Книга. Исследования и материалы. 1980 г.

Библиомания

Т.Ф. Дибдин
(Перевод с английского, предисловие
и примечания Л.Г. Климанова.)

Герцог Джон Роксборо с молодых лет проводил все время в собирании книг и посвящал «часы, и более того, дни» изучению своих книжных редкостей. Его коллекция изданий английского первопечатника Кэкстона не имела себе равных. Более того, он еще и читал свои книги. По свидетельству хорошо с ним знакомого писателя Вальтера Скотта, Роксборо был «пытливым и неутомимым читателем», делавшим «при чтении много наблюдений» над прочитанным. Но не только поэтому он был необычным для своего круга типом библиофила. Аристократ-библиофил, как правило, сам не охотился за книгами, а поручал это комиссионерам разного рода. Роксборо же обходил книжные лавки, был завсегдатаем книжных аукционов и принимал в них живое участие. За свое библиофильское подвижничество он получил прозвище «книжный герцог» (The Book-Duke).

Роксборо умер в 1804 г., а в 1812 г. в продолжение 45-ти дней проходил аукцион, на котором были распроданы книги его замечательной библиотеки, насчитывавшей 9353 названия, причем выручка от аукциона в пять раз превысила затраты герцога на собирание своей библиотеки. Участники аукциона, большей частью аристократы-библиофилы, буквально дрались за каждую книгу, и в историю английского библиофильства этот аукцион вошел под названием «Сражение Роксборо» (Roxburghe Battle). Знаменитый французский библиограф Ж.-Ш. Брюне, современник событий, назвал этот аукцион высшим градусом, показанным «термометром библиомании» в Англии. И действительно, цены за книги платились невиданные. Рекордом аукциона была покупка маркизом Блэнфордом, после долгого соперничества с конкурентами, за 2260 фунтов стерлингов «Декамерона» Боккаччо, изданного в 1471 г. в Венеции Христофором Вальдорфером — наивысшая цена, которая когда-либо до этого предлагалась за книгу!

Мы не стали бы здесь вспоминать ни о герцоге, ни об аукционе его книг, если бы крупнейшие английские библиофилы — участники аукциона не отметили совместным обедом это событие. Обед, состоявшийся 17 июня 1812 г., знаменит тем, что на нем по инициативе известного библиографа и библиофила Томаса Фрогнолла Дибдина был учрежден Роксборо-Клуб — общество библиофилов, названное так в память о «дне Боккаччо» и в знак уважения к памяти покойного владельца проданного на аукционе «Декамерона». Это было первое библиофильское общество в Европе.

Неписанный устав клуба был короток и прост: на его заседаниях, проводимых ежегодно 13 июня, в день продажи «Декамерона», обсуждаются только библиофильские дела; баллотирующийся в члены клуба может быть избран только единогласно; каждый член клуба обязуется издать для него перепечатку какой-нибудь редкой старой книги. Число членов, составлявшее на первом собрании 18 человек, через два года достигло 31, а затем и 40, но никогда не превышало этого числа.

Роксборо-Клуб стал не только библиофильским, но и издательским обществом. Всего им было издано около 70 книг, преимущественно поэтических, которые составили так называемый «Венок Роксборо» (Roxburghe Garland). Тираж каждого из этих изданий составлял от 3-1 до 60 экз., не более, и удовлетворял только потребности самих членов клуба. Президентом клуба стал граф Спенсер, вице-президентом — «отец этого блистательного клуба» Т.Ф. Дибдин.

Томас Фрогнолл Дибдин (1776-18.XI.1847) начал карьеру библиографа с издания в 1802 г. «Введения в изучение редких и ценных изданий греческих и латинских классиков», подражательного сочинения, послужившего, однако, знакомству с лордом Спенсером, владельцем одной из самых ценных частных библиотек в Англии. Спенсер затем покровительствовал Дибдину всю жизнь. В 1809 г. Дибдин издал «Библиоманию». В 1810-1819 гг. переиздал «Типографские древности» Эймса и Херберта (в 4-х т.), составил каталог главных редкостей библиотеки Спенсера, несколько томов «Библиографических путешествий» по Англии и странам континента. В 1817 г. вышел «Библиографический Декамерон» (в 3-х т.), тиражом, намного превысившим обычно ограниченные тиражи книг Дибдина — 750 экз. обычного и 50 экз. увеличенного формата. Библиофильским завещанием Дибдина стала «Библиофобия» (1832).

Библиографические работы Дибдина были сдержанно оценены Брюне во Франции и Эбертом в Германии, которые считали, что текст этих работ значительно уступает их художественному оформлению и что в них, наряду с ценными и правильными замечаниями, содержится много грубых и непростительных библиографу ошибок, А английский библиограф Дайс писал, что Дибдин — это «несведущий притворщик без элементарных школьных знаний, который опубликовал множество книг, кишащих ошибками в каждом описании». Но все критики Дибдина не заметили в его работах главного: во-первых, все книги описаны им de visu, чего не скажешь про многих его предшественников в библиографии; во-вторых, в его книгах ярко воссозданы и сохранены для будущих библиофилов характеры и типы английских библиофилов XVIII в. и современных автору; в-третьих, Дибдин сберег в своих работах множество библиофильских историй, составляющих в совокупности ценнейший «библиофильский фольклор», который каждый из нас читает всегда с глубочайшим интересом и удовольствием и которым, к сожалению, не богата наша отечественная библиофильская литература; в-четвертых, Дибдин рассматривает книгу неотрывно от ее бытования, для него путь книги, ее судьба важны не менее ее внутренней ценности и не менее этого заслуживают описания и увековечения; в-пятых, Дибдин первым обратил внимание библиофилов на ценность художественных переплетов и на то, что выдающиеся мастера переплетного дела как прошлого, так и нынешнего времени, заслуживают уважения и памяти наряду с авторами и издателями книг (историки библиографии и библиофильства считают это приоритетом Брюне). Дибдин был и остается классиком библиофильской библиографии.

Т.Ф. Дибдин был также одним из зачинателей научного инкунабуловедения, наряду с Фишером и Хайном в Германии. И, наконец, история библиофильства как неотъемлемая часть истории культуры многим обязана Дибдину.

Создание Роксборо-Клуба и его деятельность были частичным осуществлением некоторых предложений, выдвинутых Т. Ф. Дибдином в его книге «Библиомания», впервые предлагаемой отечественному читателю в русском переводе. Эта книга, вышедшая первым изданием в 1809 г.^*При жизни Дибдина «Библиомания» переиздавалась дважды: в 1811 и 1842 гг. Она была значительно расширена по объему, превращена в целый библиографический роман в диалогах, которые вели скрытые за вымышленными именами современные Дибдину библиофилы., вполне отвечала духу современного английского библиофильства и, в свою очередь, оказала значительное влияние на интерес к редким книгам вообще и ранним изданиям, особенно отечественной печати, в частности. Интерес этот не был новым для английского библиофильства явлением, как это можно видеть и из авторских примечаний к «Библиомании», но он особенно обострился после установления в 1806 г. Францией блокады Англии, так называемой «континентальной блокады». Доступ книг с континента прекратился, соответственно сузился рынок старой книги, а сами книги резко подорожали.

Обострение интереса к старой книге, рост внимания к английской старой и редкой книге подготовили почву для «Библиомании» Дибдина, которая стала событием библиофильской жизни Англии и дала толчок к невиданному оживлению библиофильской и аукционной деятельности, а отсюда и к невиданному подъему «термометра библиомании». .

Английское библиофильство было социально ограниченным культурным явлением и захватило лишь узкий в социальном отношении круг богатых людей (хотя читатель найдет в «Библиомании» среди библиофилов и башмачника, и каменщика, и мелкого торговца), которые были самозабвенными любителями книг, зачастую всю жизнь и состояние употреблявшими на их собирание. Ограниченность круга библиофилов ясна самому автору «Библиомании», и он прямо пишет об этом в главе «История болезни»: «она ограничивает свои атаки людьми высшего и среднего классов общества, в то время, как ремесленник, рабочий и крестьянин избегли ее, вовсе не пострадав. Она свирепствует, главным образом, во дворцах, замках, помещичьих усадьбах и особняках».

На этих-то библиофилов и были рассчитаны как «Библиомания», так и другие работы Дибдина.

Написанная с самозабвенной любовью к книге и ее собирателям, но и с долей мягкого юмора, «Библиомания» Дибдина знакомит нас и с историей английского библиофильства, почти у нас неизвестной, и в немалой степени с самим автором, присутствие которого ощущается на всех страницах книги, и с его отношением к тому, о чем он пишет, ибо он всегда пристрастен, симпатизируя всем, кто разделяет его страстную любовь к книге.

Перевод выполнен по первому изданию произведения: The Bibliomania; or Book-Madness; containing some account of the History, Symptoms, and Cure of this fatal Disease. In an Epistle addressed to Richard Heber, Esq. by the Rev. Thomas Frognall Dibdin, F. S. A. London, 1809.

При публикации сделаны сокращения в подстрочных примечаниях автора. В тексте «Библиомании» упоминаются малоизвестные форматы книг: imperial — 22×32 дюйма (55,88×81,28 см), royal — 25×20 дюймов (63,5×50,8 см).

Звездочка - подстрочные примечания автора, цифры – комментарии переводчика.

БИБЛИОМАНИЯ

или Книжное безумие,

содержащее некоторые соображения об истории, симптомах и средствах врачевания этой губительной болезни В послании, обращенном к Ричарду Хеберу¹Хебер, Ричард (1773-1833), исследователь английской литературы, библиофил, член Роксборо-Клуба. Его собирательское кредо: «Джентльмен не может обходиться без трех экземпляров книги: одного для разглядывания, другого для пользования, третьего для заимствователей». Как собиратель, ненавидел экземпляры на бумаге большого формата. Д. Феррнар посвятил ему поэму «Библиомания», а В. Скотт — 6-ю песнь «Мармион». После его смерти осталось 8 домов в Англии и на континенте, буквально затопленных книгами (около 150 тыс. книг, не считая памфлетов). , эсквайру, преподобным Томасом Фрогноллом Дибдином, членом общества любителей древностей

извещение

Представляя публике нижеследующее краткое и поверхностное мнение о болезни, которая, до того, как привлекла внимание д-ра Ферриара²Ферриар, Джон (1761-1815), врач. Наиболее известной из его немедицинских работ является «Комментарий к Стерну...» (Манчестер, 1798). В 1809 г. впервые была опубликована поэма Ферриара «Библиомания» в сокращенном виде, полностью она была напечатана во 2-м издании «Комментария к Стерну». (1812)., полностью ускользнула от проницательности всех древних и новых целителей, я имел целью затронуть, главным образом, ее ведущие характерные черты и преподнести читателю «честную сделку» (выражаясь языком моего старого друга Френсиса Кворлса³Кворлс, Френсис (1592-1644), поэт. В 1808 г. Дибдин предпринял издание произведений Кворлса, укрывшись под псевдонимом Реджинальд Волф. ) — информацию, которая может, в конечном счете, либо пресечь, либо ослабить разрушительное действие столь пагубного заболевания. Я мог бы без особого труда раздуть размеры этого трактата введением обширного дополнительного и небезынтересного материала, но счел более благоразумным дождаться результатов действия представленного «рецепта», одновременно простого по составу и мягкого по воздействию.

Т. Ф. Д.
Кенсингтон, 5 июня 1809.

Библиомания

Дорогой сэр,

Когда поэтическое послание д-ра Ферриара под заглавием «Библиомания» было объявлено к публикации, искренне признаю, что, как и многими моими знакомыми книголюбами, мной овладело сильное ощущение опасения и надежды: опасения, что меня могли обвинить, хотя бы косвенно, в содействии распространению этой мании, а надежда, что будет раскрыта полностью и справедливо истинная цель книгособирательства и литературных поисков. Внимательное чтение этого изысканного послания рассеяло мои опасения, так же как и мои надежды; ибо вместо язвительных стихов и сатирических замечаний я обнаружил уравновешенный, благозвучный и убедительный панегирик, не смешанный ни с какими правилами выбора книг или систематизации знаний.

Сказать, что я не был удовлетворен прочтением его, было бы вопреки правде; но сказать, сколь пылко я ожидал разработки темы, сколь нетерпеливо я предвкушал множество любопытных, подходящих и занимательных анекдотов и не нашел их там — вот признание, неосторожности которого у меня нет надобности бояться, когда идет речь об известных талантах открывателя Стерновых плагиатов^*В четвертом томе Трудов Манчестерского литературного общества (ч. IV, с. 45-87) можно найти весьма остроумное и забавное эссе, озаглавленное «Комментарий к Стерну», которое по опубликовании возбудило изрядный интерес. Это открытие можно, в какой-то мере, считать результатом библиомании.. Не скрою, однако, от вас, что прочитал это с неотступным наслаждением и оторвался от чтения с усилившейся тягой к

Когда кто бы то ни было берется описать безрассудства, проистекающие из чрезмерной приверженности какому-нибудь определенному занятию, будь то занятие лошадьми⁴ Можно принять на веру, что первой в этой стране книгой, возбудившей страсть к голевой охоте, был труд Джулианы Бернерс или Бернес «Псовая и соколиная охота», напечатанный в Сент-Олбэнсе в 1486 г. (^{«Of Hawking and Hunting» (1486) обычно называют «Сент-Олбэнской Книгой» («Book of St-Albans»). Напечатана в С.-Олбэнсе одним из первых английских печатников, анонимным «С.-Олбэнским наставником», который начал работать в 1479-1480 гг. Напечатал 8 ннкунабулов, в том числе «Английские хроники»}) единственный, я полагаю, полный экземпляр которого принадлежит лорду Спенсеру. Действительно ли упомянутая досточтимая леди была автором этого труда, подвергалось сомнению. Ее книгу перепечатал Уинкин де Уорд (^{Уинкин де Уорд (ум. в конце 1534 — начале 1535 г.), родом из Лотарингии. Прибыл в Англию вместе с Кэкстоном. Напечатал около 800 изданий (110 — до 1500 г.). Переизданная им в 1495 г. книга Бартоломеуса Англнкуса — первая английская книга, отпечатанная на английской бумаге, изготовленной Джоном Тэйтом}) в 1497 г. с добавлением трактата о рыбной ловле. Тот, кто желает ознакомиться с этими темами, дошедшими до нашего времени и трактуемыми с изрядной сноровкой, может обратиться к последним номерам «Censura Literaria» за подписью Дж. X. Тех, кто озабочен тем, чтобы достать редкие книги, упомянутые в этих библиографических сочинениях, можно с достаточной уверенностью осудить как зараженных библиоманией. Что апология моего друга Хэслвуда (^{Хэслвуд, Джозеф (1769-1833), любитель древностей. Собрал любопытную библиотеку, в том числе коллекцию летучих изданий и 9-томную коллекцию газетных и прочих вырезок, которая находится сейчас в Британском музее}), их автора, может предложить в оправдание причиненного вреда, это его дело обдумать, а не мое; а что скажет публика о любопытной вскоре выходящей его перепечатке старого издания Уинкина де Уорда «Псовой и соколиной охоты и рыбной ловли» 1497 г. (с гравюрами на дереве) — я не берусь предугадать! Султаны Востока, бывало, не оставались равнодушными к очарованию соколиной охоты, как можно судить на примере Типпо Саиба, имевшего в своей библиотеке такого рода книгу, описанную в каталоге, только что опубликованном в виде прекрасного тома в 4°, напечатанного только в 250 экземплярах: «Шаббар Намех, в 4°, трактат о соколиной охоте, содержащий указания по отбору наилучших пород соколов; метод обучения их; описывающий их различные свойства и т.д. Автор неизвестен» (Восточная библиотека Типпо Саиба, 1809, с. 96)., ястребами, собаками, ружьями, табакерками, старым фарфором или ржавыми доспехами, и выбирает для сообщения своих идей тусклые средства Прозы, его можно счесть мало сведущим в наилучших средствах для обеспечения успеха своего предприятия, раз он и не предполагает, что из Поэзии высекают десятки тысяч ярких вспышек, которые и доставляют удовольствие, и убеждают, и одновременно пленяют и изумляют. Так, когда Поп⁵Поп, Александр (1688-1744), поэт. Друг Болингброка, Свифта, Гея, Арбетнота. Перевел на английский язык «Илиаду» и «Одиссею». Наиболее известны поэмы «Дунсиада», сатиры и «Опыт о человеке», имевший в XVIII в. успех в России. Приведенные в тексте стихи — из послания Попа к Болингброку. обсуждает предназначение для

когда он говорит, что

Кроме того,

он не только, как представляется, поясняет уместность предшествующего замечания, показывая безмерное превосходство стихов над прозой, высмеивая господствующие нелепости, по и являет весьма ясное предвидение той библиомании, которая свирепствует в наши дни. Однако так как древние говорят нам, что поэт не может быть рукотворным созданием, и так как я не имею ни малейших притязаний на «искусство стихосложения» (хотя в прошлом^*Около двенадцати лет назад я опрометчиво опубликовал небольшой томик стихов с указанием своего имени. Это были сочинения моих юных лет, трудно даже сказать, как я стыжусь своего авторства. Ежемесячное и Аналитическое Обозрения оказали мне любезность, беспристрастно стерпев их и предостерегая от появления в будущем вблизи Парнаса. Я оттиснул 500 экземпляров и был рад избавиться от половины как макулатуры, оставшаяся половина была частью уничтожена моей собственной рукой, частью истлела в пыли забвения на полках книгопродавцев. Мое единственное утешение — чрезвычайная редкость томика! я отважился по-дилетантски заниматься этим), я должен, в силу необходимости, прибегнуть к прозе и, в то же время, к вашему беспристрастию и снисходительности — при чтении вами последующих страниц.

Если когда-либо существовала на земном шаре страна — от дней зверя Нимрода до охотника за книгой Бэгфорда^*Джон Бэгфорд (^{Бэгфорд, Джон (1650-1716) составил две коллекции: свод «Баллады Бэгфорда», спася от забвения множество интересных памятников литературы, и собрание титульных листов и прочих книжных фрагментов в 64-х томах фолио. Был одним из возродителей Общества антиквариев}), книгопродавец по роду занятий, часто путешествовал по Голландии и другим странам в поисках редко встречающихся книг и ценных оттисков гравюр и ввез в королевство огромное число их, наибольшая часть которых была приобретена графом Оксфордом. Был он в молодые годы башмачником, но за то, что обогатил многими редкостями известную библиотеку д-ра Джона Мура, епископа Эли, его светлость исхлопотал ему место в Доме престарелых пенсионеров. Он умер в 1706, 65-тн. лет. После его смерти лорд Оксфорд приобрел все его коллекции и бумаги для своей библиотеки, ныне они хранятся в Харлеанской коллекции в Британском музее, в 1707г. в «Философских трудах» были опубликованы его «Предложения о Всеобщей истории книгопечатания». Мне представился случай одолеть сорок два тома folio, в которых собраны Бэгфордом материалы для «Истории книгопечатания», — в Британском музее: и по ним я составил себе довольно беспристрастное представление об упомянутом Бэгфорде. Он был самым алчущим и ненасытным из всех собирателей книг и оттисков гравюр и в своих опустошениях не щадил ни самых изящных, ни дорогостоящих экземпляров. Его глаза и рот. казалось всегда были готовы выразить изумление зачастую весьма заурядным и достойным презрения произведением; и его заметки в «Философских трудах» выдают такие наивность и невежество, что вызывает изумление, как это лорд Оксфорд и ученый епископ Эли могли так доверчиво держать на службе библиографического опустошителя — фуражира. Современный собиратель и любитель совершенных экземпляров с содроганием обратит особое внимание в необъятной Бэгфордовой коллекции титульных листов в Музее на фронтисписы «Комплютенсианского Полиглота» и «Истории Хертфордшира» Чаунси, выдранные, чтобы иллюстрировать «Историю книгопечатания». Его энтузиазм, однако, поддерживал его в огромном утомительном, тяжком труде, и он восполнял, в какой-то мере, этим особым свойством недостаток прочих знаний. Все его помыслы были обращены на охоту за книгами, а его честность и усердие, вероятно, и побудили его нанимателей не обращать внимания на многие его недостатки. Если он и был несведущим, то при этом скромным, усердным, благодарным; и, несомненно, сделал кое-что для достижения желанной цели — тщательно исполненной «Всеобщей истории книгопечатания». — отличавшаяся разносторонностью, беспристрастием и великодушием своих намерений; если когда-либо существовал народ, который воистину и непрестанно «сочувствовал чужому горю» (призываю в свидетели наши лазареты, больницы, приюты и другие общественные и частные учреждения благотворительного характера, которые, подобно стальным обручам, соединяют и укрепляют нас в великом деле человеколюбия), если когда- либо существовала страна и совокупность человеческих существ, особым образом отличавшиеся всеми социальными достоинствами, смягчающими и оживляющими человеческую душу, то, несомненно, старая Англия и англичане и есть они! Обычная предрасположенность, можно быть уверенным, всех писателей к стране, где им выпадает жить! А какое, скажете вы, это должно иметь отношение к собирателям книг и книгам? — Во всех отношениях немалое: в наше богатое событиями время столь славный народ страдает не только собачьей, но и книжной болезнью —

Давайте поэтому выясним происхождение и тенденцию библиомании.

В этом исследовании я намерен рассмотреть тему с трех точек зрения: I. ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ, или сообщения о людях, павших ее жертвами; II. ПРИРОДЫ или СИМПТОМОВ БОЛЕЗНИ и III. ПРЕДПОЛАГАЕМЫХ СРЕДСТВ ИХ ЛЕЧЕНИЯ. Итак, рассмотрим

I. ИСТОРИЮ БОЛЕЗНИ. Трактуя историю этой болезни, прихожу к заключению, что ей сопутствует удивительное обстоятельство: а именно, что она ограничивает свои атаки почти исключительно мужским полом, а внутри него людьми высшего и среднего классов общества, в то время, как ремесленник, рабочий и крестьянин избегли ее, вовсе не пострадав. Она свирепствует, главным образом, во дворцах, замках, помещичьих усадьбах и особняках, а те обстоятельства, которые вообще, как считают, отнюдь не враждебны здоровью, такие, как чистота, простор и красота, лишь содействуют появлению и распространению библиомании! И особенно труднопреодолимым представляется в ней то, что она свирепствует во все времена года и во все периоды человеческой жизни. Волнение чувств дружбы или любви слабеет или снижается, когда надвигается старость, но влияние этой страсти, или скорее болезни, не допускает никакого смягчения: «она растет, по мере того, как растем мы, и набирает силу по мере того, как становимся сильнее мы» и часто является

Начнем, дорогой сэр, «разбирать каталог» жертв библиомании! Первой замечательной личностью, которая, как представляется, была заражена этой болезнью, был Ричард де Бери⁸Бери. Ричард де (1281-1345), библиофил. Разделял основные идеи гуманизма. Бери говорил: «Никто не может служить и книгам, и Маммоне». Его «Филобиблон» впервые напечатан в 1473 г. в Кельне. Библиотека Бери, завещанная им Дарэмскому колледжу, рассыпалась при расформировании монастырей в XVI в. Часть книг — в Бодлеанской библиотеке., один из наставников Эдуарда III, а впоследствии епископ Дарэмский; человек, которого постоянно восхваляли за многостороннюю ученость и неустанное рвение к собиранию книг^*Можно ожидать, что я упомяну некоторых любителей книг вероятно, книжных маньяков, живших ранее времени Ричарда де Бери; но так мало определенного известно о Иоанне Скотте Эригене и его покровителе Карле Лысом, короле Франции, или о книге, которую они, бывало, читали наедине. Столь же мало о Ненниусе, Беде и Альфреде Эригена, (^{Ненниус, Беда, Альфред — средневековые философы-богословы} ) или о знаменитых писателях норманского периода и прекрасных книгах, которые находились в Круалэндском аббатстве, — так мало известно о собирателях книг, живших ранее XIV века, что, думаю, будет благоразумнее и вернее начать с вышеупомянутого превосходного прелата. Ричард де Бери был другом и корреспондентом Петрарки и, как сказано де Садом в его «Memoires pour la vie de Petrarque», «сделал в Англии то, что Петрарка делал всю жизнь во Франции, Италии и Германии по отношению к отысканию манускриптов самых лучших древних писателей и изготовлению с них копий под его собственным надзором». Его страсть к собиранию книг была безгранична «vir ardentis ingenii» [«муж блистательных дарований»], говорил о нем Петрарка), и для того, чтобы возбудить такой же пыл в своих соотечественниках, или, скорее, чтобы распространить болезнь могуществе, он составил библиографическую работу под заглавием «Philobiblon». Он оставил после себя прекрасную библиотеку манускриптов, которую завещал Дарэмскому (ныне Тринити) колледжу в Оксфорде. Благодаря авторитету де Берн «в каждом монастыре была превосходная библиотека и немалая: и едва ли не каждый монах в школе имел огромную библиотеку».. Не обнаруживаю другого пользующегося известностью примера обреченности библиомании до времен Генриха VII, когда самого монарха можно причислить к ее жертвам. Хотя наш почтенный типограф Кэкстон восхваляет и возвеличивает с одинаковой искренностью всех английских королей, от Эдуарда IV до Генриха VII (под чьим покровительством он продолжил свое печатное дело), из всех этих монархов лишь последний был столь несчастен, что пал жертвой этой болезни. Должно быть, его библиотека была великолепной, насколько мы можем судить по роскошным экземплярам, сохранившимся доныне^*Британский музей располагает великим множеством книг, носящих королевскую печать с гербом Генриха VII. Некоторые из них, отпечатанные Вераром на пергамене, остаются великолепными памятниками библиотеке, рассеяние которой всегда будет вызывать сожаление. Так как Генрих VIII ничего не понимал в прекрасных книгах и мало о них заботился, то не столь уж неправдоподобно, что некоторые из отборнейших книг, принадлежавших прежнему королю, были подарены кардиналу Уолси.. Кажется очевидным также, что примерно тогда же библиомания была усилена распространением иностранных печатных книг, и не столь уж неправдоподобно, что известная доля несметных богатств Генриха была обращена на приобретение пергаменных экземпляров, которые тогда начали печатать члены великого типографского триумвирата: Верар, Евстахий и Пигуше⁹Верар, Антуан, Пигуше, Филипп — французские печатники конца XV — начала XVI в..

В царствование Генриха VII, предполагаю, к книжному собирательству были отчасти склонны граф Суррей и сэр Томас Вайатт^*Граф Суррей и сэр Томас Вайатт (^{Суррей, Хенри Ховард, граф (1517-1547), поэт. Вайатт, Томас (1503-1542), поэт. Ученик и учитель. Оба испытали влияние Данте и Петрарки, делят честь введения в Англии сонета (из Италии). Их «Песни и сонеты» напечатаны печатником Тоттелом в 1557 г.}) были среди первых, научивших своих соотечественников понимать прелесть изящества и богатства своего собственного языка.; а настоятель Колет^*Колет (^{Колет, Джон (1467-1519), настоятель собора св. Павла. Несмотря на обширность его собственной гуманистической деятельности, сам он мало внес в развитие гуманизма, но активно поощрял деятельность Эразма Роттердамского и Томаса Мора}), Мор и Эразм (во время его пребывания в Англии) были здесь, несомненно, великим ученым триумвиратом начала XVI столетия. Жизни Мора и Эразма изучены и широко известны; но о настоятеле Колете, может быть, не столь широко известно, что его рвение к книгам и классической литературе было сильным и неутолимым, что, основав школу при храме св. Павла, он оставил по себе имя, которое дало ему право на выдающееся место среди тех, кто пал жертвами библиомании. С каким волнением он следил за успехом и продвигал первое издание греческого евангелия своего друга Эразма. Строгий устав был введен Колетом в основанной им школе, и, по его мнению, единственно изучение классических авторов дает познание подлинной латинской речи, все остальное должно быть исключено из программы школы. Чего можно было ожидать от этого, кроме того, что образованные таким образом мальчики в будущем падут жертвами библиомании?!, его друг сэр Томас Мор и Эразм были отъявленными библиоманами. Почти нет сомнений, что и великий Леланд и его биограф Бэйл^*Несмотря на грубость, самоуверенность и суровость Бэйла (^{Бэйл, Джон (1495-1563), епископ Оссори. Резкий писатель-полемист периода английской реформации («желчный Бэйл»), драматург. Важнейший его труд — «Illustrium Majoris Britanniae Scriptorum Summarium» (1548) — история английской литературы, ценный каталог произведений авторов Великобритании в хронологическом порядке}), он много внес в дело изучения, а возможно, и в распространение обсуждаемой болезни. Его уважение к Леланду делает ему большую честь; и хотя его пьесы ужасно скучны, невзирая на высокие цепы, которые имеют их оригинальные издания, любитель литературных древностей не должен забывать, что его «Scriptores Britanniae» цитировались с удовольствием некоторыми из самых уважаемых писателей эпохи. Что ему недоставало тонкости чувств и беспристрастия научного исследования — следует допустить; но некоторая грубоватая правдивость и живая благожелательность, исходившие от него, возмещали многие обиды. Отвращение, с которым он говорил о разорении некоторых из наших старых библиотек, должно внушить любовь к его памяти каждому честному библиографу. «Ни разу, — говорит он, — мы не опечалились бы утратой наших библиотек, бывших столь многочисленными и в столь заброшенных, большей частью, местах, если бы главные памятники и самые выдающиеся труды наших превосходных писателей были сбережены. Если бы в каждом графстве была хоть одна серьезная библиотека для сохранения этих благородных трудов и продвижения полезных знаний в наше потомство, это уже было бы кое-что. Но уничтожить все без соображения есть и будет навсегда самым ужасным бесчестьем Англии в глазах степенных сеньеров других наций. Многие из тех, кто приобрел эти особняки, вместе с предрассудками сохранили за собой и эти библиотечные книги, некоторые для того, чтобы использовать в отхожем месте, некоторые, чтобы чистить подсвечники, некоторые чтобы начищать ботинки; некоторые они продали бакалейщикам и торговцам мылом; некоторые послали за море переплетчикам не в малом числе, а то и целыми кораблями, к удивлению иностранцев...» После этого кто усомнится в истории Александрийской библиотеки, снабжавшей горячие бани Александрин топливом в течение шести месяцев! ( ^{Существовала легенда о том, что Александрийскую библиотеку приказал сжечь арабский халиф Омар. Его полководец Амру будто бы раздавал рукописи библиотеки для отопления бань. В настоящее время эта легенда отвергается учеными. Скорее всего дворцовая библиотека в Александрин была уничтожена в 868 г. при взятии города мусульманами}) оказались не в состоянии избежать заразы.

История этого великого человека и его литературных трудов очень интересна. Он был учеником Уильяма Лили, первого директора школы св. Павла, смог впоследствии воспользоваться преимуществами образования в колледже и был обеспечен деньгами для того, чтобы совершить заграничное путешествие и создать такую коллекцию, какую он полагал необходимой для того великого труда, мысль о котором как раз тогда, кажется, осенила его юный пылкий ум.

Во время пребывания на континенте он был принят в общество знаменитейших греческих и латинских ученых. Он возвратился в Англию полный решимости предпринять исследование состояния библиотек, древностей, летописей и литературных произведений, тогда существовавших. Приняв духовный сан и попав в ближайшее окружение короля (Генриха VIII), он был назначен антикварием и хранителем его библиотеки, и королевским предписанием Леланду было поручено вслед за этим обследовать «английские древности и внимательно осмотреть библиотеки всех соборов, аббатств, приорств, коллегий и т.д., равно как и все места, где бы ни хранились летописи, литературные произведения и тайны старины». «До времен Леланда, — говорит Хирн в предисловии к «Путевым заметкам», — все литературные памятники древности были в полном пренебрежении, и ученым из Германии, прознавшим об этом преступном безразличии, позволялось беспрепятственно входить в наши библиотеки и вырезать из книг, хранившихся там, любой сочтенный ими подходящим эпизод, который они затем публиковали как реликвии древней литературы своей собственной страны».

Леланд был занят этим необъятным трудом шесть лет без перерыва и по его завершении поспешил в метрополию положить к ногам монарха результат своих разысканий, который был представлен Генриху под заглавием «Новогодний подарок» и был впервые опубликован Бэйлом в 1549 г.

Не меньше времени он был занят, осваивая и приводя в порядок то громадное число манускриптов, которое он собрал. Он с головой погрузился в необъятность задачи!

Результатом была потеря Леландом рассудка, и после двух томительных лет, проведенных в состоянии общего психического расстройства, он скончался 18 апреля 1552 г.

Драгоценные многотомные манускрипты Леланда были обречены претерпеть судьбу едва ли не более несчастную, чем судьба их владельца. Будучи воровски использованы одними и искажены другими, они затем вновь пригодились, чтобы наполнить страницы Стоу, Лэмбарда, Кэмдена, Бэртона, Дагдэйла и многих других любителей старины и историков. Полидор Виргилий¹⁰Полидор Виргилий (1470-1555), итальянский гуманист. В 1502-1551 гг. жил в Англии. Автор замечательной книги «Об изобретателях вещей». По поручению Генриха VIII написал «Anglica Historica» в 27 книгах — первый научный труд по истории Англии. При жизни автора этот труд издавался трижды (1534, 1546, 1555 гг.), но в самой Англии впервые издан в 1844 г., так как английские ученые вплоть до этого времени верили тем обвинениям в его адрес, которые исходили от Леланда, Бэйла, Фокса и других писателей XVI в. (в намеренном искажении английской истории, уничтожении документов, ограблении библиотеки Оксфордского университета). Усилия опорочить Полидора Виргилия не помешали компиляторам Холлу, Холиншеду включить в свои труды главы из его «Истории», а позднейшим историкам принять все его оценки, относящиеся к XV-XVI вв., который крал из них весьма размашисто, имел наглость оскорбить память Леланда, назвав его «тщеславным человеком»; но что можно сказать об этом дерзком эгоисте, который, по утверждению Кэйюса, «чтобы предотвратить раскрытие множества ошибок в своей «Истории Англии», собрал и сжег великое множество древних историй и манускриптов, которыми можно было нагрузить целый фургон». В целом, следует признать, что Леланд являет наводящий грусть, равно как и прославленный пример влияния библиомании.

А в следующий период занемог книжной болезнью Роджер Эшем¹¹Эшем, Роджер (1515-1568), писатель, педагог. Пользовался уважением всех ученых своего времени. Главный его труд — «Наставник» («The Scholemaster») — книга по педагогике, изданная в 1570 г. В качестве первой книги для чтения Эшем советовал составленную Штурмом хрестоматию избранных мест из Цицерона.. Он накупил, вероятно, во время своих заграничных путешествий множество прекрасных экземпляров сочинений греческих и латинских классиков, которые и читал своим знаменитым ученицам — леди Дженн Грей и королеве Елизавете¹²Грей, Джейн (1537-1554), после смерти Эдуарда VI девять дней была королевой, смещена Марией Тюдор. Елизавета — английская королева с 1558 по 1603 г., но пользовался ли он первоизданиями или крупноформатными экземплярами, я до сих пор не имел счастливого случая узнать. Этот ученый чудак умер полным жизненных сил и заслужив прекрасную репутацию, и, как я полагаю, это произошло вследствие библиомании — так как он всегда собирал книги и всегда изучал их. Его «Наставник» — произведение, которое может погибнуть только вместе с нашим языком.

Если судить по прекрасному Миссалу, лежащему открытым перед леди Джейн Грей — на изящной картине Коплея, ныне выставленной в Британском институте — то вполне можно заключить, что эта любезная и образованная женщина была слегка поражена болезнью. Можно считать само собой разумеющимся, что королева Елизавета не была свободна от нее и что ее великий секретарь Сесил^*Вопрос, который требует для решения времени больше, чем я могу уделить, заключается в том, стоит ли имя Сесила (^{Сесил, Уильям, лорд Бэргли (1520-1598), государственный деятель. Владел многими языками, оставил множество государственных бумаг и обширнейшую переписку} ) чаще в начале посвящения в печатной книге или на государственных бумагах и других рукописных политических документах. Он был удивительный человек, но слегка заражен, полагаю, книжной болезнью. сочувствовал в этом королеве! Что касается Елизаветы, то ее молитвенник¹³Молитвенником королевы Елизаветы называют обычно изданную Джоном Дэем в 1569 г. «А Booke of Christian Prayers». Название происходит от помещенного на обороте титульного листа портрета коленопреклоненно молящейся Елизаветы. Книга — нечто вроде протестантского часослова, судя по редкости ранних издании, была популярна, несмотря на довольно бесцветное оформление. является для меня вполне достаточным доказательством того, что она считала библиоманию непреодолимой! В продолжение ее царствования сколь обширными и сколь ужасными были опустошения, причиненные книжным безумием! Оно распространилось, если верить знаменитому письму Лейнэма¹⁴ Лэйнем, Роберт, «торговец шелком, купец, авантюрист, и т.п.», как он сам себя называл, певец, танцор, музыкант. Часть «Письма» содержит описание библиотеки баллад и романов его друга Кокса из Ковентри. Переиздано в 1821 г., далеко вглубь страны и заразило некоторых достопочтенных обитателей Ковентри; так, некто «капитан Кокс, по профессии каменщик, и весьма искусный», имел «столь прекрасную библиотеку по всем наукам и столь много значительных памятников и прозы и поэзии; и в послеобеденное время мог так долго рассуждать, не заглядывая в книгу, как какой-нибудь держатель гостиницы между Брентфордом и Бэгшотом».

В то время, как периферия давала такие свидетельства широкого распространения этого беспорядка, оба Хэррингтона (особенно младший)^*Сэр Джон (^{Хэррингтон, Джон (156-1612), писатель. Автор «Старинных шуток» («Nugae Antiquae»). Перевел на английский «Неистового Ролланда» Ариоcто и издал в 1591 г. со своим предисловием «Апологию поэзии»}) и его отец Джон Хэррингтон были очень широко литературно образованными личностями XVI в.; и всякий, кому бы ни посчастливилось прочитать хотя бы новое, предпринятое Парком издание «Nugae Antiquae» (1804, 8°), встретит многочисленные примеры того, что сын обнаруживает значительные библиографические познания, особенно в итальянской литературе. и знаменитый Спенсер^*Об общем знакомстве Спенсера (^{Спенсер, Эдмунд (1552-1599), поэт. Обогатил английское стихосложение так называемой «спенсеровой строфой». Самое известное произведение Спенсера «Сказки феи» осталось неоконченным. Умер Спенсер в нищете}) с итальянской литературой наилучшее представление дает Тоддово Variorum издание произведений поэта; там читатель найдет в примечаниях стройный ряд сведений о состоянии старой и современной литературы, иностранной и отечественной. были, к несчастью, застигнуты этим в столице.

В семнадцатом веке, с кончины Елизаветы до начала царствования Анны, по-видимому, произошли значительные опустошения; даже таково было наше ослепление этим, что мы не посовестились войти в переговоры о покупке прекрасной библиотеки Исаака Фоссиуса¹⁵Фоссиус, Исаак (1618-1689), голландский эрудит. В 1648 г. приглашен шведской королевой Христиной для занятий с ней греческим языком. Был библиотекарем королевы. В 1650 г. продал ей свою библиотеку. В 1652 г. уехал из Швеции, отказавшись оправдываться в ложных обвинениях: присвоении отпускавшихся на пополнение библиотеки денег, воровстве книг из библиотеки. Ложность обвинений, как видим, доживших до начала XIX в. подтверждена дружеской встречей впоследствии королевы и Фоссиуса в Голландии. С 1670 г. до конца жизни жил в Англии., украшенной многими сокровищами из библиотеки шведской королевы, которую этот изворотливый ум не постеснялся ограбить без зазрения совести и оправдания. В продолжение этого столетия наши великие умники и философы начинают приходить в движение; и, подобно табачному дыму, который выгоняет затаившихся и свернувшихся насекомых из глубины на поверхность листьев, заразные частички библиомании возбуждают мысль в тысяче деятельных умов и производят десять тысяч причудливых сочинений, которые, затменные величественными тенями Бэкона, Локка и Бойля, погибают от недостатка воздуха, тепла и влаги.

Царствование королевы Анны не обошлось без влияния этой болезни. В этот период Меттер^*Каталог библиотеки Меттера (1748, 2 части, 8°), который доставляет достаточное доказательство библиомании ее собирателя, чрезвычайно редок. Хороший его экземпляр, даже без обозначенной цены, стоит гинею; первоначально продавался за 4 шиллинга; составлен был самим Меттером (^{Меттер, Мишель (1668-1747), ученый-классик, типограф. Французский гугенот, эмигрировавший в Англию. Вводные очерки к подпериодам являются серьезной попыткой дать историю развития типографского дела. 50 лет собирал огромную библиотеку изданий классических авторов, Альдов, Эльзевиров, Этьеннов и т.п., которая была продана с аукциона в Лондоне в 1748 г.}). начал закладывать основание своей обширной библиотеки и. публиковать некоторые библиографические труды, которые, можно предположить, скорее увеличили, чем ослабили ее силу. Тем временем Харли^*В периодическом издании, называемом «The Director», в котором я сотрудничал, поместив статью «Bibliographiana», был довольно подробный разбор известной библиотеки Харли, графа Оксфорда (^{Харли, Роберт, граф Оксфорд (1661-1724), государственный деятель. Начал собирать коллекцию книг и манускриптов с 1705 г., к 1721 г. она насчитывала 6 тыс. томов манускриптов, 14 тыс. грамот и 500 свитков. Много внимания и средств уделял переплетам своих книг и рукописей (переплетчики Чэпмен и Эллиотт, материалы: сафьян, юфть, замша и бархат). В 1744 г. Осборн продал 50 тыс. печатных книг, 41 тыс. оттисков, 350 тыс. памфлетов, принадлежавших Харли. Манускрипты переданы государству его вдовой за незначительную сумму и ныне составляют так называемую Харлеанскую коллекцию в Британском музее, 7639 томов рукописей, 14 236 свитков, грамот и актов. Каталог этой коллекции издан в 2-х т. в 1759-1763 гг. и в 4-х т. в 1808-1812 гг.}), библиотеки, которая не только возродила, но затмила великолепие той, что была собрана римлянином Лукуллом. Как говорит д-р Гоу (^{Гоу, Ричард (1735-1809), антикварий. С 1767 г. член Общества антиквариев, в 1771-1797 гг. председатель Общества. Написал и издал много ценных книг по английским древностям}), «эти книги заполнили тринадцать значительных размеров комнат и две длинные галереи». Осборн (^{Осборн, Томас (ум. 1767), крупнейший торговец книгами своего времени. Говорят, в самих книгах он был несведущ, но хорошо разбирался в торговле ими. В 1742 г. купил библиотеку графа Оксфорда и издал ее каталог в 5-ти т. (1743-1745). Поп в «Дунсиаде» посвятил ему две строки}), книготорговец, приобрел их за 13 тыс. ф. ст. сумму, немногим большую, чем две трети цены, заплаченной графом Оксфордом за переплет книг. Книгопродавец был обвинен в предвзятости и скупости; но невысокие цены, которые он впоследствии проставил на представленных к продаже книгах, и оттяжка их продажи послужили достаточными опровержениями этого обвинения. Рассеяние Харлеанской коллекции — это пятно в литературных анналах нашей страны; если бы тогда в палате общин был такой спикер и такой дух, какие у нас ныне тома Харли покоились бы среди мраморов Таунли! (^{«Среди мраморов Таунли» — в Британском музее. Таунли, Чарлз (1737-1805), собиратель классических древностей, попечитель Британского музея. В 1805 г. Музей приобрел его коллекцию произведений из мрамора и терракоты, для которой была сооружена особая «Галерея Таунли»}), граф Оксфорд, следил озабоченным взглядом за ее развитием: и, несмотря на то, что он мог набраться опыта на пагубных примерах Р. Смита^*«Библиотека Смитиана, или каталог книг... ученейшего Д. Ричарда Смита (^{Смит, Ричард (1590-1675), собиратель книг. С 1655 г., оставив все занятия, занимался лишь библиотекой. Автор известного «Синодика Р. Смита — перечня всех лиц, коих знавал при их жизни, 1627-1674», хранящегося ныне в Британском музее}), и т.д. Лондон, 1682», 4°. Советую собирателю любопытных и ценных каталогов приобрести его. Обращение «К Читателю» дает очень интересные сведения о владельце. Среди прочего нас уведомляют, что о Смите «было постоянно известно, что он каждодневно совершал круговой обход лавок...» и что «в то время, как другие собирали оружие и новосозданные королевства, его великим стремлением было сделаться владельцем хорошей книги». Каталог сам объясняет все сказанное в похвалу собирателю библиотеки. Расположение хорошее: книги почти по всем разделам литературы, иностранные и отечественные, ценные и любопытные; а среди английских я обнаружил некоторые редчайшие издания Кэкстона. Но, увы! Пока библиограф ликует или надеется на обладание такими сокровищами, физиолог открывает в этом свежую причину болезни, а филантроп горюет над опустошениями библиомании. и Т. Бейкера^*Пусть любой рассмотрит каталог сорока двух фолио томов «Манускриптов, собранных Бейкером» (^{Бейкер, Томас (1656-1740), известный ученый-историк, антикварий. Первые 23 т. собранных им манускриптов завещал своему другу Харли — ныне в Харленской коллекции Британского музея, т. 24-42 — в библиотеке Кембриджского университета}) и не согласится после этого с предположением, что Бейкер пал жертвой Книжной болезни! Такова была его привязанность к месту, и особенно к библиотеке, что он провел большую часть последних двадцати лет своей жизни в ее стенах: успокоенный и подкрепленный созерцанием великолепных экземпляров Уолтона и Кэстелла (^{Уолтон, Брайан (1600-1661) и Кэстелл, Эдмунд (1606-1685), подготовили и издали свод библейских текстов «Biblia Sacra Poliglotta» (Лондон, 1657, фолио), внесенный тогда Ватиканом в «Индекс запрещенных книг»}) на бумаге, большого формата и Крэнмеровой библии (Крэнмерова библия — роскошное издание, напечатанное Графтоном около 1540 г. красивым готическим шрифтом. Названа по имени епископа Крэнмера — покровителя Графтона.) на пергамене. и более современных — Томаса Роулинсона^*Этот Томас Роулинсон (^{Роулинсон, Томас (1681-1725), библиофил. Его уникальное собрание книг продавалось в шесть приемов, начиная с 1722 г., т.е. еще при жизни Роулинсона. На последней распродаже продано 1020 манускриптов}), которого называли Том Фолио, был весьма необычной личностью и с безрассудной страстью предавался собиранию старых книг. Поскольку его собственный дом был недостаточно велик, он снял Лондон Хауз на Элдерсгейт Стрит, чтобы разместить свою библиотеку; и здесь он, бывало, услаждал себя видом и запахом бесчисленных томов, напечатанных старинным готическим шрифтом, убранных в «траурный наряд» и расставленных в «три ряда», от пола до потолка его дома. Он умер в 1725 г., а каталоги его книг, представленных для распродажи, продолжали в течение девяти лет радовать взоры публики., Бриджеса^*Было отпечатано два различных каталога ценного собрания Бриджеса (^{Бриджес, Джон (1666-1724), топограф. С 1718 г. член Общества антиквариев. Всю жизнь путешествовал по Англии, собирая материалы по истории страны. В Бодлеанской библиотеке в Оксфорде хранятся его манускрипты: 30 т. фолио, 5 т. кварто с описаниями церквей, 4 т. его собственных рукописей. Собрание книг и гравюр Бриджеса продано с аукциона вскоре после его смерти}). Один — систематический, или catalogue raisonne; к которому была приложена гравюра греческого портика и т.д. с орнаментами и статуями; другой (специально для распродажи) — непродуманный и крайне запутанный, к которому была приложена гравюра, рисованная и гравированная А. Моттом, изображающая срубленный дуб и много людей, обрубающих и уносящих его ветви; украшенная греческим изречением, начертанным на ленте над этой сценой — «Упавший дуб всякий на дрова употребить может». «Трогательное напоминание, — справедливо говорит Николс в своих «Анекдотах Боуэра», — собирателям больших библиотек, которые не могут оставить или не оставляют их какому-нибудь общедоступному хранилищу». и Коллинза^*В 1730-1731 гг. была продана с аукциона библиотека знаменитого вольнодумца Энтони Коллинза (^{Коллинз, Джон Энтони (1676-1729), философ-деист. Все его работы опубликованы анонимно, вызывали множество нападок клерикалов и теологов. Сохранившиеся отзывы о Коллинзе рисуют его дружелюбным и приветливым, всегда приглашавшим всех свободно пользоваться его библиотекой}), эксвайра, «содержащая коллекцию из нескольких тысяч томов на греческом, латинском, английском, французском и испанском языках; по богословию, истории, древностям, философии, сельскому хозяйству и всей изящной литературе, и особенно много любопытных путешествий и плаваний; и много редких и ценных брошюр». Это собрание, которое разделено на две части (первую, содержащую 3451 номер, и вторую — 3442), вполне заслуживает, чтобы к нему обращался теолог, пишущий по некоторым спорным вопросам богословия; там есть вещи, встречающиеся крайне редко. Своеобразный характер его владельца и его работы хорошо известны; он был сразу другом и противником Локка и Кларка (^{Кларк, Сэмюэл (1675-1729), пастор, религиозный философ, боровшийся против материализма, атеизма и деизма. Защищал теизм в острой полемике против учений Гоббса, Спинозы, Локка, Лейбница, Коллинза}), которые оба очень стремились обратить в свою веру личность со столь сильными, но неверно направленными дарованиями. Первый из них на смертном одре написал Коллинзу полное приязни и добрых советов письмо, переданное тому после кончины Локка., все же он, по-видимому, решился бросить вызов и воспрепятствовать ей; но, подобно своим предшественникам, внезапно оказался сдавленным жесткими объятиями демона и пал одной из блистательнейших его жертв. Даже непревзойденное врачебное искусство Мэда^*Почти невозможно без чувства восхищения почтить память этого великого человека — замечательного врача, знатока и любителя литературы и собирателя книг, картин и монет. Благожелательность, великодушие и эрудиция были примечательными чертами его характера: дом его был общим вместилищем людей гения и таланта и всего прекрасного, изящного или редкого. Его диковины, книги, монеты, картины были свободно открыты публике; и деятельный ученый и опытный антикварий равно находили и развлечение и учтивый прием. Его знали все интеллектуально выдающиеся иностранцы, он переписывался и с ремесленниками, и с властителями... Священники и вообще все ученые люди пользовались его консультациями безвозмездно, а его двери были каждое утро открыты для самых нуждающихся, которым он часто помогал деньгами. Хотя его доход от профессиональных занятий был довольно значительным, он умер вовсе не богатым человеком — столь велики были суммы, которые он пожертвовал на поощрение литературы и изящных искусств! не смогло уберечь ни его друга, ни его самого. Доктор пережил его светлость на одиннадцать лет, скончавшись от недуга, называемого библиоманией! Он превзошел знаменитую личность; этого достаточно, чтобы польстить и потешить тщеславие тех, кто может ступать по его следам — и пасть жертвами подобного заболевания.

Годы 1755-1756 были исключительными по смертности, вызванной библиоманией; и хорошо известные имена Фолкса^*Его собрание было чрезвычайно прекрасным, богатым многими отборнейшими книгами, которые Фолкс (^{Фолкс, Мартин (1690-1754), ученый, антикварии. Будучи вице-президентом Королевского Общества, замещал президента Ньютона в его отсутствие. После смерти Ньютона по 1753 г. был президентом Общества. Незадолго до смерти уничтожил собственные рукописи}) приобрел в путешествиях по Италии и Германии. Труды по естественной истории, монетам, медалям и надписям и изящным искусствам вообще образовали самый ценный раздел; разделы греческих, латинских и английских классиков были сравнительно менее значительны. Мартина Фолкса можно справедливо поставить в один ряд с теми литературно образованными личностями, равно и полезными и блестящими, которыми страна может гордиться. Он впитал в очень раннем возрасте крайнюю страсть к науке и литературе и так выделился в Кембриджском университете, что в свои 23 года стал членом Королевского общества. Через два года он был избран членом совета, а затем поднялся до кресла президента. Д-р Джурин, секретарь Общества, сказал, что «величайший из всех когда-либо живших людей, сэр Исаак Ньютон, выбрал его, чтобы занимать кресло и председательствовать в Обществе, когда ему самому мешало недомогание, и что достаточно сказать о нем, что он был другом сэра Исаака». Несколькими годами позже он был избран президентом Общества любителей древности. Две должности, занятие которых может быть сочтено как высшее литературное отличие. Фолкс путешествовал за границей около двух с половиной лет, посетив Рим, Флоренцию и Венецию, где встречался со многими замечательными личностями и откуда привез много ценных предметов, чтобы обогатить свою коллекцию. и Роулинсона¹⁶Роулинсон, Ричард (1690-1755), типограф, младший брат Томаса Роулинсона. В его ценной библиотеке было около 20 тыс. томов (9405 назв.) В Бодлеанской Библиотеке хранится 5700 манускриптов из коллекции Р. Роулинсона. могли бы подсказать современному Гольбейну новый сюжет для «Танца смерти». В последним период царствования Георга II был другой пример фатальности этой болезни. Хенли¹⁷Хенли, Джон (1692-1756), лондонский проповедник, известный как «оратор Хенли». А. Поп в «Дунсиаде» назвал его «фигляром» из-за претензий Хенли быть восстановителем церковного красноречия. Около 50 томов лекций, собственноручно написанных Хенли, — в Британском музее. Хенли изображен на двух известных юмористических рисунках Хогарта: «Крещение младенца» и «Красноречие». ^* Мало библиотек содержало более любопытные и замечательные публикации, чем эта. Следующие названия, приводимые как выдающиеся образцы, напоминают нам отчасти Аддисоновы (^{Аддисон, Джозеф (1672-1719), писатель, просветитель, издатель журналов «Spectator» и «Guardian», положивших начало английской журналистике} ) заметки для «Зрителя», которые посетитель кафе выискивает и читает вслух для развлечения присутствующих. № 168. Генерал Тумбиссимо. Опрокинутая Весна, или Опера Фландеркина и Голландские Маринованные Сельди. Креольский Филипп, или Королевское Невезенье. Военная Подзорная Труба, и т.п., Английское Страстное Воскресенье и Апрельские Подмены. «орал до хрипоты» во время ее безжалостных приступов; его библиотека сообщила потомству, сколь сильно и сколь смертельно он страдал от нее.

А сейчас, дорогой сэр, быстро вернемся в наше время; и, в свойственной ему грубоватой манере, проследим историю библиомании до начала нынешнего знаменитого царствования. Мы обнаруживаем среди ее жертв генерала, который бесстрашно шел на пушки и взял приступом много крепостных валов — и остался невредим. Имя Дормера¹⁸Дормер, Джеймс (1679-1741), собрал прекрасную библиотеку, содержавшую 3082 названия книг. Завещал ее двоюродному брату Клементу Коттрелл-Дормеру (ум. 1758), вице-президенту Общества антиквариев. напомнит вам о небольшой, но отборной библиотеке, которая являет собой наводящее грусть свидетельство судьбы ее владельца; в то время как более блестящие примеры Смита¹⁹Смит, Джозеф (1682-1770), жил с 1700 г. в Венеции, в 1740-1760 гг. был там британским консулом. Собирал книги, манускрипты, картины, монеты, камни. В библиотеке Смита были собраны, главным образом, ранние издания итальянских, греческих и латинских классиков. Было много книг, отпечатанных на пергамене. X. Уолпол насмехался над ним, называя «венецианским купцом», который знает свои книги лишь по титульным листам, но это порицание вряд ли заслужено Смитом. В 1765 г. Георг III купил целиком библиотеку Смита, и эти книги теперь составляют важный раздел королевской библиотеки в Британском музее. Книги, собранные Смитом после этого, после его смерти разошлись на аукционе. и Уэста²⁰Уэст, Джеймс (1704-1772), политический деятель и антикварий. Возродил «любовь к готическому шрифту и печати Кэкстона». Его замечательная библиотека продана на аукционе за очень низкую цену. Манускрипты находятся ныне в Британском музее. служат доказательством усилившегося опустошающего действия болезни, которая, по-видимому, угрожает жизни всех, в чьи уши некий демон нашептал звук «вкус»». Эти три поразительных случая фатальности библиомании произошли — первый в 1764 г. а последний в 1773 г. Следующий год был свидетелем распродажи библиотеки Флитвуда²⁸Флитвуд, Уильям (1535-1594), с 1571 г. главный судья Лондона, с. 1592 г. королевский адвокат. В его библиотеке было около 7 тыс. томов (3641 название).; таким образом, ничего кроме безнадежности и разрушения, кажется, не связано с этим зловредным заболеванием. В 1775 году умер известный д-р Энтони Эскьо²²Эскью, Энтони (1722-1772), врач, но более известен как ученый-классик. Главными покупателями на распродаже его замечательной библиотеки были Крэчроуд, Британский музей, короли Англии и Франции., другая знаменитая жертва библиомании. Те, кто припоминают рвение и ученость этого великого собирателя книг и изысканные драгоценности из кабинетов Де Боза²³Боз, Клод де (1680-1753), французский нумизмат и археолог. и Гэнья²⁴Гэнья, Луи-Жан (1697-1768), французский библиофил, чьи наследники отказались продать его библиотеку Екатерине II, и книги были проданы на аукционе в Париже. Каталог библиотеки Гэнья составил известный французский библиограф Гийом Франсуа Де Бюр как приложение к своей «Инструктивной библиографии», а также Мэда и Фолкса, которыми была наполнена его библиотека^*Д-р Энтони Эскью замечательно выделялся утонченным вкусом, глубокими познаниями и неутомимыми исследованиями, относящимися ко всему, связанному с греческой и римской литературой. Он выразил пожелание, чтобы его сокровища были открыто распроданы после его кончины. «Дать отдельное описание, — пишет составитель каталога его библиотеки, — многим редконаходимым изданиям книг в этом каталоге было бы бесконечным делом, поэтому описаны, главным образом, первые издания классиков и некоторые крайне редкие книги. Каталог, вне сомнения, содержит наилучшее, редчайшее и ценнейшее собрание греческих и латинских книг, которое когда-либо было продано в Англии». Покойный досточтимый и ученый М. Крэчроуд (^{Крэчроуд, Клейтон Мордаунт (1730-1799), собиратель книг и гравюр, попечитель Британского музея. Ежедневно обходил книжные лавки, и хотя постоянно сетовал на высокие цены, но приобретения делал столь же постоянно, до последних дней. Все его коллекции: 4500 томов редких и роскошных изданий, 7 папок с рисунками, 100 папок с гравюрами — завещаны им Британскому музею}), чья библиотека ныне является одним из превосходнейших приобретений Британского музея, и чей посмертный дар обессмертил память о нем, также был на этом прославленном аукционе. Он обогатил свое собрание многими экземплярами «Эскьювианы». Аукцион книг д-ра Эскью был чем-то вроде эры в библиографии. После этого периода редких и курьезных книг по греческой и латинской литературе жадно добивались и добывали по самым непомерным ценам. Хорошо таким умудренным опытом в библиографии, каким был Крэчроуд и каковы сейчас Вудхалл и д-р Госсет (^{Вудхалл, Майкл (1740-1816), собиратель книг, переводчик античных авторов, с 1764 г. постоянный посетитель главных книжных распродаж в Лондоне; Госсет-младший, Исаак (1735-1812), библиограф. Его учеником в собирании книг был Р. Хебер. Госсет помогал Дибдину в работе над некоторыми книгами}), чьи собрания были сформированы в дни Гэнья, Эскью, герцога де ла Вальера и Ламуаньона (^{Ла Вальер, Луи-Сезар, герцог де (1708-1780), французский библиофил, собрал исключительно ценную библиотеку инкунабулов, книг на пергамене и т.п. В каталоге библиотеки описано 32 205 названий; Ламуаньон, Кретьен-Франсуа (1735-1789), французский политический деятель, библиофил, его библиотека была впоследствии продана в Англии, включая и 1550 томов манускриптов}) — хорошо таким джентльменам выступать против современных цен! Но что поделать? Книги становятся все дефицитнее день это дня, а любовь к литературе и обладанию редкими и интересными трудами растут в одинаковом соотношении., могут только вздохнуть с печалью на сердце при мысли о такой жертве! Как пылко и как доброжелательно, бывало, раскрывает Эскью свое сверкающее хранилище — открывает изумительный фолиант или сияющий томик в 12°, на пергамене с тиснением и прочно скрепленный с помощью золотых шишечек и серебряных застежек! Как бережно он, бывало, разворачивает любопытные манускрипты — разбирает полустершиеся буквы — а затем, обводя полным исступленного восторга взглядом полки, на которых разложены подобные же сокровища, упивается открывающимся перед ним видом! Но смерть, стучащая, по словам Горация, без разбора в королевские дворцы и бедняцкие хижины, выполняет без колебаний роль молотка у двери доктора и посылает своим гонцом- предвестником эту прискорбную манию! Она явилась — и даже Эскью, со всеми его познаниями в медицине и книгах, свалился перед ней бездыханный — оплаканный, так как его любили и уважали!

Кто-то, вероятно, подумает, что после этого грустного происшествия будущие ценители забаррикадировали свои двери и окурили свои комнаты, чтобы не допустить такого мора — но, увы, сколь немногочисленны те, которые извлекают пользу из опыта, даже дорого доставшегося! Последующая история болезни является потрясающим доказательством правдивости этого замечания; что касается помешательства на почве собирания книг, то число его случаев скорее увеличилось — а смерть между тем делает свое дело. В 1776 году умер Джон Рэтклифф^*Титульный лист каталога библиотеки Рэтклиффа (^{Рэтклифф, Джон (ум. 1776), библиофил. Держал мелочную лавку в пригороде Лондона. Пристрастившись к чтению, увлекся и собиранием книг. Каждый четверг по утрам у него собирались крупнейшие библиофилы (Э. Эскью, Дж. Уэст и др.). Его превосходно подобранная библиотека состояла в основном из изданий английских типографов XV-XVI вв.}) усеян жемчужинами готического шрифта, среди которых наши глаза ослепляются галактикой шрифтов Кэкстона, Уинкина де Уорда, Пинсона (^{Пинсон, Ричард (ум. 1530), родом из Нормандии, первую датированную книгу напечатал в 1492 г. Всего напечатал около 400 изданий (88 — до 1501 г.). С 1508 г. до конца жизни был королевским печатником. Напечатал английский перевод «Корабля дураков» С. Бранта, хроники Фабиана, Фруассара, перевод одного из сочинений Боккаччо}) и пр. Распродажа ее состоялась 27 марта 1776 г. Если когда-либо существовало уникальное собрание, то вот оно — квинтэссенция старого богословия, поэзии, романов и хроник! Наименований было только 1675, но их внутренняя ценность полностью возмещала их немногочисленность. Память о таком человеке должна быть любезна «приверженцам готического шрифта» наших дней, так как у него было более чем тридцать «кэкстонов»! Отважься я на сравнение собраний Дж. Уэста и Дж. Рэтклиффа, я сказал бы, что первое обширнее, а второе любопытнее. Собрание Уэста было великолепным хранилищем, а Рэтклиффа — изысканным кабинетом драгоценных камней., еще одни, и весьма необычный, пример фатальности библиомании. Если бы он удовлетворился своим прежним занятием и часто посещал хлебный и сырный рынки, вместо книжного, — если он мог бы вообразить себя в коричневом парике и русском фартуке, вместо расшитого жилета, бархатных штанов и ниспадающего парика, он, вероятно, насладился бы большим долголетием; но, сведенный с ума книгами Кэкстона и Уинкина де Уорда у Флитвуда и Уэста, он попал в ловушку; и чем более усилий он прилагал, чтобы выпутаться из нее, тем более, конечно, он становился добычей болезни.

Аддисон высказал предположение (где-то в своем «Зрителе»), что тридцать лет — вполне точный период прохождения одного поколения и появления другого. Мы подвели наши исследования к самым границам подобного периода смены поколения в наше время; но, так как Аддисон не привел доказательств своего утверждения и так как многие родственники и друзья тех, кто пал жертвами библиомании после дней Рэтклиффа, возможно, еще здравствуют; кроме того, так как эта часть человечества не рвется открыть раны, которые только зарубцевались, или пробудить болезненную чувствительность, которая была совсем близка к успокоению; то, дорогой сэр, сообщая вам далее об этом пагубном расстройстве, считаю наиболее благоразумным не распространяться о последовавших примерах его смертельного исхода. Мы можем лишь скорбеть о таких именах, как Боклерк, Крофтс, Пирсон, Лорт, Мейсн, Фармер, Стивенс, Вудхауз, Брэнд и Рид! И глубоко надеемся, что список не будет увеличен за счет кого-нибудь из живущих!

II. Теперь нужно, во-вторых, описать СИМПТОМЫ БОЛЕЗНИ. Изобретательный Пеньо²⁵Пеньо, Габриэль (1767-1849), крупнейший французский библиограф, автор «Толкового словаря по книговедению», 1802-1804. в первом томе своего «Библиологического словаря», на стр. 51, определяет библиоманию^*Есть краткое, но остроумное и интересное замечание об этом в «Литературных редкостях» Д’Израэли: «Брюйер касался этой манни с юмором; у такого собирателя (такого, который любит лишь роскошные переплеты), говорит он, едва войдя в его дом, я готов упасть в обморок прямо на лестнице от сильного запаха марокеновой кожи. Тщетно он показывает мне превосходные издания, позолоченные листы, этрусские переплеты и т.п. — называя их одно за другим, как будто показывая картинную галерею!» Лукиан сочинил язвительную инвективу против невежественного владельца обширной библиотеки: «Неучу, который покупал много книг». как «страстное влечение к обладанию книгами, не столько, чтобы обучаться по ним, сколько, чтобы радовать глаз их созерцанием. Тот, кто поражен этой манией, знает книги только по их титульным листам и датам и соблазняется скорее внешностью, нежели сутью!» Это определение, возможно, слишком общее и расплывчатое, чтобы принести большую пользу в распознании и последующем предотвращении болезни; позвольте поэтому описать ее точнее и вразумительнее.

Симптомы этой болезни тотчас узнаются по страстному увлечению:

1. Экземплярами на бумаге увеличенного формата;
2. Необрезанными экземплярами,
3. Иллюстрированными экземплярами,
4. Уникальными экземплярами,
5. Экземплярами, напечатанными на пергамене,
6. Первоизданиями,
7. Подлинными изданиями,
8. Всеобщим желанием обладать книгами, напечатанными старинным английским готическим шрифтом,
9. Книгами, напечатанными для частного распространения или в частных типографиях,
10. Книгами, конфискованными, запрещенными или сожженными,
11. Собиранием всех изданий одного произведения,
12. Большими и многотомными произведениями.

Опишем эти симптомы подробнее.

Экземпляры на бумаге большого формата. Это — определенный ряд или ограниченное число экземпляров издания данного сочинения, превосходно исполненного как в том, что касается типографских красок, так и в полиграфическом отношении, на бумаге большего формата и лучшего качества, нежели обычные экземпляры. Их стоимость повышается в соответствии с их красотой и редкостью.

Этот^*Сходными с экземплярами на бумаге большого формата являются tall copies; это экземпляры, опубликованные на бумаге обычного размера и нисколько не подрезанные переплетчиком. Нехватка полей является серьезным поводом для недовольства собирателей книг; и когда возникает спор о размерах полей книг, никогда, насколько известно, не публиковавшихся на бумаге большого формата, то беспокойство каждой партии о том, чтобы иметь экземпляр наибольшего размера, легче представить, нежели описать! симптом библиомании в настоящее время очень распространен и неистов, но угрожает распространиться еще шире. Даже современные издания не свободны от его пагубного влияния; и когда Миллер, книготорговец, рассказал мне, с каким пылом ему заранее заказывали экземпляры «Путешествий» лорда Валентна, отпечатанные на бумаге большого формата, а Иване поведал мне, как он распорядился каждым подобным экземпляром своего нового издания «Истории моего времени» Бернета²⁶Бернет, Джильберт (1643-1715), епископ Солсбернйскнй, государственный деятель, писатель. Его «История моего времени» (2 т., 1723-1724) — ценный источник для изучения истории современной ему Англии. Свифт написал ему сатирическую эпитафию., я не мог удержаться, чтобы не воздеть глаза и руки в знак соболезнования по поводу широкого распространения этого симптома библиомании.

Экземпляры с необрезаннымн полями. Из всех симптомов библиомании этот, вероятно, самый необычный. Его можно определить, как страстное влечение к обладанию книгами, кромки которых никогда не были обрезаны инструментами переплетчика. А здесь я ступаю по зыбкой почве — ваши необрезанные «хирны» поднимаются предо мной в «зримом величии» и едва не «сталкивают меня с табурета». Действительно, оглядывая свою уставленную книгами бочку, я могу лишь отдать себе отчет, что этот симптом расстройства достиг моего собственного порога; но поскольку известно, что некоторые из моих книг по библиографии оставлены с кромками, необрезанными единственно, чтобы доставить удовольствие моим друзьям (так как каждый должен знать их вкусы и аппетиты, как свои собственные), я верю, что о возможной смертельности моего собственного случая будут сделаны не очень серьезные выводы.

Что касается необрезанных экземпляров, то, хотя их неудобство (а именно, необрезанный словарь!) и уродливость должны быть признаны и хотя разумный человек может нуждаться лишь в книге, просто хорошо переплетенной, все же мы находим, что необычное страстное влечение к их собиранию достигает полной силы, но сопровождается очень серьезными последствиями для тех, «у кого нет ни гроша». Смею сказать, что необрезанный первый Шекспир, как и необрезанный первый Гомер, вероятно, стоят небольшой ежегодной ренты.

Иллюстрированные экземпляры. Страстное увлечение книгами, иллюстрированными или украшенными многочисленными гравюрами, изображающими лица либо обстоятельства, упомянутые в книге, представляет собой достаточно распространенный и неистовый симптом библиомании, ставший известным, главным образом, в последнее полустолетие. Происхождение или первое явление этого симптома было некоторыми усмотрено в публикации «Истории Англии в биографиях» Гренджера²⁷Гренажер, Джеймс (1723-1776), собиратель гравюр, биограф. В 1769-1774 гг. издал книгу в 3-х т. «Biographical History of England», для которой долго собирал иллюстративный материал. Книге предпослано предисловие о пользе собирания портретов. Его собрание, состоящее из 14 тыс. гравированных портретов, разошлось па аукционе в 1778 г., но тот, кто возьмет на себя труд прочитать предисловие к этой работе, увидит, что Гренджер укрылся за авторитетами Ивлина, Эшмола²⁸Ивлин, Джон (1620-1706), ценитель искусств; Эшмол, Элиас (1617-1692),собиратель произведений искусства. и других; и что его одного не следует считать ответственным за все зло, причиненное этой страстью к собиранию оттисков гравюр. Гренджер, однако, был первым, кто представил это в форме научного труда, и, конечно, этот труд был опубликован «в недобрый час» — несмотря на то, что с его добродушного автора должно быть снято обвинение в «злом умысле».

Его «История Англии», как представляется, прозвучала набатным колоколом для всеобщих поисков, последовавших затем, и вырезания старых гравюр: почтенные философы и умудренные герои, долго покоившиеся с незыблемым достоинством в великолепных фолиантах, которые увековечили их подвиги, были немедленно извлечены из своих мирных жилищ, чтобы быть вложенными в иллюстрированный Гренджер рядом с некоторыми нарядными современными гравюрами! Но безумие не остановилось на этом. Иллюстрация стала модой; и Шекспир, и Кларендон²⁹Кларендон, граф, Хайд Эдвард (1609-1674), государственный деятель. «Великий любитель книг, собравший обширную библиотеку». Автор самого ценного из всех современных известий о гражданских войнах XVII в.— «True Historvcal Narrative of the Rebellion and Civil Wars in England» (3 т. фолио, Оксфорд, 1702-1704). Экземпляр, подаренный Сазерлэндом в 1837 г. в Бодлеанскую библиотеку, содержит много тысяч портретов, видов и картин, иллюстрирующих текст книги. сделались объектами ее нападений. Начиная с них, она распространилась в разных направлениях, чтобы украсить страницы жизней более скромных людей; и это страстное увлечение, или скорее еще одни симптом библиомании^*Один из самых роскошных и поразительных примеров, поистине, повального увлечения иллюстрацией можно усмотреть в принадлежащем Миллеру экземпляре исторического труда Фокса (^{Имеется в виду так называемая «Книга мучеников» историка Джона Фокса (1516-1587)}) (в двух томах, imperial quarto). Наряду с большим разнообразием портретов, он обогащен оригинальным рисунком бюста Фокса, с которого сделана гравюра, приложенная к изданию; а также содержит много оригинальных заметок и писем своего знаменитого автора. Предпринятое Вальтером Скоттом издание Драйдена (^{Драйден, Джон (1631-1700), знаменитый поэт, драматург, критик. Полное собрание его сочинений издано В. Скоттом в 18-ти томах в 1808 г. Лучшее произведение Драйдена — «Празднество Александра, или Власть музыки» — положено на музыку Генделем. На русский язык переведено В.А. Жуковским}) также подверглось подобному иллюстрированию самим издателем: оно напечатано на бумаге большого формата, роскошнейше переплетено в голубой марокен и содержит свыше 650 портретов. свирепствует с неослабевающей силой. Если отнестись к этому здраво^*Превосходный экземпляр Гренджера, иллюстрированный покойным Буллом, ныне находится в библиотеке маркиза Бьюта (^{Бьют, граф. Стюарт Джон (1744-1814), собиратель. В 1773 г. путешествовал в сопровождении Д. Гренджера по Голландии, собирая гравированные портреты}) в Латтоне. Он составляет 37 atlas folio томов и является вместилищем едва ли не каждой редкой и красивой гравюры, которых старание прежнего и искусность, вкус и знаточество нынешнего владельца свели воедино., из всех симптомов этот несет менее всего зла. Обладать серией хорошо исполненных портретов знаменитых людей в различные периоды их жизни, от расцветающего отрочества до вялой старости, довольно увлекательно^*В «Мемуарах» Томаса Холлиса (^{Холлис, Томас (1720-1774), библиофил и коллекционер медалей, автор известных «Мемуаров»}) есть серия портретов Мильтона (исполненная не в самой лучшей манере), сделанная таким способом. Подобная же серия портретов Попа сопровождает недавнее издание трудов поэта, предпринятое преподобным У.Л. Боулсом.; но стремление обладать любым портретом, плохим, посредственным и непохожим, выдает столь опасный и тревожный симптом, что выказывает случай, почти неизлечимый!

Существует другой вид иллюстрированных экземпляров, по которым этот симптом библиомании может быть распознан: он состоит в сведении воедино из различных трудов (посредством ножниц или же переписывания) каждой страницы или абзаца, связанных с лицом или предметом обсуждения. Это полезный и занимательный способ иллюстрирования любимых авторов; и экземпляры трудов такого происхождения, будучи исполнены искусными руками^*Многочисленны примеры своеобразного использования экземпляров этого типа, особенно теми, кто занят публикацией подобного рода. Принадлежавший Олдису экземпляр Лэнгбейна (^{Олдис, Уильям (1696-1761), антикварий. Известен тем, что обогащал книги своей библиотеки рукописными дополнениями. Написал несколько книг по материалам библиотеки Харли; Лэнгбейн, Джерард-младший (1656-1692), биограф драматургов и критик}), в котором между листами книги проложены листы бумаги, отдался эхом едва ли не в каждой недавней работе, связанной с художественной литературой нашей страны. Сам Олдис не имел себе равных в этом методе иллюстрирования. Достопамятным примером иллюстрированных таким способом экземпляров является Свида Кестера, принадлежащая известному Д’Орвилю (^{Сеида — византийский этимологический и толковый словарь, возникший около X в., лучшим изданием которого во времена Дибдина было кембриджское издание Л. Кестера 1705 г.; Д’Орвиль, Жак-Филипп (1696-1751), голландский филолог-классик}). Ныне в Бодлеанской библиотеке. Предполагаю, что некто Нарцисс Латтрелл (^{Лэттрелл, Нарциссус (1657-1732), хронист и библиограф. Собрал, по словам Хирна, «весьма необычную коллекцию», включающую множество ценных манускриптов, которая разошлась на аукционе в 1786 г. и, пройдя через несколько рук, большей частью оказалась в Британском музее, приобретшем ее в 1849 г.}), в царствование Карла II, располагал многими подобными экземплярами. Его собрание современной ему литературы было, должно быть, необъятным, как можно заключить из сообщения об этом в предисловии В. Скотта к его недавнему изданию трудов Драйдена. К счастью для этого блистательного поэта и издателя, часть собрания Латтрелла попала в библиотеки Биндли (^{Биндли, Джеймс (1737-1818), коллекционер, составивший ценные собрания редких книг, гравюр и медалей} ) и Хебера и определена судьбой сиять оттуда новым блеском рядом с поэзией Драйдена., вероятно, сохранятся в общественных хранилищах. Я едва не высмеял идею иллюстрированного в таком же роде Чаттертона³⁰Чаттертон, Томас (1752-1770), поэт. Увлекался средневековой культурой, занимался литературными мистификациями, творил апокрифы. Впав в нужду, отравился. Уже в конце XVIII в. творчество и судьба Чаттертона вызывали широкий интерес., но увидел экземпляр м-ра Хэслвуда в двадцати одном томе, буквально пригвоздивший меня к стулу!

Уникальные экземпляры. Страстное увлечение книгами, которые чем-то особенным примечательны: одним из двух или обоими упомянутым выше способами иллюстрации, или тем, что изданы в одном экземпляре, или замечательны своими размерами, красотой и состоянием,— является, неоспоримо, очень широко распространенным симптомом библиомании. Позвольте поэтому предостеречь каждого рассудительного и предусмотрительного собирателя, чтобы он не поддавался очарованию выражений «бесподобная и уникальная», которые «стройным италиком» (заимствуя удачное выражение д-ра Ферриара) прилежно вводятся в каталоги книгопродавцев, чтобы сбивать с пути неосторожного.

Такой собиратель может вообразить себя неподдающимся искушению; и поэтому захочет всего лишь зайти взглянуть на эту уникальную книгу или комплект книг; по, когда он рассмотрит марокеновый переплет, шелковый с волнистыми полосами муар, сверкающий золотом круговой обрез, когда он перевернет белые и незапятнанные листы, пристально поглядит на ширину полей, на редкую и восхитительную гравюру, вклеенную в книгу,— и очаруется нежной и убеждающей манерой оформления книги, в которой, благодаря искусству Херринга или Мэкинлея^*Соглашаясь с любой степенью достоинства наших нынешних модных переплетчиков и искренне допуская их превосходство над Де Ромом, Падалу и старой школой переплетчиков, я могу только пожелать увидеть возрожденными их прекрасные портреты, причудливые бордюры и остроугольные орнаменты, что часто находятся на наружных сторонах книг, переплетенных в XVI веке в телячью кожу на дубовых досках. Эти сверкающие украшения почти заставляют забыть распятие из слоновой кости, защищенное серебряными дверцами, которое часто вставляли в крышку переплета. Мало что так радует глаз подлинного собирателя, как прекрасный экземпляр книги в своем оригинальном переплете!, «лист последует листу», — он долее не сможет стойко противостоять искушению — и, признав себя побежденным, приобретет и ретируется, восклицая, как Вергилиев пастушок:

Экземпляры, напечатанные на пергамене. Вожделение к напечатанным подобным образом книгам есть столь же сильный, сколь распространенный симптом библиомании; но поскольку такие работы редки в наше время, собиратель принужден обращаться к образцам, исполненным три столетия назад в печатнях Альда, Верара и Джунты³¹Джунта, Бернард, флорентийский типограф XVI в.. Несмотря на то, что Императорская библиотека в Париже и библиотека графа Мэкэрти в Тулузе, говорят, содержат величайшее число книг, напечатанных на пергамене, все же те, кому выпало счастье подробно осматривать экземпляры этого рода в библиотеках его величества, герцога Марлборо, графа Спенсера, Джонса и покойного Крэчроуда (в настоящее время в Британском музее), не нуждаются в путешествии на континент ради того, чтобы убедиться в их изысканной красоте и великолепии. Принадлежащий Эдвардсу³²Эдвардс, Джеймс (1757-1816), книгопродавец, библиограф, библиофил. уникальный экземпляр (он простит эпитет) первого издания Ливия на пергамене (сам по себе библиотека!) и недавнее обнаружение пергаменного экземпляра предпринятой Уинкином де Уордом перепечатки книги Джулианы Бернес, полного во всех отношениях (нечего и говорить о принадлежащем его величеству подобном экземпляре напечатанной Кэкстоном «Doctrinal of Sapience» 1489 г., превосходнейшей сохранности), являются, можно быть уверенным, достаточными демонстрациями распространенности этого симптома библиомании во времена наших предков; так что нельзя говорить, как доказывали некоторые, что он появился исключительно в последние полвека.

Первые издания. Со времен Ансийона^*У Бейля есть любопытная и забавная статья о старшем Ансийоне (^{Ансийон, Давид (1617-1692), французский публицист-протестант, собиратель книг}), который откровенно признавался, что «мучим библиоманией или болезнью приобретения книг». Д’Израэли говорит, «что он всегда приобретал первые издания и никогда не дожидался вторых», Бейль писал, что «он выбирал самые лучшие издания». О том, каким образом библиотека Ансийона была ограблена духовными лицами Меца (где она почиталась ценнейшей редкостью города), так рассказано Бейлем: «Ансийон был принужден покинуть Мец: сборище духовных лиц всех орденов, сойдясь со всех сторон, наложило руки на эту прекрасную и обильную библиотеку, которая собиралась с величайшим тщанием в продолжение сорока лет. Они все вместе утянули много книг, а выходя дали немного денег наблюдавшей за ними двенадцати-тринадцатилетней девочке, чтобы им можно было сказать, что они уплатили за них. Так Ансийон увидел, что рассеялось ценное собрание, в котором, как он имел обыкновение говорить, заключено его главное наслаждение и даже помещено его сердце»! до Эскью существовала сильно выраженная страсть к обладанию первыми или впервые опубликованными изданиями произведений, осуществленными под наблюдением самого автора и им правленными; подобно первым оттискам гравюр, почитающимися более ценными. Про всякого, кто одержим страстным влечением к собиранию книг подобного рода, несомненно, можно сказать, что он выказывает сильный симптом библиомании: но такой случай не является ни вовсе безнадежным, ни заслуживающим строгого обращения или осуждения. Все библиографы обращали внимание на важность этих изданий для сличения с последующими и обнаружения, как зачастую случается, небрежности, проявленной последующими издателями^*В качестве примера этого рода можно привести первое издание Фабиана (^{Фабиан, Роберт (ум. 1513), лондонский суконщик, автор «Новой хроники Англии и Франции», чисто средневекового, не имеющего научного значения сочинения} ), напечатанное в 1516 г..

Первое издание Шекспира считается имеющим именно такое значение, поэтому его факсимильная перепечатка имела успех. Что касается греческих и латинских классиков, то обладание их первоначальными изданиями первостепенно важно для издателей, озабоченных переизданием правильного текста автора. Уэйкфилд³³Уэйкфилд, Джильберт (1756-1801), ученый, писатель-полемист. Издавал классиков. Последнее его издание — сочинения Лукреция в трех томах (1796-1799)., я полагаю, всегда сожалел, что не наблюдал за первым изданием Лукреция. Когда он приступил к своему изданию, Editio Princeps отсутствовало в библиотеке графа Спенсера — сокровищнице едва ли не всего, что есть изысканного и редкою в древней классической литературе!

Не следует, однако, забывать, что если, в некоторых случаях, первые издания очень важны, то они же, во многих отношениях, являются ненужными и обременительными на полках собирателя; ввиду того, что последующие издатели исправили содержавшиеся в них ошибки и устранили, благодаря большому фонду дополнительного материала, необходимость справляться с ними. Таким образом, не говоря о других примерах (которые подразумеваются сами собой), на все те комплименты, которые Коломье и Реманнус сказали по поводу редкости «Библиотеки» Ла Круа дю Мэна³⁴Да Круа дю Мэн, Франсуа (1552-1592), французский ученый, библиограф, библиофил. По книгам своей библиотеки (10 тыс. томов) составил одну из первых литературных энциклопедий «Библиотека Ла Круа дю Мэне, являющаяся общим каталогом любого рода авторов, писавших по-французски» (Париж, 1584)., опубликованной в 1584 г., ныне вовсе нет необходимости обращать внимание, с тех пор, как полное и превосходное издание этого труда, предпринятое в 1772 г. Ла Моннуа и Жювиньи в шести томиках кварто, увидело свет. Не найдется никого, кто впал бы в искушение искать «Библиотеку» Геспера³⁵Геснер, Конрад (1515-1565), немецкий библиограф, составитель первой немецкой литературной энциклопедии и библиографии «Полнейший каталог всех писаний на латинском, греческом и еврейском языках» (1545). 1545-48 гг., какой бы ни была ее редкость, из тех, кто внимательно отнесся к мнению Морхофа и Фогта, рекомендовавших более позднее издание 1583 г. как лучшее.

Подлинные издания. Некоторые экземпляры произведения отпечатываются с отклонениями от обыкновенно считающихся верными экземпляров, и хотя эти отклонения не имеют ни смысла, ни красоты для того, чтобы рекомендовать их (и в действительности представляют из себя, по сути дела, дефекты!), даже экземпляры этого рода являются предметом страстного вожделения собирателей определенной категории! Поэтому этот особый вид погони может быть сочтен еще одним, или седьмым по счету, симптомом библиомании.

Книги, напечатанные старинным английским готическим шрифтом. Из всех симптомов библиомании этот, восьмой симптом является в настоящее время наиболее сильнодействующим и преобладающим. Можно заподозрить, не был ли он завезен в нашу страну из Голландии посредством ухищрений Шолхорна^*Шелхорн, Иоган-Георг (1694-1773), прозванный Старшим, немецкий богослов и библиограф. (известного писателя, писавшего о редких и любопытных книгах). Каково бы ни было его происхождение, несомненно то, дорогой сэр, что книг, напечатанных старинным готическим шрифтом, ныне домогаются с пылом, неведомым нашим собирателям прошлого века.

Если души Уэста, Рэтклиффа, Фармера и Брэнда поддерживают до сих пор общение друг с другом в том месте, «из-за чьих рубежей не возвращается ни одни путешествующий», каким сюрпризом должно быть для трех первых то, что рассказано последним о ценах, данных за некоторые книги его библиотеки!?

Внимательное чтение этих параграфов, вероятно, не может произвести впечатление на читателя с неким возвышенным представлением о превосходстве старинного готического шрифта; но этот симптом библиомании, тем не менее, не должен быть сочтен неизлечимым или вовсе не приносящим пользы. Согласно присущей общей тенденции изменения он оказал и будет продолжать оказывать существенную услугу делу английской литературы. Он руководил Тирвиттом в его тщательных поисках сведений о Чосере. Он побудил к научным занятиям Фармера и Стивенса и дал им возможность увить множеством прекрасных венков чело их возлюбленного Шекспира. С тех пор этот симптом проявился с таким же эффектом в трудах Доуса — Порсона³⁷Доус Фрэнсис (1757-1834), антикварий. Библиотеку завещал Бодлеанской библиотеке; бумаги и рукописи — Британскому музею. Порсон, Ричард (1759-1808), филолог, критик. Основатель (вместе с. Р. Бентли) текстологии как научной дисциплины в Англии. старой английской и французской литературы; а в осуществленных моим любезным и превосходным другом Тоддом³⁸Тодд Генри Джон (1763-1845), издатель. изданиях Мильтона и Спенсера публика получила образец того, чего можно достичь с помощью умеренного и искусного применения старинного готического шрифта.

Я мог бы напомнить вам другие примеры, но ваша собственная начитанность и хорошая намять куда лучше снабдят вас ими. Позвольте, тем не менее, не пренебречь замечанием, что прекрасные страницы «Шотландских менестрелей» и «Сэра Тристрема» демонстрируют в примечаниях (сейчас и тогда обильно уснащенных ссылками, напечатанными старинным готическим шрифтом) доказательство того, что автор «Баллады» и «Мармион» не считал ниже своего достоинства обогащать запасы своих обширных познаний такой премудростью, которую можно почерпнуть из книг, напечатанных старинным готическим шрифтом. Короче говоря, хотя это также яркий и распространенный симптом библиомании, он, несомненно, не сопровождается вредными последствиями, когда упорядочивается благоразумием и осмотрительностью. Незримый, но ненасытный аппетит поглощать все, напечатанное старинным готическим шрифтом, может только навлечь непревозмогаемую болезнь, если даже не смерть, пациента!

Частная печать. Есть, кроме того, еще один симптом, показывающий широкое распространение библиомании; заключается он в нежных чувствах к книгам, которые были напечатаны только для частного распространения или в частной типографии^*Читатель, вероятно, не возражает против ознакомления с несколькими характерными произведениями, напечатанными для приватного распределения: Музеум Уорслианум, сэра Ричарда Уорсли, 1798, 1802, атлас фолио, 2 т. Первый том, напечатанный только в 200-х экземплярах, был окончен в мае 1798 г. и распространен, вместе с вкладным листом ко второму тому, среди избранных друзей сэра Ричарда Уорсли, автора. Второй том, с полным текстом в книге, которого было отпечатано всего 100 экземпляров, был окончен в 1802 г. Затраты на эту редкую и роскошную публикацию составили громадную сумму в 2700 ф. ст. — Отцовская месть, графа Карлейля, рыцаря Подвязки, 1800, 4°. Ограниченный тираж этого красивого тома с гравюрами был распределен знаменитым автором среди друзей. Я видел экземпляр в красном марокене с оригинальным письмом дарителя в библиотеке графа Спенсера в Олторпе. — Гора Сен-Готар, покойной герцогини Девонширской, фолио. Тираж 50 экземпляров. В некоторых из них, говорят, окружающие гору дикие романтические пейзажи раскрашены леди Дианой Боклерк. — Диссертация об этрусских вазах, Кристи. Империал кварто. С изящными гравюрами. Этот, поистине, классический труд отпечатан тиражом 100 экземпляров.. Того, что исполнено для немногих, будут жаждать многие; потому что острый интерес к диковинке возбуждается предположением, что что-то весьма необычайное, или весьма редкостное, или весьма замечательное преподносится в такой книге, столь пристрастно распространяемой. Что касается книг, напечатанных в частной типографии, то мы имели совсем недавно подтверждение той жадности, с которой некоторые томики, исполненные подобным образом, отпечатанные сравнительно ограниченным тиражом, разыскивались книжными знатоками. Речь идет об изданиях Строберри Хилл Пресс. Но я не испытываю столь пылкого восторга от этих томиков, как большинство собирателей. Напротив, я думаю, что Хэфод Пресс одним единственным своим изданием перевесило всю тщательно отделанную литературную продукцию Уолпола, по крайней мере, с точки зрения полезности.

Книги, подвергавшиеся преследованию, запрещенные или сожженные. Должен добавить к предшествующему симптому также страстное желание обладать книгами, которые подвергались преследованию, были запрещены или сожжены; но эти категории занимают свое место в разделе причин редкости книг, а так как об одном этом симптоме может быть исписан целый том, то в данном месте я могу лишь намекнуть на предмет разговора в надежде, что усердный библиограф сделает для нас то, что иностранцы уже сделали — каждый для своей нации.

Все издания одного произведения. Есть еще одна характерная черта книжного безумца, которая заслуживает упоминания. Это пылкое желание собрать все издания одного произведения, которые только выходили в свет. Не только первое, — будь то необрезанный экземпляр, на бумаге большого формата, напечатанное старинным готическим шрифтом, уникальное, экстравагантное или иллюстрированное — но все издания^* Признаюсь откровенно, что сам некогда отчаянно страдал этим одиннадцатым симптомом библиомании, собрав не менее семидесяти пяти изданий греческого евангелия — но время охладило мой пыл и внесло поправку в мои суждения. Я расстался с семьюдесятью и сохранил только пять: Р. Стивенса 1550 г., Эльзевира 1624 г., Милля 1707 г., Уэстейна 1751 г„ и Гризбэка 1810 г. — как прекрасную и тщательную оксфордскую перепечатку.. Это, по моему скромному разумению, наиболее нелепая страсть: зачем здравомыслящему человеку желать еще лучшего, нежели самые ранние и самые лучшие издания произведения. Но замечено также, что эти увлечения иногда весьма непостоянны и необычны. Так, один просто несчастен, если не обладает каждым изданием наших ранних грамматиков, другой имеет склонность столь же странную, по более мрачную: он стремится обладать каждой книгой, имеющей отношение, близкое или отдаленное, к Латимеру³⁹Латимер, епископ Уорчестерский, одни из основателей английского протестантизма, казнен в 1555 г. или Сведенборгу⁴⁰Сведенборг, Эммануэль (1688-1772), шведский философ-мистик..

Объемистые и многотомные произведения. Последний симптом, не столь уж отдаленно связанный с двумя предыдущими, — это страсть обладать многостраничными и многотомными произведениями и оценивать сокровища наших библиотек скорее по протяженности их полок и блеску, чем по их внутренним достоинствам; забывая, как изящно иллюстрировал Ронсар то, о чем мы сейчас говорим, сравнив полезные и красивые маленькие реки с теми, которые затопляют собственные берега, принося при этом разрушения. Как говорит Кэйо в своем «Библиографическом романе»: «О, насколько маленькая книжечка тщательно продуманная, содержательная и хорошо написанная и приятнее и пригоднее для чтения, чем те обширные компиляции, составление которых демонстрирует скорее простой интерес, чем хороший вкус!»⁴¹Кэйо, Антуан (1757-1830), преподаватель языков, книгопродавец, писатель. Его высказывание, приведенное Дибдином, написано по адресу «Энциклопедии» Д’Аламбера и Дидро, это своего рода библиофильский камешек в огород 35-ти томной, большого формата, энциклопедии..

Достаточно пространно порассуждав в двух предыдущих разделах этого письма об истории и симптомах библиомании, остается, согласно первоначальному плану, сказать несколько слов о предлагаемых средствах ее лечения, ведь было бы достойным всяческого порицания оставить любого размышляющего пораженным наводящими уныние чувствами относительно страданий и смертности, которые были вызваны злоупотреблением описанными выше страстями. Я и мои друзья далеки от столь жестокого, если не преступного образа действий; позвольте поэтому, дорогой сэр, всерьез порассуждать о

III. ПРЕДЛАГАЕМЫХ СРЕДСТВАХ ЛЕЧЕНИЯ БИБЛИОМАНИИ. Несомненно, будет числиться среди человеколюбов своего времени тот, кто успешнее меня различит и опишет опустошения, произведенные этой болезнью, и поддержит пострадавшего средствами ее лечения. Но поскольку это расстройство нынешнего времени и поскольку его характерные черты впоследствии могут быть даже не вполне распознаны и описаны, надо с большой беспристрастностью отнестись к тому целителю, который предлагает рецепт для столь неясного и сверхсложного случая. Напрасно вы будете искать в произведениях Гиппократа и Галена описание этого заболевания, вы не найдете намека на него и в философских трактатах Сиденама и Хебердэна⁴²Сиденам (XVII в.), Хебердэн (XVIII в.), английские медики.. Оно до тех пор, пока медицинское искусство д-ра Ферриара впервые обратило на него внимание общественности, ускользало от наблюдательности всех наших патологов. Дрожащей рукой и полный ужасных предчувствий я даю следующие рецепты для лечения или смягчения этого расстройства:

Во-первых, болезнь библиомания существенно смягчается или умеряется направлением наших научных занятий на полезные и выгодные труды - напечатаны ли они на бумаге малого или увеличенного формата, готическим, прямым светлым или курсивным шрифтом. Если будем принимать во внимание исключительно сущностное превосходство, а не внешнее великолепие или случайную ценность любого произведения — то это, возможно, вполне предохранит нас от этой болезни.

Пусть полночная лампа возгорается, чтобы освещать сокровища древности — будь то рыцарские романы, или хроники, или легенды, и напечатаны ли они Альдом или Кэкстоном — если таким образом может быть придан более яркий блеск страницам современной учености! Распознать гениальность в ее истоках или увидеть, как она подвергалась влиянию или видоизменялась «знаниями прошедших времен» — есть занятие равно приятное и выгодное. Смотреть, как Шекспир тут и там срывал цветок с какой-нибудь старой баллады или народной сказки, чтобы украсить свою нетленную гирлянду, следовать за Спенсером и Мильтоном по их восхитительному лабиринту среди прелести итальянской литературы — вот научные занятия, которые отчеканивают наш ум! Но за этим занятием давайте не будем смотреть свысока на мудрость нового времени и воображать, что только древнее может быть превосходным. Мы должны помнить, что Бэкон, Бойль, Локк, Тэйлор, Чиллингворт, Робертсон, Юм, Гиббон и Пэлей ⁴³Выдающиеся английские философы и ученые XVI-XVIII вв. — это имена, которые всегда владеют вниманием знающего и напоминают нам о развитии разума и достижениях знания за два последних столетия.

Во-вторых, перепечатка редко встречающихся и ценных по содержанию трудов является другим средством не допустить распространения этого расстройства. Некоторым утешением служит обнаружение среди всех наших современников, страдающих от библиомании, проницательного и энергичного книготорговца, переиздающего драгоценные Хроники Фруассара, Холиншеда⁴⁴Холиншед, Рафаил (ум. 1580), один из авторов и редактор свода хроник и описаний «Хроника Англии, Шотландии и Ирландии». и Холла⁴⁵ Холл, Эдвард (1497-1547), лондонский юрист. Автор хроники «Союз двух знатных родов Ланкастеров и Йорков», изданной в 1542 г., имеющей самостоятельное значение только для периода 1509-1532 гг. В большей части — вольный перевод «Истории» Полидора Виргилия. При Марии Тюдор почти все экземпляры книги были уничтожены, так как автор был сторонником Генриха VIII и разрыва с Римом. и коллекции, известные под названиями «Харлеамский сборник» и «Трактаты лорда Сомерса». Эти благородные усилия вполне заслуживают общественного попечительства.

В-третьих, издание наших лучших древних авторов, будь то проза или поэзия^*Предпринятые недавно Variorum (^{Variorum издания — издания полного собрания сочинений со всеми вариантами, исправлениями, добавлениями автора и примечаниями}) издания Шекспира, которых некоторые даже предпочитают изданию Стивенса (1793, 15 т., 8°), Тоддовы издания Мильтона и Спенсера, изданные Дж. Чэлмерсом труды сэра Дэвида Линдсея (^{Линдсей, Дэвид (1490-1555), шотландский поэт, автор сатир, направленных против церкви и королевского двора}), Джнффордово издание Мэссинджера (^{Мэссинджер, Филипп (1583-1640), драматург, современник Шекспира}) и Октавиуса Джилкриста издание стихотворении епископа Корбетта (^{Корбетт, Ричард (1582-1635), епископ Оксфордский, поэт, автор сатирических стихов}) показывают пример доброго действия этого третьего средства лечения., — еще одно средство эффективно противодействовать продвижению библиомании, во всех ее отдельных проявлениях.

В-четвертых, создание общественных учреждений^*Королевский, Лондонский, Сурреевский и Расселовский институты были сосредоточением в разных частях метрополии больших библиотек полезных книг, которые, можно надеяться, со временем будут сдерживать устроение так называемых передвижных библиотек. — весьма сильнодействующее противоядие против широкого распространения отдельных симптомов этой болезни.

В-пятых, поощрение изучения библиографии^*«Хорошая библиография, — говорит Маршан (^{Маршан, Проспер (1675-1756), французский эрудит и библиограф. Вступив в 1698 г. в корпорацию книготорговцев в Париже, открыл лавку «Феникс», с 1711 г. торговал в Амстердаме}), — общая или частная, светская или церковная, национальная, провинциальная или местная, либо просто персональная, одним словом, любого рода, какой она может быть, есть дело вовсе не такое легкое, каким его многие себе могли бы представить; но они при всем том никоим образом не должны настраиваться против нее. Такова, как она есть, она остается хорошей, полезной и достойной внимательного изучения любителями истории литературы. может быть сочтено одним из наиболее действенных лекарств от этой разрушительной хвори. Разместить знающих свое дело библиотекарей по отдельным разделам большой публичной библиотеки либо подчинить библиотеку более ограниченного размера одному прилежному, полному энтузиазма, хорошо осведомленному, хорошо воспитанному библиографу или библиотекарю значит определить направление, в котором пролегают русла, но которым надлежит течь книгам.

Таким образом, кратко и сдержанно я высказал несколько предложений, которые могут дать нам возможность избегнуть или умерить жестокую болезнь, называемую библиоманией. В самом деле счастливым счел бы я себя, если бы описанием ее симптомов и рекомендациями средств лечения смог спасти кого-нибудь от преждевременной могилы или облегчить бремя его грядущих лет.

Вы, дорогой сэр, который в своих наблюдениях над обществом так же, как и в своем знании древних времен, должны встречаться с многочисленными свидетельствами несчастий, которым «подвержена плоть», возможно, будете расположены признать, что из всех разновидностей бедствий представленное на обсуждение наименее аморально. Поистине, может быть это именно так: что касается представленных в доказательство примеров, то в них вы не обнаружите ни самоубийц, ни игроков, ни распутников; ни женского сердца, вырванного из полночного разврата; ни нарушенного брачного обета; ни ребенка, принужденного чахнуть в бедности или пренебрежении; ни расточенного наследства и ни опороченной славы предка! Если люди согрешили под влиянием этой болезни, то их заблуждения были отмечены неумеренностью, проистекающей из интеллектуальной страсти, а не из желания низменных удовольствий.

Поэтому, если в обширном исследовании, которое философ может назвать «Превратностями человеческой жизни»^*В изобретательном и остроумном труде с таким заглавием я не припоминаю, была ли квалифицирована среди «Превратностей человеческой жизни» та досада, которая возникает от растрепанного или грязного экземпляра. это заболевание будет представлено менее вредным, нежели какие-нибудь другие, и, если покажется, что некоторые из привлекательнейших и ученейших смертных были одновременно и нерасположены и неспособны избегнуть его вредных влияний, то вы, вероятно, почувствуете меньшую тревогу, если симптомы болезни появятся в уединенном жилище в Ходнете^*Ходнет Холл, Шропшир, сельское жилище Хебера.! Припоминая, что даже в более удаленных местах ее влияние дало себя почувствовать и что ни чистая атмосфера Хэфода и Следмера^*Хэфод, Ю. Уэльс, местопребывание Т. Джоунса (^{Джоунс, Томас (174-1816), собиратель книг. С 1800 г. член Королевского общества. Напечатал в собственной типографии в Хэфоде в 1806-1807 гг. составленный им самим каталог своей библиотеки. В 1807 г. почти вся эта ценная библиотека сгорела. Джоунс собрал до конца жизни новую библиотеку}) эсквайра, члена парламента, переводчика Хроник Фруассара, Монстреле, Путешествий Де Брокьера и Жуэнвнля. Большой пожар особняка и библиотеки два года назад мог бы охладить чей угодно собирательский пыл, но не Джоунса — его Библиотека как Феникс восстала из пламени! Следмер, йоркшир, местопребывание сэра Марка Мастермена Сайкса (^{Сайкс, Марк Мастерман (1771-1823), известный библиофил, обладатель одной из лучших частных библиотек Англии, главные разделы которой составляли первоиздания классиков, образцы книгопечатания XV в., поэзия Елизаветинского века, множество ценных манускриптов. Его главным сокровищем было первое издание Ливия (Рим, 1469), единственный экземпляр на пергамене. Библиотека Сайкса с 1846 г. находится в Британском музее. Сайкс был членом Роксборо-Клуба}), баронета, члена парламента. Библиотека этого любезного и обладающего вкусом баронета отражает его репутацию — она и обильна и отборна. не ослабила полностью ее силы — вы не будете расположены воскликнуть с неистовством по поводу вторжения книжных маньяков

В целом, поэтому, внимательно изучив описанные симптомы этого расстройства и применяя такие средства лечения, которые были рекомендованы, мы можем надеяться, что его вирулентность можно ослабить, а число его жертв уменьшать год от года. Но если заинтересованные члены общества предвидят иной результат, а описанные наблюдения, по-видимому, представляют лишь узкий и частный взгляд на вред библиомании, тогда моим единственным утешением является мысль о том, что представить нечто в качестве предмета обсуждения лучше, чем хранить угрюмое и неодолимое молчание. Пусть делом более опытных библиографов станет исправление и расширение намеченного выше контура. Примите уверения, дорогой сэр, искренне Ваш и т.д.

Томас Фрогнолл Дибдин.

Кенсингтон, мая 16, 1809 г.