Книга в истории человеческого общества

Ваньер и перевозка библиотеки


Гримм превосходно справился с возложенным на него поручением: он немедленно завел переговоры с мадам Дени, с которой по этому же вопросу установил переписку и И.И. Шувалов1Участие Шувалова в деле приобретения библиотеки Вольтера факт совершенно новый, установленный только в 1937 г., на основании сообщенного нам редакцией «Литературного наследства» письма г-жи Дени Шувалову, обнаруженного в одном неопубликованном сборнике.. Кроме того, Гримм связался с давнишним своим корреспондентом и отчасти контрагентом — женевским советником Франсуа Троншеном, а главное, взял на себя руководство действиями и заботу об участии фактического хранителя вольтеровского книжного и литературного наследства — его секретари Ваньера.

Об этом первом неофициальном, но усердном хранителе вольтеровского наследия, как о личности, широким советским читательским кругам незнакомой, стоит сообщить некоторые данные. Изготовление выписок, копий, переписка вариантов и целых рукописей, наконец, непосредственная, почти стенографическая запись под диктовку прозаических, а иногда даже и поэтических произведений Вольтера, а главное, нескончаемого множества его писем, как известно, доходивших до 30 в день, — со всем этим была связана деятельность многих лиц в разные эпохи жизни писателя. Среди них, однако, выделяются имена трех секретарей, работавших у него в течение длительного времени и запечатлевших впоследствии немало любопытных деталей биографии и быта Вольтера в своих записках. Первые двое - француз Лоншан (Longchamp) и флорентиец Коллини (Collini), прослужившие у Вольтера по 5-6 лет21746-1751 гг. и апрель 1751 г. - июнь 1756 г. В отношении последней даты (смены Коллини Ваньером) представляет значение письмо Вольтера от 9 июня 1756 г. к de Brenles: он разыскивает «слугу толкового и который даже умел бы немного писать»: в связи с этим мнение, высказанное Боннефоном в только что названной выше работе, будто Ваньер служил у Вольтера уже с первых дней его водворения в Монрионе, следует отвергнуть (по крайней мере в отношении секретарских обязанностей), так как сам Ваньер указывал, что посвятил себя Вольтеру с конца 1764 г.; оба они не только не ужились с мадам Дени, но и вообще не сумели вполне оправдать оказанного им доверия.

Третий же, Жан-Луи Вапьер (Wagniere, родился в октябре 1739), уроженец кантона Во, сын учителя, еще в 14-летнем возрасте безоговорочно посвятил всего себя служению боготворимому им великому человеку и быстро выработал в себе качества отличного секретаря, библиотекаря и «литературного агента»; он сумел в течение 24 лет, проведенных им неразлучно с Вольтером, сделаться буквально незаменимым в ряде весьма щекотливых и ответственных положений, создававшихся для владельцев Фернейского замка не только в самих его стенах, но и подчас далеко за границами их владений. Горько раскаивался Вольтер почти накануне смерти в том, что из Парижа, к которому его приковывало усердно используемое г-жой Дени старческое самолюбие, он отправил назад в Ферне своего верного помощника; срочно вызвал он его обратно в Париж; но было уже слишком поздно. Ваньер прибыл на Парижскую заставу ранним утром 29 мая 1778 г., когда до нее еще не дошла весть о кончине поэта, через несколько часов взбудоражившая всю столицу. Верный слуга и почитатель великого скептика был не только молод и чист душой, он был сыном века сентиментализма: чувствительность его не выдержала потрясении, и, едва войдя в последнее жилище Вольтера, он упал в глубокий обморок.

Бедняга не подозревал размеров катастрофы, на него лично обрушивавшейся, как не подозревал он за несколько часов перед тем и того, что встреченная им при приближении к Парижу мчавшаяся на почтовых повозка увозила тело недавнего властителя умов, которое спешили хитростью предать погребению в аббатство Селльер — на единственном клочке освященной французской земли, где удалось опередить епископский запрет погребении на кладбище. Основная наследница крупного состояния своего дяди г-жа Дени не сочла нужным распорядиться судьбой и средствами Ваньера лучше, нежели это сделал сам его патрон, в своем завещании почти вовсе его обделивший. Вся горечь этого невнимания к 25-летним трудам Ваньера не поколебала его живого пиетета к Вольтеру; он сумел обратить свою сдержанную досаду исключительно на его племянницу, с которой его интересы скрестились и по другим линиям.

Ваньер мечтал о работе по собиранию, изучению и подготовке к изданию литературного наследия человека, которому он так успешно служил секретарем. Этому вполне, казалось бы, естественному ходу вещей помешала, с одной стороны, передача всех неопубликованных рукописей и значительной части писем Вольтера издателю Панкуку, через которого они попали к Бомарше. А Бомарше предпочитал не связывать себе руки педантичным контролем такого первостепенного, но, конечно, благожелательно пристрастного к Вольтеру свидетеля, как его бывший секретарь. С другой же стороны, вместо разборки и изучения библиотеки Ваньеру пришлось почти сразу заняться ее свертыванием, упаковкой и переноской, а затем и отправкой в Петербург. Он с тем большим усердием отдался этому делу, целиком поглотившему второе полугодие 1778 г., что оказался обманутым и в других своих расчетах. Его назначили управителем Ферне, но вскоре поместье перешло к другому владельцу, и об участи Ваньера и его семьи пришлось позаботиться тем, кому память о Вольтере была действительно дорога, а именно одному из женевских друзей писателя, советнику Франсуа Троншену, а также и Гримму, которые устроили Ваньеру поездку в С.-Петербург для разборки библиотеки и обеспечили ему службу при русском дворе.

Расписка г-жи Дени в получении денег за библиотеку датирована 15 декабря 1778 г. Однако вопрос о приобретении библиотеки Екатериной считался решенным и до этого срока, подготовка же книг к отправке в Россию началась гораздо раньше. Еще 28 ноября г-жа Дени и 20 ноября Гримм писали Троншену о том, что библиотека в Ферне уже упакована, и просили его разрешения поставить на зиму ящики с ее книгами в его именин Делис, что и осуществлено было 7 декабри. Эта переброска библиотеки имела не только ту цель, чтобы из сырого (не отапливавшегося) опустевшего Фернейского замка переместить книги в сухое и хорошо охраняемое помещение, каковым являлось Делис: «Большая галлерея... всю зиму отапливаемая печью и, следовательно, совершенно сухая», как об этом 8 декабря писал Гримму Троншен: Гримм просил Троншена позаботиться о приемке библиотеки. «Речь идет о том, — писал он 30 ноября, — чтобы Вы с Вашим обычным великодушием предоставили этой библиотеке, отныне императорской, право гостеприимства в сухом и надежном месте. Мне бы хотелось, чтобы вы получили и от Ваньера особое свидетельство о том, что переданное вам число ящиков содержит все принадлежащее к составу фернейской библиотеки господина Вольтера и чтобы вы затем, совместно с Ваньером, опечатали ящики и известили меня о том, что они отныне поступили в ваше обладание в Делис».

Отправить книги в Россию в марте 1779 г. (как первоначально предполагалось) не удалось, и они были вывезены из Делис 10 апреля, а 10 мая во Франкфурте соединились с теми книгами, которые в свое время по требованию Вольтера были вывезены в Париж. Тогда же к ним были присоединены рельефный план Ферне и гудоновская статуя писателя. Еще раньше библиотека получила ценное пополнение: узнав о том, что все принадлежавшие Вольтеру английские книги были владельцем подарены и завещаны его другу и соседу Анри Рие (Henri Riue), Екатерина возложила на Гримма и Троншена переговоры о приобретении этих книг. Покупка осуществилась за сумму в 6000 ливров, причем Рие к 227 томам английских книг Вольтера добавил свою, считавшуюся весьма полной, коллекцию сочинений Вольтера, переплетенную в 101 том.

От намеченной сначала перевозки библиотеки Вольтера морем через Амстердам русская императрица, учитывая англо-французские военные действия на море, отказалась и предписала более надежный путь сушей до Любека, где ящики должен был ожидать русский корабль. Ваньеру были высланы документы русского дипломатического курьера; Гримм снабдил его множеством рекомендательных писем и точных инструкций, заботливо простиравшихся не только на весь путь вплоть до Любека, где он должен был нагнать ценный груз, но и до палат петербургских вельмож; последний раздел инструкции гласил «Прибытие в Петербург» и содержал ряд любопытных характеристик вельмож и чиновников, от которых могла зависеть судьба Ваньера3В любезно указанной нам С.П. Белобровым книге Л. Кроткова «Русский флот в царствование имп. Екатерины II» (СПб., 1898) приводится следующее сведение за 1779 г.: «Пакетбот «Быстрый» ходил в Любек, откуда привез 19 тюков вольтеровской библиотеки, которые, подняв, положили на палубу и, сохраняя от мокроты, покрыли брезентами» (с. 141). Излишне подчеркнуть здесь слово «тюки» и особо отметить, несомненно, очень крупный размер этих 19 тюков (быть может в свою очередь вмещавших ящики), поскольку при эвакуации 1941 г. библиотека Вольтера заняла 65 ящиков. Еще более поразителен размер тех 12 ящиков, которые вместили в Делис упакованную библиотеку.. К Экку, почт-директору и исполнителю многих секретных поручений императрицы, предписывает обратиться не только эта инструкция, но и полученное Ваньером уже в Любеке письмо Гримма от 19 июня 1779 г., превосходно рисующее не только предусмотрительное внимание Гримма, но и то не вполне определенное положение, в котором предстояло очутиться Ваньеру в Петербурге.

Неопределенность положения Ваньера зависела в первую очередь от того, что Екатерина и сама не знала, какое ему назначить применение, и не раз в письмах Гримму подчеркивала, что не испытывает в нем особой нужды, хотя и готова устроить ого судьбу; едва ли не главная польза от его присутствия должна была, по ее мнению, заключаться в помощи при выборе места в окрестностях столицы, которое бы напоминало Юрские горы, Альпы и Женевское озеро; «библиотеку же мы пока поместим и комнатах г-жи Левшиной... рядом с этой библиотекой и Ваньеру найдется уголок», — пишет она 14(25) июля. Из этого же письма мы, кстати, узнаем, что в эти дни «ни Ваньер, ни библиотека, ни пакетбот еще не вошли в Кронштадский рейд», но что их ждут здесь с часу на час и, раз дело уже сделано, — «то по боку извинения»: пусть Гримм не оправдывается в том, что он «погрузил на корабль Ваньера и компанию на основании полусогласий, согласий на одну треть и на три четверти и целых согласий, почти тотчас же взятых обратно»; но, по мнению царицы, не стоит раскаиваться в том, что она «толком не знала в этом случае, как и во многих других, ни чего она хочет, ни чего не хочет», а также в том, что она все же писала в связи с этим о желании или нежелании. «Что же до занятий Ваньера, которыми Вы так сильно озабочены, — сказано в том же письме, — то они будут состоять прежде всего в разборке и приведении в порядок библиотеки; затем он станет чтецом»4Сборник ИРИО, 23, с. 153. Письма от 18 мая (с. 140), 18 июня (с. 144) и 5 июля (с. 150) вполне обнаруживают не только полную неопределенность будущего положении Ваньера, но и то, что оно определялось под прямым давлением Гримма..

Ваньер указывает в своих мемуарах, что прибыл в Петербург 8 августа, т.е. 29 июля старого стиля, что подтверждается письмом Екатерины Гримму от 30 июля. Лишь в середине октября Ваньер смог представиться императрице и приступил к работе. Что же касается библиотеки, то она была доставлена прямо в Эрмитаж: по крайней мере, при крайней скудости сведений о ней за этот период, об этом определенно говорит предание, подкрепляемое косвенной ссылкой историка Эрмитажа на воспоминания Клостермана. Этот последний «осенью 1779 г.» в эрмитажном (т.е. нынешнем Ла-Моттовом) Павильоне натолкнулся на двух иностранцев, один из которых показался ему щуплым, а другой рослым — оба они по-французски «осведомлялись, кому следовало бы передать la bibliotheque de Monsieur de Voltaire» — это были только что прибывшие с корабля Ваньер и бывший кучер Вольтера, с великим множеством ящиков.

На основании советских материалов нам удалось собрать несколько существенных уточнений биографии Ваньера. Этому первому устроителю вольтеровской библиотеки в России впоследствии суждено было на своей родине стать первым революционным мэром коммуны Ферне-Вольтер. (Разумеется, «Записки» Ваньера, увидевшие свет много лет спустя после его смерти, в годы Реставрации и Июльской монархии отнюдь не выпячивали ни несомненно нам засвидетельствованной активности Ваньера в этом звании, ни вообще само это звание.)

Что же Ваньер успел сделать в Эрмитаже? Да и что можно было успеть за два месяца работы5Ваньер выехал из Петербурга 29 или 30 декабря (старого стиля). (не трудно установить, что выехал он из Петербурга уже в последних числах 1779 г.)?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо познакомиться с составом и характером книжного собрания, которое доставил Ваньер.

MaxBooks.Ru 2007-2023