Древние арии: прародина, время и пути расселения - страница 2
При отсутствии в настоящее время более надежных археологических критериев целесообразно решать проблему в общем плане и исходить прежде всего из того, отвечает ли данная археологическая культура по своим бытовым, хозяйственным, социальным и иным характеристикам историко-лингвистическим свидетельствам о культуре ариев или их отдельных групп в соответствующие эпохи. Подобная задача в общих чертах уже сейчас вполне разрешима.
Следуя такой методике, нельзя, конечно, с полной достоверностью отождествить конкретную археологическую культуру именно с ариями, но можно намного сузить ареал распространения археологических культур, носителями которых могли быть племена индоиранской группы. Если же появятся основания утверждать, что индоиранские племена отсутствовали на конкретных территориях в определенные эпохи, то это позволит внести важные территориальные и хронологические коррективы в выводы лингвистов о расселении ариев.
Изучение вопроса о происхождении и миграциях ариев и их отдельных групп не может ограничиваться исследованием материалов по отдельным областям и эпохам, а должно учитывать данные по проблеме в целом — от времени обособления ариев из индоевропейского единства до их проникновения в Иран и Индию. В этом требовании также проявляется комплексный характер «арийской проблемы».
Первый вопрос из общего комплекса проблем, связанных с ранней историей ариев, — это вопрос о локализации индоевропейского единства ко времени его распада. Обычно полагают, что индоевропейские племена обитали тогда на территории Европы, от Балкан до областей к северу или северо-западу от Черного моря и Центральной Европы (некоторые ученые, например Г. Хирт, Ф. Шпехт и др., включали в этот ареал более северные районы до берегов Балтийского моря; однако такое мнение в настоящее время имеет все меньше последователей).
Эта преимущественно лесная зона в природно-климатическом отношении была нормально-умеренной, с продолжительной и довольно холодной зимой. Позднее, по мнению ряда исследователей (например, Ф. Шпехта), некоторые группы индоевропейцев, и прежде всего арии, продвинулись в более восточные, в основном степные, районы к северу от Черного моря, Кавказа и Каспия; другие ученые (О. Шрадер и его последователи) полагают, что эти степные районы в очень ранний период входили в ареал первоначального распространения индоевропейских языков и племен.
В названных областях Юго-Восточной Европы арии еще продолжали сохранять связи с другими группами индоевропейцев, а затем, как полагают многие ученые, предки индоиранских племен продвинулись далее на восток: в Среднюю Азию, к Ирану и Индии. Однако время этого миграционного процесса определяется специалистами по-разному. По мнению одних ученых, арийские племена находились в Средней Азии и прилегающих районах уже в III тысячелетии до н. э. (В. Бранденштайн, И. М. Дьяконов, Эд. Мейер, В. Пизани и др.); согласно мнению других, движение ариев из Северного Причерноморья на восток относится ко времени около 2000 г. до н.э. (Т. Барроу, Ф. Шпехт и др.), к первой половине и даже середине II тысячелетия до н.э. (В. Порциг, Р. Хаушильд и др.).
Расходясь в определении дат, большинство ученых считали, что предки всех индоиранских народов ушли на восток и обитали в Средней Азии и прилегающих областях еще до разделения на иранскую и индийскую ветви. Но было высказано и мнение, что это обособление началось еще в пределах Юго-Восточной Европы (Р. Хаушильд), Существует, наконец, и точка зрения о том, что индоиранские племена, хотя и распространялись из Юго-Восточной Европы к востоку, никогда полностью не покидали ее территорий; часть арийских племен продолжала обитать здесь вплоть до скифской эпохи (В.И.Абаев, Э.А. Грантовский).
Современные данные индоевропеистики говорят о раннем развитии у предков индоевропейцев земледелия и скотоводства и связанных с ними хозяйственных и бытовых традиций, колесного транспорта, о знакомстве с металлургией и т.д., а также о значительном прогрессе социальных отношений. У индоевропейских племен, включая предков ариев, уже далеко зашел процесс социальной дифференциации: у них существовали весьма развитые имущественные отношения и освященные традицией правовые нормы.
Во главе племен стояли вожди, обладавшие важными прерогативами власти, уже наметилось деление среди полноправных свободных членов общества (военная знать, жречество, «общинники»), имелись и другие группы населения — неполноправные, зависимые, находившиеся на положении рабов; появились некоторые виды профессионального ремесла, развивались обмен и торговля. Эта картина социальных отношений у «индоевропейцев» за последние десятилетия стала значительно более реальной и конкретной благодаря работам Э. Бенвениста, Ж. Дюмезиля и многих других исследователей — лингвистов, мифологов, историков.
Археологические открытия последних десятилетий намного удревнили дату возникновения и распространения земледельческо-скотоводческого хозяйства в тех областях Европы, где обычно помещают прародину индоевропейцев. Эти новые материалы, к сожалению, не всегда учитываются историками и лингвистами. Локализуя в Европе родину индоевропейцев (в том числе ариев), иногда характеризуют их общество как гораздо более примитивное, чем оно было, судя по современным историко-лингвистическим данным, а более развитые черты социального строя признаются лишь для той части ариев, которая продвинулась в области древних культур Востока — на юг Средней Азии, Иранского плато и пр. (такова точка зрения известного советского специалиста по истории, культуре и языкам Древнего Востока И. М. Дьяконова).
Или, напротив, исходя из тезиса о весьма высоком уровне хозяйства и социальных отношений у индоевропейцев, помещают их прародину в Западной Азии, вблизи основных очагов цивилизации Древнего Востока (теория о прародине индоевропейцев в этом регионе разрабатывается в настоящее время крупными советскими лингвистами Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. В. Ивановым). Последняя точка зрения основывается также на лингвистических данных о связях индоевропейских языков с такими языками, как семитские, картвельские и др.
Однако само существование подобных языковых связей отнюдь не противоречило бы традиционной локализации родины индоевропейцев в эпоху, предшествовавшую распаду их языкового и племенного единства. Такие связи, как не раз отмечалось индоевропеистами (например, О. Шрадером), не исключают поисков более ранней «прародины».
Вполне допустимо, что в Европу проникли этноязыковые группы, принявшие вместе с местными племенами участие в сложении будущих «индоевропейцев» и их языка. Но главное — данные о связях индоевропейского с семитским, угро-финским и другими языками как и отдельные индоевропейские лексические соответствия с этими языками являются частными в сравнении с совокупностью бесспорных системных связей внутри самой индоевропейской семьи.
Некоторые структурные сходства или отдельные общие элементы словарного фонда могли бы восходить и ко временам задолго до эпохи индоевропейского единства. Если следовать гипотезе о «ностратическом» родстве индоевропейской и ряда других языковых групп, распространенных от Центральной Африки до Северо-Восточной Азии (работы В.М. Иллич-Свитыча и др.), то связи этих языков должны относиться к очень раннему времени, видимо еще к верхнему палеолиту (и, как полагают, территориально — на северо-востоке Африки и в Передней Азии), т. е. к периоду, отделенному от индоевропейской эпохи многими тысячелетиями. Понятно, что за этот длительный период также могли осуществляться контакты «предков» индоевропейского и некоторых других языков.
Становление «производящего» хозяйства в Европе (первоначально на Балканах) шло при воздействии, а вероятно, и при проникновении туда групп населения из Передней Азии. Подобные влияния могли иметь место и позже, но в целом на Балканах, в соседних областях Северного Причерноморья и Центральной Европы между VI-III (II) тыс. до н.э. происходило самостоятельное развитие культур.
Это привело к значительному прогрессу в земледелии и скотоводстве, металлургии, иных областях производства, а соответственно и в общественных отношениях, хотя здесь, конечно, не был достигнут уровень древних цивилизаций Передней Азии. Вообще протоисторические культуры Ближнего и Среднего Востока по многим социальным, хозяйственным и культурным показателям не соответствуют упомянутым культурам Европы и обществу индоевропейцев, реконструируемому по историко-лингвистическим данным.
Помещать предков индоевропейцев на Переднем Востоке нельзя еще и потому, что их прародина, безусловно, составляла единую обширную область глотто- и этногенеза. Между тем в областях от восточных районов Малой Азии, Сирии и Палестины до Западного Ирана (включая Закавказье, Армянское нагорье и, естественно, Месопотамию) аборигенное население принадлежало к различным неиндоевропейским языковым группам. Это хорошо известно по конкретным свидетельствам клинописных источников III-I тыс. до н. э.
О том нее говорят результаты современных исследований ранних этнолингвистических связей различных неиндоевропейских групп в пределах указанного региона: о связях языков хурритского и урартского с восточнокавказскими (нахско-дагестанскими) языками, протохаттского — на северо-востоке Малой Азии — с северо-западными кавказскими, эламского — с протодравидским языком (большая роль в разработке этих проблем принадлежит И.М.Дьяконову). Проникшие в этот регион представители индоевропейской языковой семьи принадлежали к уже отдельным, обособившимся ее «ветвям», и появились они здесь много позже «индоевропейской эпохи».
Так, основные известные по имеющимся источникам «индоевропейцы» этих областей — западные иранцы и армяне — замещают старое местное население уже собственно в историческую эпоху (не относилось к индоевропейскому и древнейшее местное население востока Иранского плато, юга Средней Азии, долины Инда). И лишь в ряде районов Малой Азии возможно очень рано обитали отдельные группы индоевропейских племен, но эти районы примыкали к индоевропейскому ареалу Европы.