Причины бродяжничества
Легкость, с какой испанцы изыскивали средства к жизни и находили занятия, не отвечавшие основным экономическим нуждам страны, привлекала внимание иностранцев, которые почти единогласно называли испанцев бездельниками. В 1512 г. итальянец Гвиччардипи заявил, что испанские крестьяне не отказываются от работы только в случае самой крайней необходимости и поэтому обрабатывают гораздо меньше земли, чем могут, причем если они и обрабатывают землю, то плохо.
Другой путешественник, Лоран Виталь, в 1516 г. также обвинял крестьян и земледельцев в лени. В 1525-1528 гг. Наваджеро писал: «Испанцы... не очень прилежны и неохотно обрабатывают и засевают землю; с большим удовольствием они идут воевать или отправляются в Америку, чтобы там тем или иным путем нажить состояние».
В записках других путешественников второй половины XVII в. можно найти еще более резкие выражения, как, например: «Они (испанцы) настолько презирают труд, что большая часть ремесленников у них — иностранцы»; «Они считают недостойным испанца работать и заботиться о будущем»; «Они предпочитают страдать от голода и других жизненных невзгод, чем заниматься ремеслом, которым, по их словам, могут заниматься лишь рабы»; «Если испанцы бедны, то это результат их беззаботности и лени»; «Бедность испанцев велика, но она является следствием их исключительной лени; я думаю, что если бы многие из нас, французов, не косили бы им траву, не убирали их хлеб и не делали бы им кирпичи, они рисковали бы умереть с голоду и жить под открытым небом из-за нежелания построить дома»; «Даже земля не обрабатывается самими испанцами; во время обработки полей, сева и уборки урожая прибывает много крестьян из Беарна и других районов Франции, которые зарабатывают крупные деньги на посеве и уборке урожая».
Таких примеров можно было бы привести очень много. Даже учитывая имеющиеся в этих заявлениях преувеличения, на основе данных о торговой и промышленной жизни страны нужно отметить контраст между плотностью испанского населения и населением других стран. Помимо приведенных свидетельств о бродяжничестве, это можно иллюстрировать многочисленными признаниями испанских экономистов, писателей, политических деятелей и даже философов того времени, которые часто упоминали о социальных пороках страны.
Один из них, Алехо Венегас, писал о пороках, свойственных Испании (1543 г.): «Другим пороком является то, что только в Испании считается позорным занятие ремеслом; в результате здесь масса лентяев и женщин дурного поведения; есть и другие пороки, связанные с бездельем». Верховный правитель Леона в своем письме королю в 1609 г. жаловался на «ловкость, с которой старики уклоняются от обработки земли».
Следует отметить, что большинство конкретных обвинений приходится на долю сельского населения. Кортесы также занимались этим вопросом и вЛ552 г. потребовали обязательного привлечения к труду лентяев, так как не хватало прежде всего поденщиков, а не денег на их оплату.
Большая часть упомянутых авторов, как мы видели, объясняет эту испанскую леность или дворянской гордостью и презрением к физическому труду, или органическим свойством расы. Первые две причины являются несомненными; в период реконкисты физический труд был уделом рабов — как христиан, так и мусульман (рабами чаще были мусульмане), то есть, иначе говоря, уделом побежденных. Этот факт привел к разделению труда — свободных и рабов. По-видимому, подобное разделение было особенно сильно в еще более раннюю эпоху — во времена римского владычества.
Наваррете очень ярко изобразил отвращение дворянства к тяжелому труду в следующих словах: «Причиной того, что в Кастилии имеется много бездельников и преступников, являются также откровенная распущенность и злоупотребления тех, кто имеет приставку «дон» к имени; едва ли найдется какой-либо сын ремесленника, который не пожелал бы использовать эту мало существенную приставку для того, чтобы добиться почета, оказываемого настоящей аристократии. В результате ложных представлений о дворянском достоинстве эти люди не желают заниматься чем-либо, что несовместимо с гордостью «дона»».
Однако это обстоятельство не может служить достаточным объяснением существовавшего положения. Правда, средний класс и ремесленников и сельских хозяев страны, если не считать отдельных населенных пунктов и небольших районов полуострова, не достиг такого мощного развития, как в других странах. В результате этого он не превратился в массу трудящихся, которые стремились бы использовать природные богатства страны и облагородить физический труд.
В то же время такая неприспособленность к труду средних классов Испании являлась результатом еще не выясненных причин и поэтому требует объяснений больше, чем какое-либо другое явление. В XVI в. выдвигается еще одно объяснение отвращения этих слоев населения к труду, а именно религиозные мотивы, по которым христиане не желали соприкасаться с маврами (морисками), занимавшимися физическим трудом, или смешиваться с новообращенными (кортесы 1579 г.).
Вероятно, это чувство очень глубоко укоренилось в народе, отличавшемся большим религиозным усердием и преувеличивавшем значение чистоты крови. Даже после изгнания мавров испанцы по традиции не считали возможным родниться с вновь обращенными христианами, к которым они относились с недоверием.
Менее значительную роль играли причины военного порядка. Военное дело считалось достойным занятием, однако, как мы уже видели, контингент солдат-испанцев, никогда не бывший многочисленным, быстро сокращался. Завоевательный и авантюристический дух в соединении с алчностью, усугубляемой ложным понятием о превосходстве драгоценных металлов над всеми остальными видами богатства, и заманчивой возможностью приобрести состояние в результате военных успехов в Америке, — все это значительно содействовало игнорированию обычных видов занятий.
Завоевывать новые земли, открывать золотые россыпи, обогащаться за счет чужого труда было более заманчиво и требовало меньше времени, чем зарабатывать на жизнь в Испании; последнее было менее опасно, но зато и менее выгодно. Религиозные настроения также содействовали тому, чтобы умственный труд предпочитался работе в промышленности или сельском хозяйстве.
Умственный труд, помимо соображений возвышенного характера, свойственных народу, «главным занятием» которого являлось спасение души, открывал возможность быстрого и верного увеличения благосостояния, учитывая социальное положение духовенства и демократический дух церкви, допускавшей всех в свои ряды.
Неблагоприятные условия, в которых находилась страна, недостаточное развитие или краткосрочные периоды расцвета ее экономики — все это были причины, вызывавшие праздность и бродяжничество. Этот факт во многих случаях необходимо учитывать. Об этом свидетельствует и севильский документ 1597 г., приведенный выше.
То же самое подтверждает — говоря о последних годах XVII в. — английский посол лорд Стэнхоп, который в 1699 г. пишет следующее: «Число нищих в Мадриде увеличилось почти на 20 000 человек, пришедших из ближних районов, чтобы получить то немногое, что здесь имеется. Они умирают от голода в своих домах и похожи на приведения... Недостаток хлеба быстро приводит к голоду, и это бедствие становится все более тяжелым в связи с притоком значительного количества бедняков из соседних местностей».
Много раз рабочее население, сконцентрированное в благоприятные времена в крупных промышленных районах, было вынуждено покидать их вследствие отсутствия работы. В отношении Севильи об этом свидетельствует докладная записка, поданная королю Сиснеросом и Поррасом в то время, когда число таких промышленных районов сократилось до 60. Совершенно ясно, что в связи с общим упадком промышленности эти безработные должны были превращаться в нищих и вынужденных бездельников.
Прямым доказательством этого положения служит тот факт, что в результате неурожаев и наводнений, вызвавших вздорожание пшеницы в 1677-1679 гг., в Севилью прибыло большое количество голодающих из ближних селений. Бывали дни, когда городские власти выдавали хлеба на 20 000 человек.