Проблемы рукописной и печатной книги

Новое о Франциске Скорине

Г.Я. Голенченко


О деятельности белорусского первопечатника Франциска Скорины известно немного. В научной литературе высказаны предположения о личных контактах Скорины с Лютером, Меланхтоном, Парацельсом, Петром Мстиславцем, Иваном Федоровым, Сигизмундом I и другими видными деятелями того времени. Эти предположения играют большую ферментативную роль в развитии традиционных научных исследований, основанных на фактах и актовом материале.

Особый интерес представляет выяснение социального статуса «русской» (белорусской) среды Вильно, от которой во многом зависело все начинание Скорины. В литературе и этой связи называются имена Якуба Вабича, Юрия Одверника и Богдапа Онкова.

Прежде других стал известен исследователям «почтивый муж» Якуб Бабич, в доме которого была организована виленская типография Скорины. Он упомянут уже в статье П.А. Алексеева, описавшего в 1783 г. экземпляр Апостола 1525 г., принадлежавший статскому советнику П.П. Курбатову1П.А. Алексеев. Рассмотрение славянской старопечатной книги Апостола, которая справлена доктором Франциском Скориною из Полоцка. «Опыт трудов Вольного российского собрания при императорском Московском университете», ч. VI. М„ 1783, стр. 195-204.. По сообщению польского историка церкви С. Заленского, «славянская типография Бабича, выпускавшая русские книги, существовала с 1522 г.». Небезынтересно отметить, что только недавно установлена точная дата выхода первого виленкого издания — 1522 г.

Бабичи - распространенное топонимическое наименование в Речицком, Клецком и других районах Белоруссии. Бабичи — «стародавнее» село в Мозырской волости, принадлежавшее в 1509 г. господарскому дворянину А.Б. Гостскому. Другое село с тем же названием существовало в Могилевском повете. В середине XVI в. имением Бабичи владел витебский воевода кн. Стефан Збаражский. Фамилия Бабичей встречается в актах Литовской метрики конца XV — начала XVI в. Кроме мещан Бабичей, проживавших в Вильно уже в конце XV в., известны другие Бабичи шляхетского и княжеского достоинства (Федька, Криштоф Бабич), в том числе польского и украинского происхождения.

Актовый материал, касающийся Якуба Бабича, крайне скудный. В монографии П.В. Владимирова упомянут документ, согласно которому Я. Бабич засвидетельствовал «тестамент» состоятельного виленского «золотаря» Вицента Вольфганга. По этому делу сохранились и другие материалы, не привлеченные исследователем. Согласно документу от 19/III 1522 г., завещание было составлено Вицентом «на смертельной своей постели», «пред трема годы», в присутствии войта Никля (Николая Прокоповича) и «присяжников». Виленские дома и часть движимого имущества были отписаны жене золотаря Барбаре, «цорце Яна Валькера с Познаня».

В 1519 г. Якуб Бабич был «найстаршим бурмистром места Виленского». В 1521 г. Якуб Бабич снова возглавил виленский магистрат вместе с «знаменитым» купцом и бурмистром Андреем Николаевичем. В 1525 г. «найстарший бурмистр» Якуб Бабич упомянут в Апостоле Скорины. В списках виленского магистрата Якуб Бабич не встречается с 1520 г. В земельных и имущественных актах 1531-1541 гг. упомянут виленский мещанин Иван Бабич; в 1540 г. в действующий состав виленской рады входил некий «Symon Jakowicz Babicz», возможно, сын Якуба Бабича.

Некоторые исследователи полагали, что дом Якуба Бабича перешел к Луке Мамоничу. Территория виленского рынка, где размещалась «каменица» скарбного Великого княжества Литовского, действительно входила в черту расселения состоятельного виленского мещанства, купцов и членов виленского магистрата. Тем не менее прямые доказательства этой преемственности отсутствуют. В середине XVII в. Бабичи проживали в Вильно на «Великой улице, за святым Петром руским»

Известные сведения о Юрии Одвернике (Георгий Одверникович) ограничены документом, опубликованным в 1888 г. П.В. Владимировым: судное дело 1529 г., в котором участвовал Франциск Скорина, представлявший интересы своей жены, вдовы виленкого «радцы» Ю. Одверника.

Фамилия Одверник, видимо, связана с придворной службой одного из предков рода. В книге «данин» великого князя Казимира «кому сукна даваны з мыт у Вильни» упомянут «Одверный королевский Чупро», получивший семь локтей «сукна новогоньского», в другой раз (1486 г.): «Одверным Чупру а Савъце» пожалованы «2 дякла ржи в городничого Виленского в Миколая». Но случайно родной браг Юрия Одверника назван в актах Богданом Чупровичем.

Кроме документа, использованного П.В. Владимировым, в архивах и в актовых изданиях есть материалы, не привлекавшиеся исследователями: 1) «лист» Богдану Чупровичу Одвернику, 1511 г.; 2) акт земельной сделки между Георгием Одверником и братьями Хведзиевичами, 1521 г.; 3) акт капитула 1521 г.; 4-6) три документа, связанных с процессом 1529 г. Если в начальной фазе процесса, 1523-1525 гг., участвуют прямые наследники движимого и недвижимого имущества Софьи Станиславовны и ее сына Матея (Георгий и Богдан Одверники и сестры их, Дорота и Анна), то в конце процесса (1529 г.) ни Юрия, ни Богдана Одверника, ни Дороты уже нет в живых. На дом «Малкгореты» Одверник, жены доктора Франциска Скорины, «на рынку подле дому Иванова Плешывцова и Василева Воропанева», претендуют сын Богдана Одверника — Николай и зять Дороты — Мартин Субочович (с 1525 г.). Материалы процесса дают возможность определить примерный год смерти Ю. Одверника (после октября 1525 г.). Кроме того, они позволяют отказаться от версии, поддержанной некоторыми исследователями, согласно которой отъезд Скорины из Крулевца был вызван неожиданным вмешательством виленской администрации в процесс.

Новый документ Виленского капитула свидетельствует о том, что в 1521 г. Ю. Одверник был членом Виленской рады вместе с Якубом Бабичем. Возможно, в эти годы Ю. Одверник был среди тех представителей состоятельного мещанства и патрициата города, которые поддержали книгоиздательскую деятельность Скорины. Как член рады Ю. Одверник не поднимался выше должности «радцы» (советника или консула). В списках членов магистрата с 1526 г. его фамилия не встречается.

В книгоиздательской деятельности Скорины наиболее важную роль играл Богдан Онков. Надписи на пражских изданиях, свидетельствующие о финансовом участии Б. Онкова в делах книгоиздательства, были известны многим отечественным библиографам: В.С. Сопикову, П.И. Кеппену, И.П. Сахарову, И.П. Каратаеву и др. По мнению А.Е. Викторова, эти надписи имеются на большинстве пражских изданий Скорины. Это предположение ошибочно. В крупнейших библиотеках СССР, владеющих наиболее полными собраниями книг Скорины: Государственной публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина, Библиотеке Академии наук СССР в Ленинграде, Государственном историческом музее — сохранилось 16 надписей на 142 просмотренных нами экземплярах пражских книг Библии, или в соотношении 1: 6, если принимать во внимание книги с уцелевшими титульными листами. В БАН эти надписи отсутствуют во всех изданиях Скорины.

Текст надписи подражает шрифту изданий Скорины и отличается сравнительным однообразием: «А тося стало накладом Богдана Онкова сына радци места виленского». Только в экземпляре Иова (ГБЛ, № 6334) на титульном листе отмечено: «А накладом Богдановым Онкович з виленского места». В виде исключения надпись Онкова помещена на последнем листе Псалтири 1517 г.

Влитературе Б. Онкову уделено не много внимания. После П.В. Владимирова, которому были известны два акта Литовской метрики (1506 и 1511 г.), новый документ об Онкове нашел А.В. Флоровский в опубликованных материалах Русского исторического общества. Эти материалы свидетельствовали о давних связях Б. Онкова с московской аристократией и его деловых поездках в Московскую Русь. В той же работе А.В. Флоровский обосновал версию (впервые высказанную И.И. Первольфом), согласно которой в 20-е годы XVI столетия Скорина посетил Москву, предполагая наладить в ней издание русских книг. Незадолго до своей смерти А.В. Флоровский вновь вернулся к этой гипотезе, несмотря на существенную критику в исследовании Е.Л. Нeмировского.

Неизвестные ранее историкам белорусского книгопечатания архивные материалы и актовые документы позволяют по-новому представить деятельность Б. Онкова в среде виленского мещанства первой трети XVI в.

Фамилия Онковых-Грицевичей встречается среди лиц, занимавшихся торгово-предпринимательской деятельностью еще во времена Казимира IV Ягеллончика в 80-е — 90 е годы XV в. В книге «данин» есть сведения о пожаловании виленскому мещанину Онку «полъустаба меду пресного» с ключа виленского; столько же — с ключа троцкого. В документах позднейшего времени упоминаются довольно значительные операции Онко Грицева (Грицевича) с недвижимой собственностью и земельными владениями, осуществленные им в период правления Казимира IV Ягеллончика (1447-1402) и великого князя Александра Ягеллончика (1402-1506 г.). Согласно этим сведениям, Онко Грицов являлся также крупным поставщиком тканей («оксамиты, отласы, одамашки, сукна») и других товаров «ку потребе земской» и ссужал деньги правительству Александра Ягеллончика. Для погашения долгов и ссуд кредитору были предоставлены во временное владение («проданы» или даны в аренду): 1) речицкие и мозырские корчмы и мыто на год, 1г.; 2) бобруйская, смоленские и рошская корчмы на год, 1501 г.; 3) смоленская корчма на 2 года, 1502 г.; 4) минские корчмы на 3 года, 1502 г. Онко Грицов не сумел воспользоваться своими правами, так как «з божъего допущеня на оный час тыи волости наши выбрали и выжгли поганство Татарове».

В виленском магистрате Онко Грицов некоторое время занимал пост бурмистра. В акте от 12/VI 1506 г. назван «небожчиком».

Богдан Онков, сын Онко Грицева и его жены Ульяны, участвует как юридически полномочное лицо в совместной предпринимательской деятельности еще во времена Казимира. Именно к этому времени относятся земельные приобретения Онко и Богдана Грицевичей «в бояр виленского повета». В июле 1408 г. посольство вел. кп. Ивана Васильевича, возглавленное дворянином Алексеем Голохвастовым, потребовало оплатить старую кабалу на 100 рублей «новгородцкими денгами», выданную «слуге нашему» князю Федору Ивановичу Бельскому «вилневцами» Онко Грицевым, Ульяной и Богданом Онковым. Федор Иванович Бельский — русский князь из рода Гедимина, правнук Ольгерда, — бежал в Москву в 1482 г. после неудавшегося замысла «отсесть по Березыню реку», в котором участвовали вместе с ним князья Ольшанский и Олелькович. Надо полагать, упомянутая кабала была подписана «внлневцами» до 1482 г.

Интересно, что в книжных собраниях князей Бельских были книги Фиоля. Связи Онковых с Бельскими позволяют предполагать какое-то, возможно посредническое, участие виленских купцов в деятельности первой кирилловской типографии в Польше. Во всяком случае, в 90-х годах XV в., в период существования типографии Швайпольта Фиоля, Он ковы вели торговлю сукнами и другими товарами главным образом с Польшей. Краков был важным центром суконного производства в последней трети XV в.

С 1506 г. Богдан Онков становится главным наследником и правопреемником Онко Грицевича. Канцелярии Александра и Сигизмунда I утверждают все приобретения, обменные сделки и наследственные земли Богдана Онкова. В 1506 г. он получил господарский «лист» на озеро «Илкги», земли, «нивки» и сеножати в виленском повете и тивунстве: Якубишки, Терешишки, Пашкишки, Рокитки, Трушполишки и другие; в неменчинской волости — Ейчишка, Немикишка, Гурлишка. В 1510 г. была подтверждена «данина» на 2 земли в виленском тивунстве: «Юрькелевшчыну а Ондросовъщчыну» — в обмен на его земли «близко» господарского двора в Швинтянах. По просьбе Б. Онкова «отчичей» тех земель, которые «в лихолетье» отходили прочь кормитися, а тепер пришли к нему», разрешено принять и держать за собой, «естли восхотят ему служити по своей доброй воли». В 1514 г. был утвержден обмен к двору швинтянскому земли «отчизной» Б. Онкова - Юргелевщины и «другой купли его» на господарскую землю «близко дворца его Трошикунского», «на имя Кузмянишки».

В 1508 г. Б. Онков представил в канцелярию Сигизмунда I «листы вызванные» вел. кн. Александра, согласно которым общая сумма невыплаченного долга («взятка») семейству Онковых достигла 472 коп грошей. Правительство Сигизмунда I, «не хотячи того на души брата нашого положитп», представило Б. Онкову «в той выше реченой суме пенязей» в 1508 г. корчмы в Бобруйске и Свислочи на 9 лет и в 1510 г. корчму рошскую «медовую, пивную и винную» на 6 лет.

В 1513-1517 гг. Б. Онков установил связи со Скориной и оказал поддержку его издательской деятельности в Праге. Большинство подписей Б. Онкова, как видно, сохранилось на ранних изданиях Пражской типографии: Псалтирь, 6/VIII — 1517; Иов, 10/IX — 1517; Исус Сирахов, 5/XII —1517; Екклезиаст, 2/I —1518; Премудрость божия, 10/I —1518; Притчи Соломона, 6/Х —1517. Возможно, в последний период деятельности Пражской типографии, а также в столице Великого княжества Литовского Скорина в большей мере, чем раньше, мог рассчитывать на поддержку других виленеких мещан, в том числе Якуба Бабича и Юрия Одверника. Возможно также другое истолкование этого факта: рукописные надписи на книгах Скорины далеко не украшали эти высокохудожественные издания, и Онков мог отказаться от них. Во всяком случае, надписи на изданиях Скорины, так же как портрет первопечатника в Библии,— свидетельство растущего светского индивидуализма, этой отличительной черты Возрождения, противостоящей церковному аскетизму и самоуничижению.

Безусловно, связи Скорины с торгово-предпринимательскими кругами обусловили и подготовили его переезд в Вильно. Тематика виленских изданий, их содержание и оформление были приспособлены к потребностям «поспольства», мещан, странствующих купцов, о чем, в частности, свидетельствует название первого виленского издания: «Малая подорожная книжица». Кроме финансовой поддержки, Скорина мог рассчитывать на более широкое распространение своих изданий. По мнению А. Флоровского и других исследователей, Скорина в 20-х годах привез в Москву русские книги св. писания, которые по указу великого князя были конфискованы и уничтожены. Вопрос о поездке Скорины в Москву заслуживает особого рассмотрения и выходит за рамки данной статьи. Сам А. Флоровский считал возможным (хотя менее вероятным) связать это сообщение с издательской и предпринимательской деятельностью Б. Онкова, посетившего Москву в 1526-1527 гг. Упомянутый факт конфискации русских книг в Москве имел место в период правления Сигизмунда I (1506-1548).

Стоит отметить, что и связи Б. Онкова с русской аристократией и торгово-предпринимательскими кругами также имеют давнюю историю. Поездка в Москву около 1526 г. — заключительный этап этих связей, завершившихся, видимо, крушением всех финансовых расчетов С. Онкова. В результате грабежа «на лутцкой дороге» Б. Онков потерял часть своего имущества (товары, 150 рублей «готовых») и, что более важно — финансовые обязательства, «листы» «Ошемячича и Можайского» общей суммой 900 коп. «широких грошей». Эти представители феодальной аристократии конца XV — начала XVI в. владели обширной территорией, примыкавшей к юго-восточным границам Великого княжества Литовского. Василий Семенович Стародубский (Можайский) умер в 1518 г., после чего был ликвидирован его удел: Стародубское княжество. Василий Иванович Шемячич перешел на московскую службу в 1500 г., мотивируя этот переход «вероисповедными притеснениями» в Литве. Влиятельный новгород-северский князь неоднократно обвинялся в политических интригах и связях с литовской знатью и Сигизмундом I (в 1511, 1517, 1518 гг.). В апреле 1523 г. он прибыл в Москву и был вскоре посажен в темницу, где умер в 1529 г. Пo-видимому, Б. Онков располагал финансовыми обязательствами князя Можайского до 1518 г., а князя Шемячича до 1523 г. В той политической обстановке, которая сложилась в Московской Руси в третьем десятилетии XVI в., после ликвидации полунезависимого Северского княжества, финансовые и имущественные претензии С. Онкова вряд ли были удовлетворены должным образом.

Общественная и административная деятельность Б. Онкова не отличалась большим разнообразием: асессор на суде маршалков, радца и бурмистр. Последний раз престарелый Б. Онков упоминается в списке членов виленской рады в 1527 г. В 1530 г. королевские комиссары Ян Нарбут и Гришка Кимбар принимали участие в разграничении земель Виленского повета между наследниками Б. Онкова и Левона Крыловича. К этому времени оба сына Б. Онкова отправляли земскую («боярскую») службу.

Безусловно, в деятельности первого Виленского книгоиздательства принимали участие также другие представители торгово-предпринимательских слоев Вильно. Нам удалось установить состав виленской рады в 1521 г., в период организации типографии Скорины. Как и следовало ожидать, в нее входили Якуб Бабич, Георгий Одверник; кроме того: Андрей Николаевич, Николай «Михус», Янушко Ганус Черный, Григорий и Георгий Мековичи, Стефан Сыромятник, Николай Волк, Петр Лаврин.

Виленский бурмистр Левой Крылович (член действующей рады в 1511, 1516 и др. гг.) продал земельный участок для сооружения первой в Великом княжестве Литовском бумажной фабрики. Грамота Сигизмунда I, разрешавшая «млын паперны справити», была выдана виленскому мещанину Карлюсу Вернарту в Кракове 11 ноября 1524 г. Показательно, что с упадком типографии Скорины о бумажной фабрике в Вильно больше ничего не слышно.

Интересно, что в эти годы в Вильно проживал брат Франциска — Иван Лукич Скорина, поддерживавший тесные торгово-предпринимательские связи с некоторыми членами магистрата» в том числе с известным виленским купцом Михаилом Матвеевичем, радцей Сенькой Андреевичем и др. Очевидно, в эти годы «Иван Скорынич Полочанин оказал поддержку Франциску Скорине в организации книгоиздательской деятельности. Акты более позднего времени (конца 20-х — начала 30-х годов XVI в.) свидетельствуют, что Франциск Скорина был компаньоном Ивана Скорины в торговле с различными городами Польши.

Виленские покровители Скорины (Я. Бабич, Ю. Одверник и Б. Онков) представляли привилегированные слои мещанства. Они входили в «бурмистровское и радецкое братство», своеобразную сословно-профессиональную организацию виленского патрициата с ограниченными церковно-религиозными и общественными функциями. Сохранившиеся документы, к сожалению, не позволяют конкретно судить о взаимоотношениях, сложившихся между Скориной и его виленскими покровителями. Можно предполагать только, что деятельность виленского патрициата, противопоставившего себя купеческому братству, а тем более простому поспольству города, не могла полностью соответствовать гуманистическим и просветительским иделлам Скорины, его творчеству, направленному на служение «всему люду языка руского». Видимо, в этом одна из причин столь быстрого прекращения книгоиздательской деятельности Франциска Скорины в Вильно.

Любопытно, что связь Скорины с русским православным окружением не преиятствовала его контактам с католическими кругами Вильно. История деятельности Скорины в Вильно позволяет предполагать, что он исполнял обязанности секретаря и медика католического епископа. Тем не менее проф. А. Флоровский не считал это доказанным. Неизвестный историкам книгопечатания акт Литовской метрики 1520 г. определенно свидетельствует о связях Скорины с епископом «Иоанном из князей литовских», внебрачным сыном Сигизмунда Старого и Катерины Тельничанки. Согласно этому документу, слуцкий князь Юрий Семенович предоставил виленскому епископу фундуш на основание парафии, церкви и школы в селе Вейсее, Гродненского повета. Среди свидетелей сделки назван Франциск (Скорина): «egregio viro Dno Francisco Medicinae doctore». Вместе с ним выступают как свидетели виленский педагог и гуманист Ян Сильвиус, доктор гражданского и церковного нрава, королевский секретарь и виленский схоластик Якуб Сташковский; администратор виленской епархии, позднее — финансовый советник Сигизмунда-Августа, «первый» поляк в раде Великого княжества Литовского — Георгий Хвальчевский и др.

Исследование этого католического «рецидива» в деятельности Скорины ставит несколько проблем. С точки зрения современного польского историка Е. Охманьского, виленский капитул представлял во времена Скорины интеллектуальную элиту, большая часть которой имела университетское образование. Католический епископат (так же как православная церковь) мог оказать отрицательное воздействие на судьбу русской типографии в Вильно, тем более в условиях, когда в столице явно нарастало реформационное движение. Меры, предпринятые капитулом по борьбе с «немецкими» веяниями, по цензуре церковных книг и библиотек, надо полагать, не благоприятствовали развертыванию издательской деятельности Скорины в Вильно. По мнению некоторых исследователей, деятельность Скорины, Онкова и Бабича в Вильно характерна своими антикатолическими тенденциями. Фактически церковно-религиозная и торгово-предпринимательская деятельность Б. Онкова и других состоятельных членов Виленского магистрата, связанных с типографией Скорины, отличалась определенным прагматизмом. Без этого невозможна была не только широкая торговля с городами Польского королевства и другими странами, но также само существование виленского магистрата, в состав которого входили как православные, так и католики. Об этом свидетельствует также соглашение, подписанное членами виленской рады в 1521 г., о содержании парафиального костела св. Яна в Вильно. Среди лиц, утвердивших акт соглашения в Большом белом зале капитула, напротив королевского замка, присутствовали Якуб Бабич и Юрий Одверник.

Несмотря на неблагоприятную политическую и церковную деятельность высшей католической иерархии в Вильно, гуманистические веяния избирательно проникали в среду католиков, отправляющих различные государственные и церковные должности в Вильно и связанных с польским Возрождением. Достаточно вспомнить видного польского дипломата, мецената и библиофила, секретаря великого князя литовского (конец XV — начало XVI в.) Эразма Виттелиуса. Под его опекой белорус Николай Гусовский написал знаменитую «Песнь о зубре», изданную Иеронимом Ветором в 1523 г. в Кракове.

Этот аспект непосредственных связей Скорины с различными гуманистическими деятелями Вильно (в том числе и Яном Сильвиусом) нуждается в дальнейшем изучении. Личные контакты Скорины с епископом Яном сохранились до середины 30-х годов. В 1536 г. «Ян из князей литовских» был утвержден епископом познаньской епархии. В эти же годы Франциск Скорина окончательно оставляет Вильно и возвращается в Прагу.

MaxBooks.Ru 2007-2023