Книга во второй половине XIX в.
Книга во второй половине XIX в. заметно дифференцируется функционально и стилистически. Былое единство художественного облика в книгах разного назначения и адреса сменяется довольно широким спектром возможностей и тенденций. Все больше различаются издания «роскошные» и обычные, нередко аскетически бедные. По-разному оформляются книги для удовольствия, развлекательные и деловые — научные, технические, учебные. Подобная деловая литература теперь отчетливо осознается как инструмент, как нечто утилитарное по преимуществу. Поэтому какие-либо украшения, нередкие в ученой книге прошлых веков, пред-ставляются сперва просто излишними, а вскоре и совершенно чуждыми прагматичному деловому отношению к ней читателя. Возвышенность знания, утверждавшаяся обликом старой книги, сменяется сухой практичностью
Отсюда и характерный устойчивый облик таких изданий: убористый тесноватый шрифт, по надобности — некрупные, отвечающие делу, но не претендующие на художественное обогащение книги иллюстрации, никаких орнаментов и символики внутри или снаружи. Строки на титульном листе расположены по единой традиционно симметричной схеме с четким выделением главной строки заглавия. Титульные шрифты, вопреки их все накапливающемуся многообразию, выбираются суховатые по рисунку, нередко зауженные, если нужно вместить в строку побольше слов. Сухой прозаизм этого оформления отчетливо выступает даже при сравнении с самыми скупыми и строгими образцами более ранних времен. Дело было, однако же, не в одной только дифференциации издательских жанров. Программный утилитаризм ополчается на художественную сторону книжного дела вообще, противопоставляет ей строгий интерес к смыслу текста. «Внешность и обертка все еще считаются едва ли не важной принадлежностью книги, целые кипы Парижских и Брюссельских изданий почти еженедельно присылаются в великосветские дома... Переплет, виньетка и прочее в этом роде еще играют довольно важную роль... Ah, comme c'est charmant! и книжки складываются в сторону», — иронизирует безымянный автор русского «Книжного вестника» в начале 1860 г. Разночинское просветительство презрительно отвергает великосветский эстетизм.
Поветрие это оказалось достаточно устойчивым. Уже в конце 70-х гг. литературный секретарь крупнейшего петербургского издателя М.О. Вольфа М.О. Песковский проповедовал те же принципы. Он утверждал: «Книга должна оставаться книгой, а все эти заставки, иллюстрации и разные "финтифлюшки", имеющие будто бы цель придать книге красивую внешность, роняют значение книги как самостоятельного продукта человеческой мысли... Издавайте их отдельно, альбомами, как произведения искусства, <... > а книгу печатайте лишь хорошим удобочитаемым шрифтом, на простой, удобной для чтения бумаге, без всякой роскоши... Когда я вижу в тексте какой-нибудь книги, в особенности книги серьезной, ценной, украшения, рамки, бордюры, заставки, узорчатые инициалы и пр., и пр., мне всегда вспоминается дрезденская со-бирательница древних статуй, которая одевала статуям в своем музее шляпы, башмаки, платье».
Такая принципиальная забота об абсолютной чистоте печатного слова приводила и к отрицанию иллюстраций. «Это профанация классиков! — восклицал М.О. Песковский. — Разве художник в состоянии передать то, что пишет великий писатель? Разве Гомер или Данте недостаточно иллюстрируют словами те мысли и образы, которые они желали распространить?» И в детской книге М.О. Песковский считал иллюстрации вредными: «Надо приучать ребенка с самых ранних лет перевоплощать в фантазии слова писателя в живые образы».
Впрочем, это была лишь одна идейно-художественная тенденция эпохи, и она уравновешивалась не менее активной противоположной. Украшенная, иллюстрированная «роскошная» книга активно развивается и получает характерные новые черты. В то время как в облике даже самых дорогих и богатых изданий времен классицизма и даже барокко сохранялась известная сдержанность, экономия художественных средств (однородные по рисунку, кон-структивно построенные шрифты, подчиненные естественным членениям книги украшения), время эклектики заметно тяготеет к нагромождению орнаментов, нередко разнородных и разностильных, к особой пространственной активности иллюстраций, к щегольству дорогими материалами, массивностью и громоздкостью.