Николай Иванович Новиков
Век Екатерины II, не смотря на громкие победы «Екатерининских орлов», несмотря на то, что в то время у нас переводили французских энциклопедистов, отличался, однако, низким уровнем образованности, начиная от царедворцев и кончая помещиками с их крестьянами. По словам Грибовского, статс-секретаря Императрицы Екатерины II, в последние годы её царствования из всех современных ему вельмож только двое знали русское правописание: это были — князь Потемкин и граф Безбородко
Фонвизин говорит о «знаменитых невеждах Екатерининских времен» что «умы их суть умы жалованные, а не родовые» и что «по спискам всегда справиться можно, кто из них и в какой торжественный день пожалован в умные люди».
Образование духовенства стояло тоже на низкой ступени. Державин рассказывает, что в бытность его губернатором в Петрозаводске, пришлось ему «за неимением ученых духовных» сочинить речь на случай открытия больницы, — эту речь и произнес священник собора Иоанн.
То же самое случилось с ним и в Тамбове, при открытии в 1787 году народного училища: однодворец Захаров говорил речь, сочиненную Державиным, потому что «преосвященный был тогда человек не ученый, и при нем таковых людей не было, кто бы мог сочинить на тот случай приличную проповедь».
Как относилось русское общество конца XVIII века к книгам и писателям — об этом имеем драгоценное свидетельство современника. Селивановский, сын известного типографщика Екатерининских времён, говоря о появлении на свет «Путешествия», Радищева, прибавляет: «цензуры тогда не было: книги рассматривались при Управе или обер-полицмейстерством, т.е. предъявлялись, но не читались. В ту пору книга была нечто пустое, неважное, и еще не думали, что она может навредить».
Сами писатели не сознавали еще своего важного значения. Известно, например, что Державин более ценил в себе чиновника, чем поэта. Поэзию он считал забавой, и так выражается о ней в своей оде «Фелица»:
Поэзия тебе (Фелице) любезна,
Приятна, сладостна, полезна,
Как летом вкусный лимонад.
Автор «Недоросля», Фонвизин смотрел иногда на свой ум, как на средство забавлять людей.
Сохранился анекдот о том, как Ник. Ив. Панин предложил однажды императрице для разогнания скуки и нездоровья, послушать Фонвизина, который представляет игру в карты гр. Разумовского, кн. Голицына, кн. Вяземского и Кара, споривших за вистом, и Бецкого, останавливающего их игру рассуждениями о казенных заведениях.
Позднее Грибоедовский Фамусов говорит:
...Ужь если зло пресечь,
Собрать все книги бы да сжечь.
Переводные сочинения Вольтера и энциклопедистов оставили глубокий след в русском обществе.
Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что в нашем языке образовалось даже новое слово: вольтерьянец. Например, в «Горе от ума», Грибоедова:
„Я князь Григорию и вам
Фельдфебеля в Вольтеры дам"
В «Ревизоре» Гоголя:
Городничий: «Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим Богом устроено, и вольтерьянцы напрасно против этого говорят»!
Вольтер в глазах Павла Петровича был образцом великого писателя. Желая похвалить Ломоносова, после только что прослушанной 5-й оды, великий князь выразился: «ужесть как хорошо! Это — наш Вольтер!»
Фонвизин в своей «Челобитной Российской Минерве от Российских писателей», жалуясь на вельмож, что они определили — «всех упражняющихся в словесных науках к делам не употреблять», просит Минерву с такое беззаконное и век наш ругающее определение отменить, дабы мы, именованные, говорить он от лица всех русских писателей, служа Российским музам на досуге, могли главное жизни нашей время посвятить на дело для службы Вашего Величества.
Фонвизину и в голову не приходило „Что служенье муз не терпит суеты", что писательство такой же труд на пользу отечества, как ж государственная служба, с тою, однако ж, разницею, что она благотворнее по своим результатами потому что, благодаря типографскому станку, писатель оказывает влияние на массы, а не на отдельных личностей.
Иначе смотрел на литературу Николай Иванович Новиков. В своем предисловии к «Трутню», 1769 г., он иронически про себя говорит: «От лености никакой еще службы по сие время не избрал: ибо всякая служба не сходна с моею склонностью. Военная кажется мне беспокойною и угнетающею человечество: она нужна, и без неё никак не можно обойтись; она почтенна, но она не по моим склонностям. Приказная — хлопотлива... надлежит знать все пронырства, в делах употребляемые... И хотя она и по сие время еще гораздо наживная, но, однако ж, она не по моим склонностям... К чему ж потребен я в обществе? Без пользы в свете жить — тягчить лить только землю, сказал славный российский стихотворец. Сие взяв в разумение, долго помышлял, чем бы мог я оказать хотя малейшую услугу моему отечеству... Наконец встало на ум, чтобы хотя изданием чужих трудов принести пользу моим согражданам. И так вознамерился издавать в сем году еженедельное сочинение под заглавием «Трутня».
Николай Иванович Новиков
Николай Иванович Новиков родился 27 а пр. 1744 года, в Бронницком уезде Московской губернии. Отец его служил в морском ведомстве и был человеком достаточными О воспитании Новикова, как и о ранней юности его, имеются скудные сведения. Известно, что он, подобно другим современникам, обучался грамоте у дьячка. Когда в 1755 году учрежден был в Москве университете вместе с двумя гимназиями, Новиков четыре года находился в московской университетской гимнами. В 1760 году за леность и нехождение в классы он был исключён из университетской гимназии, о чем по современному университетскому обычаю и было пропечатано в Московских ведомостях.
Поступив в военную службу и приехав в Петербург, Новиков пошел своею дорогою и не терял времени даром.
Предаваясь чтению, он быстро успел восполнить пробелы своего скудного образования и, по свидетельству одного из его биографов, уже в 1767 г. «начал он быть известен своею склонностью к словесности, наипаче российской и успехами в оной».
В 1767 г. в Москву отправлены были молодые гвардейцы для занятия письмоводством в комиссии депутатов для составления проекта нового уложения; в числе их находился и Новиков, который вел журналы общего собрания депутатов и читал при докладах Императрице, узнавшей его тогда лично.
Начиная с «Трутня», Новиков обратился ко всему русскому обществу с просьбою присылать ему статьи, заметки и переводы.
Как известно, Новиков очень ратовал против французомании, сильно господствовавшей в то время в русском обществе. Он указывал, между прочим, на отвращение «Российских господчиков к чтению русских книг» потому только, что они русские, и остроумно советовал печатать их «французскими литерами».
В «Живописце» (1772 г. стр. 63), Новиков прославляет Екатерину за учреждение «собрания старающегося о переводе иностранных книг на российских язык». Это «собрание» учреждено было при С.-Петербургской академии наук.
Императрица приказала ежедневно выдавать по 500 рублей для уплаты переводчикам за труды их; по этому поводу Новиков заметил: это лучше, чем если бы дали переводчикам определенное жалование: где должность, там принуждение, а науки любят свободу и там более распространяются, где свободнее мыслят.
Комиссия время от времени публиковала о своих занятиях, объявляя о книгах, уже изданных, а также и о назначенных к изданию и переводу. Переводились сочинения Гомера, Теофраста, Диодора, Тацита, Теренция, Торквато Тассо, Монтескье, Геллерта и многие другие. Некоторые из русских писали на иностранных языках: бывали даже случаи, что иностранные книги выходили под псевдонимом русских писателей.
Гонорара за литературные статьи в то время не существовало. Иногда в выноске, в конце статьи иди стихотворения, Новиков выражал «чувствительнейшую благодарность» авторам этих последних.
В 1779г. Новиков взял на содержание университетскую типографию в Москве. По контракту типография была ему отдана на 10 лет за 4,500 рублей в год, причем Новиков обязывался принять на себя издержки по содержанию типографских служителей.
В 1781 году он учредил при университете «Собрание университетских питомцев» для упражнений в сочинениях и переводах.