Зачатки цензуры в России
В России законодательство по делам печати имеет весьма обширную историю
В московском царстве, по учреждении первой типографии, все печатаемые в ней книги были, по преимуществу, духовного содержания и печатались они под наблюдением патриарха. Как мы видели, при Иване Грозном велено было отбирать «описливые книги». Современник Алексея Михайловича, Котошихин, рассказывает, что в «Разбойном приказе» «жгли живого за богохульство, за церковную татьбу, за содомское дело, за волхвовство, за чернокнижество, за книжное переложение кто учнет вновь толковать воровски против апостолов, пророков и святых отцов с похулением».
Между законодательными памятниками Алексея Михайловича находится договорная статья, заключенная в Варшаве между польскими дворянами и русскими послами: «об истреблении печатных предосудительных для России книг»: «крепкий заказ был бесчестных воровских книг никому из наших королевского величества подданных нигде не печатать под страхом смертной казни». Кстати заметим, что в другой договорной статье с поляками, а также и со шведами условлено «об исправном писании Великого государя именования и титла».
Как мы говорили раньше, в XVI и XVII веке при московской типографии была организована особая «правильна» — для исправления духовных книг. Каждая новая книга выходила с «благословения» патриарха. Этот старинный обычай при Петре Великом обращен был в закон. В 1721 году в духовном регламенте сказано: «еще кто о чем богословское письмо сочинит, и то не печатать, но первое презентовать в Коллегиум. А в Коллегиуме рассмотреть должно, нет ли какого в письме оном погрешения, учению православному противного».
К этому же времени относится важный по своим последствиям указ Петра Великого к Киевской и черниговской типографиям. «Великому Государю известно учинилось, что в Киевской и черниговской типографах в печатных книгах печатают не согласно с всероссийскими печатьми, который со мно-гою противностью восточной церкви. Того ради, Его царское Величество указал: "новопечерскому и черниговскому монастырям вновь книг никаких, кроме церковных прежних изданий, не печатать, и оные церковные старые книги для совершенного согласия с великороссийскими с такими церковными книгами справлять прежде печати с теми великороссийскими печатьми, дабы ни какой розни и особого наречия в оных не было; а других ни каких книг, ни прежних, ни новых изданий, не объявляя об них в духовной коллегии, и не взяв от оной позволения, — не печатать, дабы не могло в таких книгах ни какой церкви восточной противности и с великороссийской печатью несогласия произойти».
Благодаря этой монополии на печатание и продажу церковно-богослужебных книг, «лаврская типография» предохранила южно-русское население от наплыва изданий с «люторскими» и особенно католическими тенденциями. Все церкви южной России снабжались, да и теперь еще снабжаются, богослужебными книгами лаврского издания, т. е. из Kиева.
На книги содержания не богословского при Петре Великом не было еще предварительного правительственного просмотра; однако, признание книги вредной впервые осуществилось при Петре Великом.
В 1738 году вышел указ о запрещении ввоза календарей из Польши: «понеже в тех календарях находятся, а особливо об Украине, некоторые зловымышленные и непристойные пассажи, чем нерассудительно народ может легко придти в какой-нибудь соблазн и сомнение; того ради, послано указание, чтобы все те календари в Киеве сжечь».
При императрице Елизавете Петровне установлена была предварительная цензура для «Петербургских Ведомостей», издававшихся при академии наук, именно, по следующему поводу, как видно из указа 1742 года: «в Петербургских Ведомостях печатаются многие несправедливости, как например, 26 февраля напечатано, якобы того числа Ее императорское величество Михаила Бестужева пожаловала кавалером Святого Апостола Ан-дрея, но которого, пожалования, от Ее императорского величества не бывало. Правительствующий сенат приказал впредь той академии наук упомянутые Петербургские ведомости печатать с апробации сенатской конторы, а без того отнюдь не печатать».
Таким образом, первым цензурным учреждением была сенатская контора.
Духовная цензура в России предшествовала светской, духовенство, кроме духовных книг, обращало внимание и на светскую литературу, как это видно из «доклада святейшего синода Императрице Елизавете Петровне о книгах, противных вере и нравственности, 1757 годе».
Правительствующий синод усмотрел: «что в ежемесячных с. петербургской академии выходящих примечаниях много противного вере православной имеется, особенно некоторые переводы и сочинения находятся, а инда и бесчисленные меры быти утверждающие, что и священному писанию и вере христианской крайне противно есть, и многим неутвержденным причину к натурализму и безбожию подает: того ради, Всеподданнейшие до-нося, просим: Академии наук запретить, и везде в Империи Российской публиковать, дабы никто отнюдь ничего писать и печатать, как о множестве миров так и о всем другом, вере; святой противном, под жесточайшим за преступление наказанием, не отваживался; а находящуюся бы ныне во многих руках книгу о множестве миров, Фонтенеля, переведенную при жизни блаженной памяти, государыни императрицы Анны Иоанновны, князем Кантемиром — указать везде отобрать и прислать в синод».
При Елизавете Петровне указы печатались в сенатской типографии, церковные книги — в московской типография и, наконец, исторические книги — в академической типографии.
До царствования Екатерины II особенного развития цензуры не замечалось, но с этого времени разрозненный меры приводятся в систему. В течение большей половины царствования Екатерины II печать находилась в благоприятных условиях. Особенно выгодное положение для печати создано было либеральным указом 1783 года, когда дозволено было во всех городах и столицах заводить вольные типографии, не отличая их от «прочих фабрик и рукоделий», но с непременным условием, «чтобы ничего в них противного законам Божеским и гражданским, или к явным соблазнам клонящегося издаваемо не было».