Станковая графика XX века - страница 2
Подвижным, торопливо-нервным, рваным штрихом работали экспрессионисты и в литографии, а также в относительно редком у них офорте. Вот почему независимо от сюжетов этой графики, большей частью вполне мирных (городские пейзажи и обнаженная натура, сцены деревенского труда и портрет), она так насыщена драматизмом, вспышками страстей, психологическим пере-напряжением. Выразительность, экспрессия оторвались от изображения и повествования, стали почти целиком качествами самого графического языка. И не случайно с экспрессионизмом связаны опыты неизобразительной графики у В. Кандинского (ксилографии «Малые миры», 1923). К почти абстрактному, порой при этом иронически осмысленному лаконичному знаку-иероглифу развиваются и своеобразные остролинейные рисунки П. Клее
Вместе с тем шокирующе резкий графический язык экспрессионизма стал в годы мировой войны оружием политически тенденциозной агитационной и сатирической графики. В рисунках тушью и ксилографиях бельгийца Ф. Мазереля острота контраста обобщенных черных и белых пятен, экспрессивная деформация, схематическая простота сюжетов и характеристик проникнуты ан-тивоенным пафосом. Но тот же почти гротескный язык черного и белого вместе с плакатной однозначностью образов и ситуаций художник сохраняет и впоследствии, пытаясь разрешать с его помощью не только социально-критические, но и обобщенно символические или даже психологические задачи. Так строит он серии своих контрастных гравюр, составляющих порой связное повествование, своего рода наглядные «романы без слов». Деятельные экспансивные человечки страдают, борются, выясняют отношения, безмолвно жестикулируют и гибнут в своем схематичном черно-белом мире.
Безжалостным и тотальным отвержением социальной действительности, убеждением в ее жестокой бессмысленности, уродливости и безнадежной пошлости пронизана графика немецкого художника Г. Гросса, гротескная, но и убийственно зоркая ко всем мерзостям окружающей реальности. Его образы, всегда социально заостренные, резко типичные, с холодной яростью анатомируются на глазах у зрителя, предстают во всей своей духовной и физической отвратительности. Критика социальная сливается здесь с эстетической. Послевоенная Германия осуждена не только за свою бесчеловечность, лицемерие, развратность, но в не меньшей степени — за свое чисто физиологическое вырождение, патологическое безобразие всех и вся.
Чтобы выразить это, Гроссу потребовался специальный графический язык — жестко линейный, как будто неуклюжий, неправильный, отдающий самым грубым примитивом уличного, забор-ного рисования, но притом убийственно точный в характеристиках, пронизанных брезгливым отвращением ко всему, что изображается. Г. Гросс, конечно, впитал и претворил сильную традицию немецкой журнальной карикатуры довоенных лет (Г. Цилле, Т.Т. Гейне). Однако беспощадность его рисунков имеет уже иную художественную природу, насыщена волевым напряжением крайних авангардных тенденций начала XX в. Художником, как и Гросс, пораженным преимущественно безобразными, отталкивающими сторонами реальности, был О. Дике, соединявший подобным же образом экспрессионистическую перенапряженность образа с тем пристально-недобрым вглядыванием в конкретные подробности человеческого бытия, которую стали называть «Новой вещественностью».
В резко политизированной общественной атмосфере Германии 1920-х - начала 30-х гг. это направление нередко приобретало, особенно в графике, характер острой социальной критики и прямой политической сатиры. Открытым и острым драматизмом, апокалиптическим пафосом, так же как своей несколько отвлеченной метафорической образностью в сочетании с грубовато-энергичным, нарочито примитивизированным графическим языком с экспрессионизмом сближается альбом литографий Н.С. Гончаровой «Мистические образы войны», изданный в Москве в 1914 г. Русский футуризм, к которому принадлежало творчество этой художницы, был в известной мере параллелью этого течения.