Летописные и литературные источники IX—X вв.
Все сказанное подтверждается дошедшими до нас летописными и иными литературными источниками IX—X вв.
Важнейший из них — сказание Черноризца Храбра. Напомним что в нем есть два сообщения о первоначальном славянском письме. Во-первых, Храбр указывает, что славяне до принятия ими христианства книг еще не имели, но уже использовали для гадания и счета «черты и резы». Во-вторых, что после принятия христианства, но задолго до введения азбуки Константина, славяне записывали свою речь латинскими и греческими буквами, правда, неточно («без устроения»), так как латинское и греческое письмо не могли передавать многих славянских звуков.
Положение это сохранялось, согласно Храбру, очень долгое время («и тако бешу многа лета»). Таким образом, Храбр прямо указывает два вида письма, издавна применявшихся славянами: примитивные, видимо, пиктографические и счетные знаки («черты и резы») как самый ранний вид славянского письма; греческое и латинское письмо, первоначально еще почти не переработанное применительно к фонетике славянской речи.
Почти все остальные сообщения о древнеславянском письме относятся к восточным славянам. Важнейшие из этих сообщений следующие.
Свидетельство арабского путешественника Ибн Фодлана, который во время пребывания у волжских болгар в 921 г. видел обряд погребения одного руса. «Сначала они развели костер и сожгли на нем тело, — рассказывает Ибн Фодлан, — а затем они построили нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя этого мужа (т.е. покойника) и имя царя русов и удалились».
Свидетельство арабского писателя Эль Массуди (умер в 956 г.), который в сочинении «Золотые луга» утверждает, что он обнаружил в одном из «русских храмов» пророчество, начертанное на камне.
Свидетельство епископа Мерзебургского Титмара (976—1018 гг.), который указывает, что в языческом храме города Ретры ему пришлось видеть славянских идолов; на каждом из них особыми знаками было начертано их имя.
Свидетельство арабского ученого Ибн-эль-Недима, который в труде «Книга росписи наукам» передает относящийся к 987 г. рассказ одного из кавказских князей к князю русов. «Мне рассказывал один, на правдивость которого я полагаюсь, — пишет Ибн-эль-Не-дим,— что один из царей горы Кабк послал его к царю русов; он утверждал, что они имеют письмена, вырезываемые на дереве. Он же показал мне кусок белого дерева, на котором были изображены, не знаю, были ли они слова или отдельные буквы». Сообщение Ибн-эль-Недима особенно интересно тем, что он дает зарисовку упоминаемой им надписи. Расшифровать эту надпись до сих пор не удалось; но по своей графике она отлична и от греческого, и от латинского, и от глаголического, и от кирилловского письма.
Имена славянских идолов (Титмар), так же как имена покойного руса и его «царя» (Ибн-Фодлан), вероятно, представляли собой нечто вроде изобразительных или условных родовых и личных знаков; подобные знаки часто использовались русскими князьями X—XI вв. на их монетах. Пророчество, начертанное на камне, заставляет думать о «чертах и резах» для гадания. Что касается надписи Ибн-эль-Недима, то X. Д. Френ пытался сопоставить ее с синайскими знаками, а А. Гаркави считал, что в ее состав вошло искаженное переписчиком арабское написание; делались также попытки найти общие черты у этой надписи со скандинавскими рунами.
В настоящее время большинство советских и болгарских считают надпись Ибн-эль-Недима образцом славянского докирилловского письма типа «черт и резов». Интересна гипотеза историка А. Д. Маневского, согласно которой эта надпись представляет собой пиктографическую маршрутную карту.
Не исключено также, что некоторые из перечисленных надписей могли быть выполнены протоглаголическим письмом, возникшим на графической основе «черт и резов». Наоборот, полностью исключено, что какие-то из этих надписей были сделаны греческим или латинским письмом, хотя бы и несколько перестроенным применительно к фонетике славянской речи, так как и Титмар, и Эль-Массуди, и Ибн-эль-Недим, и Ибн-Фодлан, несомненно, были знакомы с латинскими и греческими буквами.
О каком-то восточнославянском, но не счетно-тамговом, а буквенно-звуковом письме сообщается в VIII главе мораво-паннонского жития Кирилла (дошло до нашего времени в 23 списках). Согласно этому «Житию», Константин во время путешествия к хазарам в 860 г. нашел в Крыму, в Херсонесе Евангелие и Псалтырь, написанные русскими буквами («русьскыми письмены писано»). Далее в «Житии» рассказывается, что Константин встретил в Херсонесе человека, говорившего по-русски, вступил с ним в беседу, и, приладившись к его языку, стал к своей собственной (славяно-македонской) речи применять русские письмена, гласные и согласные.
В одной из русских рукописей XV в. (в Толковой Палее) говорится еще определенней: «А грамота русская явилася, богом дана, в Корсуни русину, от нее же научился философ Константин и оттуду сложив и написав книгы русскым языком».
Сам факт поездки Константина в 860 г. в Херсонес сомнений не вызывает. Он подтверждается, в частности, свидетельством современника Константина папского библиотекаря Анастасия. Однако приведенное выше место «Жития» вызывало у многих исследователей сомнения. Одни, например, О. М. Бодянский, удивлялись, зачем понадобилось восточным славянам переводить в дохристианское время христианские богослужебные книги, и поэтому считали это место «Жития» поздней вставкой.
Однако в середине IX в. среди восточных славян было уже много христиан; так, согласно свидетельству византийского патриарха Фотия, в 860 г. приняла крещение целая княжеская дружина. Другие высказывали предположения, что «русскими письменами» названы в «Житии» не русские буквы, а скандинавские руны, занесенные к восточным славянам варягами (племени «Русь»), или готские («прушокие») и даже сирийские («сурьские») письмена.
Предположения эти мало правдоподобны. Если бы книги, найденные Константином в Херсонесе, были бы написаны по-варяжски, по-готски или по-сирийски, Константин не смог бы быстро научиться их читать и понимать, так как варяжского, готского и сирийского языка и письма он не знал; между тем в «Житии» особо отмечается, что греческие спутники Константина удивлялись, как быстро смог Константин научиться читать и говорить по-русски. Само собой разумеется, что такие сложные книги, как Евангелие и Псалтырь, не могли быть переданы и письменами типа «черт и резов».
Наиболее вероятно, что книги, найденные Константином, были написаны на русском языке «протокириллическим» письмом, возникшим из греческого письма. Встречающиеся же в «Житии» слова «русские письмена» могут быть объяснены тем, что греческие буквы к середине IX в. были уже дополнены новыми буквами, необходимыми для особых звуков славянской речи; кроме того, может быть, буквы были и графически несколько изменены соответственно привычной для славян графике «черт и резов». Не исключено также, что книги эти могли быть написаны «протоглаголическим» письмом, возникшим из «черт и резов».
Напомним, что о каких-то славянских книгах, существовавших до создания азбуки Константином, рассказывается и в «Житии» его брата Мефодия («Тут явил бог философу славянские книги»). Кроме того, в так называемой «Итальянской легенде» самая посылка моравским князем Ростиславом посольства в Византию ставится в связь с успехом миссии Константина к хазарам и в Корсунь.
Имеются упоминания о существовании письменности на Руси в первой половине X в. и в дошедших до нас договорах русских князей Олега и Игоря с Византией.
Так, в договоре князя Олега с греками (911 г.) есть указание о существовании у русских письменных завещаний. В договоре Игоря с греками (944 г.) говорится о золотых и серебряных печатях, о посыльных грамотах, которые вручались русским послам и гостям, отправляющимся в Византию. Включение в договор с Византией особых пунктов о завещаниях, посыльных и гостевых грамотах и печатях доказывает не только, что все это уже существовало на Руси начала X в., но также что это стало к X в распространенным явлением.
Являются памятниками русской письменности X в. и сами русские договора с Византией, так как перевод их с греческого на русский был, видимо, современен самим договорам. Так, академик С.П. Обнорский на основе изучения языка русских переводов договоров пишет: «Появление текстов договоров в переводе с греческого языка не могло быть ни относительно поздним, ни одновременным, а следовательно, оно приблизительно должно было совпадать со временем фактического заключения соответствующих дипломатических актов». Особенно интересно имеющееся в договоре 911 г. указание, что Русь и Византия и в более давние времена (т.е. еще в IX в.) решали спорные вопросы «не только словесно, но и письменно».
Сведения о применении русскими в IX в. какого-то видоизмененного греческого письма имеются и в одном греческом памятнике, приводимом О. Бодянским. Согласно этому памятнику, византийский император Василий Македонец будто бы послал в 866 г. архиепископа, который крестил русских и ввел у них видоизмененное греческое (35-буквенное) письмо. Свидетельство это подтверждается также арабской летописью, приводимой П. Успенским.