Типологическая модель русской книги на начальном этапе ее развития

А.А. Гречихин

Проблема типологии может рассматриваться и рассматривается в книговедческой литературе с различных сторон — истории книги, искусства книги, теории и практики редактирования, библиотековедения, библиографии, книжной торговли и т.д. Но до настоящего времени актуальным остается вопрос целостного, системного, т.е. именно типологического, изучения книги. Это имеет не только важное историко-культурное значение, но - главное - позволит поднять на новый уровень разработку методологии книговедения, решение проблемы типологии книги, совершенствование книжного дела, прогнозирование развития книги в будущем.

В принципе уже существует литература по проблеме типологии книги, но обычно эта проблема рассматривается вне истории, вне методологии книговедения как системной науки и, значит, не книговедчески, а с частных позиций той или иной из названных выше дисциплин книговедческого комплекса. Само явление «тип» (тип как высшая книговедческая категория) интерпретируется, следовательно, не с позиции книговедения, а чаще всего с точки зрения такого частного случая книговедческой типизации, как библиотечно-библиографическая классификации.

В настоящей статье мы пытаемся рассмотреть формирование типологических особенностей русской книги на начальном этапе ее развития. Причем не с точки зрения какой-то отдельной науки книговедческого цикла, а с позиций именно книговедения как системной науки о книге и книжном деле. Такой характер науки о книге и, в данном случае, историко-книговедческий подход к исследованию поставленной проблемы обусловлен сложностью и многофакторностью самого предмета исследования — книги как системы, диалектического единства содержания (социальной информации), семиотической (язык, жанр) и материально-конструктивной (документальной) формы.

Проблема усложняется еще и тем, что указанное системное триединство, отражая сущность книги и книговедческого подхода, определяя место книговедения среди других наук, изучающих книгу, имеет целый ряд обусловленностей внекниговедческого порядка: прежде всего характер общественно-практической деятельности (но Марксу — «общественно-экономическая формация»), далее, уровень культуры как специфического способа человеческого существования, наконец, другие способы (формы и средства) социальной коммуникации. Важно подчеркнуть взаимообусловленность культуры и коммуникации; первая из них играет ведущую роль по отношению ко второй, но, в свою очередь, обе они определяются общественно-практической деятельностью, основу которой составляет определенный способ производства.

Указанная диалектическая взаимозависимость определяет и глобальные тенденции развития русской книги:

Изменение способа производства («общественно-экономической формации»), уровня культуры необходимым образом влечет за собой и видоизменение системы социальной коммуникации, книги.
Разделение труда в рамках господствующего в данную эпоху способа производства вызывает аналогичные процессы и относительно книги — в каждую эпоху существует определенная зависимость между интеграцией и дифференциацией типологического многообразия книги.
Трансформация книги как специфического способа социальной коммуникации начинается, в соответствии с указанной взаимообусловленностью, одномоментно применительно к трем основным ее составляющим, но в такой видимой последовательности: от изменения материально-конструктивной и семиотической формы к изменению содержания, и наоборот (на основе диалектической взаимообусловленности формы и содержания).

Естественно, конкретные социально-исторические условия развития того или иного народа, нации вносят в эти общекультурные, общекниговедческие процессы элементы своеобразия, индивидуальности. Изучение данной самобытности позволяет глубже понять культуру данного народа, специфику его социально-исторического развития, прогнозировать этот процесс и управлять им. В то же время появляется возможность воссоздать объективную типологическую историю книги как специфического способа социальной коммуникации, прогнозировать и управлять процессом ее развития. В этом следует видеть важное социально-философское и теоретико-культурное значение книговедения как науки о книге в широком понимании. И поэтому очень актуальным становится тезис, развитый Л.М. Ловягиным еще в начале нашего века: книговедение — наука о книге как орудии общения людей между собою, одна из социологических дисциплин, позволяющая «пролегать пути к общей науке о человеческой культуре и по тропинке изучения книжной производительности человечества».

Задача, следовательно, состоит в том, чтобы построить — первый этап — обобщенную типологическую модель книги и затем на основе имеющихся социально-исторических, историко-культурных, книговедческих и т.п. данных конкретизировать эту модель — второй этап — применительно к той или иной эпохе русской истории. Некоторый научно обоснованный ряд, система таких конкретно-исторических моделей и позволит воссоздать всю историю русской книги с далеко идущими перспективами.

Разработка обобщенно-типологической модели книги

Упрощенный структурный вариант такой модели уже был представлен в одной из наших работ. Для решения историко-книговедческих задач нужна модель, отражающая в диалектической взаимосвязи все (а не только структурный) основные аспекты книги как способа социальной коммуникации, возникновения, функционирования и развития книги. Книговедческая категория «тип» и несет в себе все эти сущностные характеристики книги. Отсюда и необходимость построения именно типологической модели книги как системы книговедческих категорий.

Прежде всего, понимая под типом книги исторически обусловленную книговедческую категорию, отражающую в диалектико-логическом единство необходимых и достаточных признаков сущность данного способа социальной коммуникации, мы тем самым должны дать определение книги. Учитывая сложность и нерешенность этого вопроса, несмотря на многочисленные в книговедческой литературе дефиниции книги, мы ограничимся здесь только объективной конкретизацией книги как способа социальной коммуникации. Иначе говоря, выведем необходимые и достаточные условия (признаки) существования книги, или, точнее, принципа ее реализации во времени, пространстве и обществе. Таковыми основополагающими признаками книги и будут вышеназванные: социальная информация, семиотическая и материально-конструктивная форма. Специфическое объединение их в систему и дает принципиальную основу книги.

Книгу в качестве способа социальной коммуникации можно понимать как объективированное в диалектическом единстве социальной информации и семиотической и материально-конструктивной формы представления этой информации средство социальной коммуникации¹Под «социальной информацией» понимается логическое содержание общественно-практической деятельности (культуры) во всем ее диалектическом многообразии, под «семиотической формой» — знаковые средства представления этого «содержания» (социальной информации), под «материально-конструктивной формой» — материальный носитель первых двух составляющих книги. Следуя известному семиотическому подходу, эти три составляющие книги мы могли бы представить как: «план содержания» (социальная информация), «план выражения» (семиотическая форма) и «план представления» (документальный носитель)..

Такое представление об основных принципиальных составляющих КНИГИ обусловлено самим положением системы социальной коммуникации как специфической и неотъемлемой части любой деятельности, осуществляемой обществом.

Такая постановка вопроса базируется на том, что сам способ производства, определяющий способ социальной коммуникации, книгу, трактуется в марксистско-ленинской философии как своеобразное диалектическое единство (открытая динамическая система), основными составляющими которой являются: предмет труда, производительные силы и производственные отношения. Следовательно, уже в исходных принципах книга представляет собой сложную диалектическую систему.

Дальнейшая конкретизация принципиально-типологической модели книги требует введения в нее всех необходимых и достаточных признаков (соответственно и в определение книги). Тогда в целом принципиально-типологическая модель книга как историко-книговедческого (историко-типологического) метода исследования ее должна состоять на следующих необходимых и достаточных подсистем (категорий):

предмет — типизация социальной информации как содержательного результата общественно-практической деятельности (культуры);
метод — типизация подхода, способа как условия достижения поставленной цели социальной коммуникации;
цель — типизация основной задачи социальной коммуникации, поставленной перед книгой;
адрес — типизация читателя (потребителя) книги;
жанр — типизация способа семиотического представления социальной информации (предмета);
время — типизация историко-хронологического аспекта коммуникации;
пространство — типизация пространственно-географического аспекта коммуникации;
аппарат — типизация вспомогательных средств освоения книги как способа социальной коммуникации;
носитель — типизация способов материально-конструктивной реализации книги.

Эта принципиально-типологическая модель как отражение реального процесса социально-исторического развития книги подвергается непрерывной трансформации: изменяется структура книги и самого процесса ее создания — книговедческой деятельности (в единстве основных составляющих — практики, науки и управления — книжного дела); перед книгой как способом социальной коммуникации постоянно ставятся все новые и новые социальные задачи и цели; наконец, книга и все связанные с нею явления изменяются исторически. Следовательно, принципиально типологическая модель книга представляет собой в свернутом виде систему моделей, каждая из которых дает очередную ступень конкретизации обобщенно-типологической модели книги.

Как всякая система, книга обладает некоторой структурой, определяющей иерархию отношений между составляющими данную систему компонентами. Особенностью такой структурно-типологической модели книга является то, что эта модель не только определяет структуру книги как способа социальной коммуникации, предмета изучения книговедения и других наук книговедческого комплекса, но и определяет основные компоненты и уровни книговедческой деятельности как специфической и неотъемлемой части общественно-практической деятельности вообще.

В этом отношении в книговедении нужно различать непосредственно родовые структурные категории — рукописный документ, печатный документ, издание, отражающие структуру технологии создания книги, или — книгоиздательское дело, история книги, библиографоведение и т.п. — родовые книговедческие категории, отражающие структуру книговедческой деятельности; а также опосредственные родовые категории — социальная информация, жанр, материальный носитель, определяющие принципиальную структуру книги, или — массовая книга, специальная книга и т.д.— родовые книговедческие категории, определяющие структуру книги как способа социальной коммуникации.

Дифференциация способа производства (все углубляющееся разделение труда) влечет за собой и соответствующую дифференциацию средств социальной коммуникации книги во всех отношениях. С осознанием этой тенденции связана трактовка так называемого функционального метода в книговедении. Все дело в том, что в большинстве случаев он понимается опять-таки односторонне, так как за основу берется та или другая единичная составляющая книги, а не книга как целостное явление, система. Обычно — содержательный аспект (предмет, логический результат труда). Отсюда так называемые предметно-тематические типизации (классификации), наиболее широко распространенные в библиотековедении и библиографии. Далее, социальное назначение — отсюда собственно функциональные классификации, причем под социальным назначением может пониматься, с одной стороны, целевое назначение (аспект предмета труда, обусловленный производительными силами) и, с другой, читательское назначение, читательский адрес (аспект предмета труда, обусловленный общественными отношениями, т.е. категорией общественного потребителя).

В соответствии с изложенным подходом книгу как способ социальной коммуникации, как предмет книговедения необходимо рассматривать в диалектическом единстве всех ее специфических характеристик. Тогда понятие функционального в книговедении будет определяться не только той или иной стороной рассмотрения книги, а книги как целостного явления, но обусловленного разделением труда на данном историческом этапе развития общества. Причем разделение труда как необходимого условия для оптимизации осуществляемых социальных задач и функций. Родовыми функциональными категориями по отношению к способу производства, обусловливающего ту или иную общественно-экономическую формацию, будут: практика (техника), познание, управление (целеполагание). Каждому из указанных составляющих (уровней) соответствует и специфический функциональный уровень социальной коммуникации (функциональная книга): прагматическая (техническая) книга, познавательная книга, информационная книга.

Необходимо подчеркнуть, что как принципиально и структурно типологические категории в книговедении, так и названные функционально-типологические категории отражают в себе все основные элементы книги как системы — диалектическое единство социальной информации, семиотической и материально-конструктивной формы ее представления. Кроме того, обычно не учитывается и еще одна диалектическая закономерность: каждой из типологически выделяемых сфер общественно-практической деятельности соответствует единство всех указанных функциональных уровней социальной коммуникации, книги.

Решение поставленной задачи — использовать метод типологического моделирования к изучению истории русской книги — требует осознания того, что историческая эволюция затрагивает все возможные характеристики книги. Смена той или иной общественно-экономической формации (способа производства) необходимым образом отражается на принципиальных, структурных и функциональных особенностях книги. Следовательно, каждый исторический этап развития книги отличается конкретным своеобразием ее необходимых и достаточных признаков. Это своеобразие и отражает выделяемые нами родовые историко-типологические категории: генезис книги, рукописная книга, печатная книга.

Весь вопрос в том, что эти родовые категории книги традиционно рассматривают в книговедческой науке как отражение сугубо материально-конструктивных, технологических аспектов, т.е. игнорируя две другие составляющие — содержание и семиотическую форму его представления; или рассматривая любую из основных системных составляющих книги самостоятельно, в отрыве от других, что выходит уже за рамки книговедческого подхода, становится специфическим предметом других дисциплин книговедческого цикла или смежных наук вообще.

В этом отношении уместно привести характеристику метафизического «здравого смысла», который, по мнению К. Маркса, проявляется в том, «что там, где ему удается заметить различие, он не видит единства, а там, где он видит единство, он не замечает различия. Когда он устанавливает различающие определения, они тот час же окаменевают у него под руками, и он усматривает самую вредную софистику в стремлении высечь пламя из этих окостенелых понятий, сталкивая их друг с другом». Информация в обществе не существует вне форм и средств ее представления.

Таким образом, обобщенно-типологическая модель книги представляет собой системное единство, каждая из составляющих которого — принципиальная, эволюционная, функциональная и структурная модели — определяет специфический аспект, а все вместе диалектику возникновения, развития, функционирования и изучения книги как целостной социальной реальности. Системно-диалектический подход — система как частный случай реализации диалектического метода — предполагает, в свою очередь, наличие некоторой совокупности необходимых и достаточных систем, в своем единстве отражающих сущность исследуемого объекта. Более того, каждая из выделяемых нами книговедческих категорий представляет собой систему и, следовательно, нуждается (применительно к нашему случаю особенно) в типизации и, естественно, требует интерпретации и употребления в полном соответствии с установленными родо-видовыми отношениями между различными книговедческими категориями.

Причем необходимо специально оговорить, что каждую из этих категориальных (понятийных) характеристик книги в отдельности, а затем, в свою очередь, и все вместе необходимо рассматривать в единстве показанных выше обобщенно-типологических систем: принципиальной — следовательно, с позиций внекниговедческой, общесоциальной обусловленности книги как способа социальной коммуникации; исторической — с позиций исторического развития книги; функциональной — с позиций тех социальных задач, которые решает книга; структурной — с позиций взаимоотношений, состава всех частей книги и частей (этапов, процессов, уровней) книговедческой деятельности.

Главное при таком подходе — отойти от традиционного обычно метафизического понимания развития, функционирования и научного изучения книги как целостной социальной реальности, глубоко осознать и целенаправленно проводить в жизнь известное и часто цитируемое ленинское положение: «...смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь».

Естественно, новые методы исследования не должны ни в коей мере отрицать уже имеющегося и достигнутого и в своей действенности также нести органически связанные, целостные, именно диалектические принципы изучения книги и разработки книговедения как науки. С учетом многолетнего опыта приложения системного подхода в сфере других наук книговеды должны избежать его ограниченной интерпретации (известной в таких его модификациях, как «системно-структурный», «системно-функциональный» и т. и.), бытующей норой в области техники и естествознания. Сам объект исследования — книга как орудие культуры в самом широком смысле этого слова — обусловливает при рассмотрении любого книговедческого вопроса (тем более относительно типологии книга, отражающей сущность книговедения) диалектическое единство методов, систему методов. И, прежде всего, систему методов в ее основополагающих аспектах — принципиальном (предмет исследования), историческом, функциональном и структурном.

Предварительная конкретизация предложенной обобщенно-типологической модели к истории русской книги

Игнорирование истории или, в равной мере, абсолютизация ее наносят непоправимый урон современному книговедению. И этом отношении примечательно мнение одного из представителей смежной науки — лингвистики, где, может быть, особенно ярко проявляются результаты такого подхода: «Осознание роли развития ведет к рассмотрению любого синхронного среза как этапа развития и к пониманию того, что пренебрежение историей развития является вчерашним днем любой науки об органических объектах, если она стремится выйти из состояния собирания и классификации материала и стать объяснительной наукой. Этим также обусловливается неудовлетворенность такой типологией, целью которой прежде всего является классификация, поскольку в типологических исследованиях, в том числе объектов данного класса, эти объекты рассматриваются в отвлечении от фактора развития, обусловливающего неравномерность преобразования структур и систем этих объектов» Не претендуя на сколько-нибудь полную конкретизацию типологической истории развития русской книги, даже на начальном этапе, мы попытаемся наметить только отдельные тенденции, выявляемые предложенным системо-диалектическим методом относительно трех изначальных этапов: генезиса русской книги, русской рукописной книги, русской печатной книги (возникновение).

Уже простая хронистическая систематизация позволяет сделать несколько примечательных выводов. Прежде всего, каждый этап развития системы социальной коммуникации модифицирует ее, но не отменяет, не игнорирует прежних способов. То же самое относится и к книге: она предстает в сложной структурированной системе печатных, рукописных и других документальных форм. Далее, с точки зрения хронологии русская книга, по различным причинам социально-исторического характера, примерно до XVIII в. отстает от общемировых тенденций развития. Причем на примере России особенно наглядна эта обусловленность книги способом производства: хотя книгопечатание ко времени Ивана Федорова уже имело доминирующее значение в Европе, в то же время деятельность русского первопечатника в полной мере получила свое развитие лишь в петровскую эпоху, т.е. спустя 150 лет! И это при условии, что введение книгопечатания было освящено русской церковью и русским царем¹О чем Иван Федоров прямо говорит в послесловиях к московскому «Апостолу» 1564 г. и Львовскому «Апостолу» 1574 г.. Все дело в том, что печатная книга знаменует собой капиталистический способ производства и соответствующую ему эпоху массовой коммуникации. В условиях России, развитие которой задержалось из-за многовекового татаро-монгольского ига и специфической формы русской государственности (царизм), необходимость в массовой книге возникает лишь с эпохи преобразований Петра I.

Генетически книга возникает с появления письменности и в России, так же как у других народов, имеет простую линейно-плоскую документальную форму: берестяная, пергаменная грамота (можно сравнить с шумеро-вавилонскими глиняными табличками, египетскими папирусными свитками, греко-римскими пергаменными свитками и навощенными дощечками и т.д.). Но книга как новый способ социальной коммуникации модифицирует в себе не только письменность, но и все другие известные способы и средства коммуникации докнижного периода. И процесс ее становления происходит одномоментно во всех отношениях: принципиальном, функциональном, структурном и историческом. Более того, каждый новый этап развития (генезис, рукописный, печатный) обусловлен не только соответствующей технологией, но и новыми способами социального познания, мышления, новыми способами семиотического выражения. В результате переход к первой форме собственно книги — книжному кодексу — обусловлен всем ходом социально-исторического развития: достижениями предшествующих общественно-экономических формаций, первой формой диалектики (греческая философия) и связанными с ней формальной логикой и научным языком, формированием литературных жанров, т.е. принципиально иной формой логического отражения и семиотического представления социальной информации как результата общественно-практической деятельности.

Становление рукописной книги в России связано с принятием христианства, формированием феодального русского государства, в культурном отношении ставшего наследником греческой и византийской культур (известная теория «трех Римов»). Книга становится важным средством социального управления и формирования общественной идеологии, накопления и хранения социальной информации. С функциональной точки зрения четко намечаются три основных рода книг: прагматического назначения — документы деловой письменности (юридические и административные акты, грамоты, договоры), русские летописи; познавательного назначения — художественная и так называемая учительная литература (жития, проповеди, поучения и т.п.), различные природоведческие книги («шестодневы», «физиологи», «лечебники» и т.д.); социально-управленческого назначения - богослужебные книги, описи (каталоги) библиотек и списки «отреченных» книг²Составление списков запрещенных книг в христианстве началось в V в. Первый на Руси переводной с греческого список «Богословец от словес» помещен в «Изборнике Святослава» 1073 г. С XIV в. «списки истинных и ложных книг» включают и русскую литературу. Здесь четко проявляется управленческое назначение книг этого рода — русские списки содержали и рекомендуемые церковью произведения, в какой-то мере устанавливая круг чтения русского человека. Они считаются несомненным фактом предыстории русской библиографии..

Характерно, что книги прагматического характера в большинстве своем, особенно оригинальные русские, имели вид письменного документа предшествующего этапа развития (генезис книги). В какой-то мере это объясняется тем, что техника носила характер единичного ремесленного производства и более эффективны были внекнижные способы коммуникации (устная речь, предметная коммуникация, письменность).

Процесс познания определялся еще уровнем «непосредственного созерцания», собирания фактов и идей, практического опыта. Греческая философия проникала в Россию в извращенном изложении христианских богословов и схоластов. Здесь необходимо отметить два специфических момента, характерных для русской рукописной книги познавательного назначения. С точки зрения развития общественного и гуманитарного познания, важное значение имеет русская художественная литература, русские летописи. В то время как естественнонаучная информация конденсировалась на Руси в книгах переводного характера.

Особое место в русской рукописной книге занимают четьи книги, изборники. Непрерывность их создания и обновления свидетельствует о постоянном движении, развитии русской мысли, общественно-исторического процесса. Здесь важно также отметить целенаправленность, заданность их создания. Наиболее древние из сохранившихся «Изборники Святослава» 1073 и 1076 гг. — являют собой своего рода древнейшую славянскую литературную антологию (1073) и древнейшую русскую вивлиофику — репертуар рукописной книжности (1076).

Энциклопедический характер явно свидетельствует о социально-управленческом назначении их. Эта традиция составления сборников четко просматривается на всем периоде истории русской рукописной книги. Наиболее ярко она проявилась как раз накануне введения книгопечатания в России. Речь идет о таких грандиозных книжных предприятиях, как создание знаменитых «Минеи Четьи» — «собрание всех книг, чтомых на Руси», и так называемого Лицевого летописного свода — «московской исторической энциклопедия XIV века». В основе «Минеи Четьи» лежала «откровенно охранительная идея: создать для русского читателя определенный, строго очерченный и санкционированный церковью круг чтения». Примечательной особенностью Лицевого летописного свода было то, что это первая русская книга, на страницах которой иллюстрации занимают больше места, чем текст. Причем здесь именно иллюстрирование, а не украшение книги: редактирование изобразительной части сочеталось с редактированием текста. Последнее является одним из редких свидетельств принципиального, функционального и структурного (именно системного) отличия книги как способа социальной коммуникации от ее основных компонентных составляющих. Отсюда можно проследить очень важную тенденцию формирования книги: на каждом очередном уровне развития она диалектически вбирает в себя достижения всех других возможных на данном этапе способов коммуникации.

Изборники и четьи книги — яркое свидетельство все более углубляющейся функциональной избирательности русской книги. Они представляют собой собрание в той или иной степени трансформированных оригинальных произведений с целью более широкой популяризации и представления социально значимой информации. Это касается даже «Изборника Святослава» 1073 г. В предисловии составителя «Иоанна диака» есть много свидетельств тому, что сборник не буквальная, а творчески переработанная копия. Например, само целевое задание книгописцу: «Великий в князьях князь Святослав — державный владыка, желая объявить скрытый в глубине многотрудных книг смысл, повелел мне, несведущему в мудрости, перемену сделать речей, соблюдая тождество смысла».

О реферативном методе изложения свидетельствует и приводимое далее книгописцем популярное в древности сравнение книжника с «пчелой любодельной», собирающей с разных цветов соки. Наконец, и само заглавие книги: «Съборъ отъ многь отецъ тълкования о неразумъныихъ словесьхъ в Еуаггелии и въ Апостолъ и въ инъхъ книгахъ въкратцъ съложено на память и на готов отъвътъ». На 266 листах этого «вкратце составленного» сборника — содержится более 400 больших и малых статей, по тематике своей далеко выходящих за рамки заглавия.

Именно через такого рода книги проходит водораздел между церковной и светской литературами, обособление которых в более позднее время и положит начало развитию в России технической и научной книги³В этом отношении одним из ярких примеров может быть книгописание монахов Кирилло-Белозерского монастыря. Так, в одном из старейших церковно-канонических сборников Кирилло-Белозерской библиотеки сделаны выписки «О широте и долготе земли», «О земном устроении», «Галиново на Ипократа» (учение знаменитого античного врача Гиппократа в изложении греческого ученого II в нэ. Галена), «Александрово» (один из комментаторов Аристотеля Александр рассказывает об утробном периоде развития человека).. На данном этапе такая трансформация не обязательно вела к созданию соответствующей реферативной формы или включению оригинальных русских произведений. Для некоторых наиболее ценных и к тому же единственных в то время произведений она ограничивалась переводом на русский язык (для иностранных произведений) и редакционной обработкой.

В XV-XVI вв. в русской рукописной книжности четко проявляется разделение функций и в процессе создания книги. Словно в канун книгопечатания отрабатывается новая более совершенная технология. Примеры тому - создание первой русской Библии в Новгороде, «Минеи Четьи», «Лицевого рукописного свода». С другой стороны, печатная русская книга на протяжении 100-150 лет после своего возникновения не только функционирует вместе с рукописной, но и по материально-конструктивным и семиотическим средствам как бы повторяет рукописную. Теперь уже рукописная книга (документ), как некогда документы письменности, становится неотъемлемым технологическим этапом (авторское, или литературное, произведение — издательский оригинал, рукопись — печатная книга) создания печатной книги.

В настоящей статье мы, естественно, только пытались наметить пути изучения истории русской книги методом системно-книговедческого моделирования. Предстоит еще большая работа по формированию более совершенной модели книги и более серьезная и глубокая интерпретация этой модели с точки зрения имеющейся фактической информации из истории русской книги на начальном этапе ее формирования.