применении закона о бедных? Только в отношении этого закона они допустили вторжение государственной бюрократии и выборной демократии в сельские области.

Причина этого ясна. Сельские джентльмены были непосредственно заинтересованы в перемене. При прежней системе выплаты пособий низкооплачиваемым (в дополнение к заработной плате) налог в пользу бедных, который выплачивали и сельские джентльмены, становился с каждым годом все тяжелее, и пессимисты предсказывали, что в конце концов он поглотит все доходы королевства.

Вигские министры представили билль как «мероприятие для помощи сельскому хозяйству», а Пиль и Веллингтон приняли его как таковой. По приказу Веллингтона палата лордов устояла от искушения отвергнуть эту весьма непопулярную меру.

В результате процветания промышленности и земледелия в пятидесятых и шестидесятых годах жребий наемных рабочих города и деревни стал значительно легче. Вскоре после 1870 года заработная плата сельскохозяйственных рабочих достигла такой высоты, какой впоследствии не достигала вновь в течение многих лет.

Всегда, в дурные и хорошие времена, заработная плата полевых рабочих на севере была выше, чем на юге, благодаря соседству угольных шахт и более высоким заработкам промышленных рабочих. Заработок батрака в Уэст-Райдинге Йоркшира составлял четырнадцать шиллингов в неделю, тогда как в Уилтсе и Суффолке только семь шиллингов.

Батраку, согнанному с огороженного общинного выгона и «открытого поля», иногда предоставляли в виде компенсации маленький участок земли, выделяемый филантропически настроенными сквайрами, священниками и фермерами, на котором он выращивал картофель.

Картофель в XIX веке оказывал значительную помощь батраку. Но выделение этих маленьких участков шло очень медленно. В пятидесятых и шестидесятых годах, когда земледелие еще процветало, лендлорды, особенно в крупных поместьях, подобных поместьям герцога Бедфорда, строили хорошие кирпичные коттеджи с шиферными крышами и двумя или даже тремя отдельными спальнями, так называемые «помещичьи коттеджи».

Прежние хижины были скверными, и большинство их было построено из глины, дранки и штукатурки и покрыто соломой; весь «коттедж» состоял из двух комнат. Фермерские дома были не только большими, но в среднем и более пригодными для жилья, чем старые хижины.

Лучшими из них обычно были те, которые недавно были построены лендлордом. Если хороший фермерский дом насчитывал уже два столетия, то это почти всегда был прежний помещичий дом, некогда принадлежавший какой-либо семье мелких сквайров.

Английский лендлорд, если и не был филантропом, то и не был просто «дельцом», извлекавшим из земли прибыль. Рента с новых «помещичьих коттеджей» редко покрывала расходы по их постройке и поддержанию. Существовали, конечно, и плохие лендлорды, и обычно сквайр мало симпатизировал желанию батраков повысить уровень своей жизни. Однако английский сельский землевладелец много сделал для сельской местности и ее обитателей.

Таким образом, когда британское сельское хозяйство достигло около 1870 года вершины своего процветания, предшествующего внезапной катастрофе следующего десятилетия, оно было основано на аристократической социальной системе, системе «двойного владения» лендлорда и фермера, которая сделала чудеса в способе производства, но слишком незначительно увеличила доходы батрака.

Верно, что он получал более высокую плату, чем сельскохозяйственные рабочие континента, но по английским меркам эта плата не была высока. Верно, что в материальном отношении он был лучше обеспечен, чем большинство самостоятельного крестьянства Европы. Верно также, что в Англии было много мелких ферм, на которых трудилась только семья фермера.

Но зато здесь больше не было столь многочисленного по отношению к другим обитателям страны независимого крестьянства, какое некогда существовало в Англии и еще сохранилось в континентальных странах.

Следствием такого положения явилось то, что, когда после 1875 года фритредерство завершило свою деятельность уничтожением процветания британского сельского хозяйства, воспитанные в городе избиратели были равнодушны к упадку сельской жизни, потому что она ассоциировалась с аристократической системой.

Слишком многие англичане смотрели почти с удовлетворением на развитие национального несчастья как на свободную и естественную экономическую перемену.

MaxBooks.Ru 2007-2023