Социально-политические учения - страница 2
Значительное место в экономической программе легистов уделялось и торговле, однако она рассматривалась, главным образом, в связи с пагубным влиянием на сельское хозяйство, поэтому легисты выступали за контролируемое развитие торговли. Представители легистской школы разрабатывали концепцию регулирующей роли государства в стабилизации рыночных цен. Они полагали, что государственный контроль над ценами и разумная политика государственных закупок смогут пресечь деятельность ростовщиков и купцов, наживавшихся на искусственном изменении цен.
Выдвигая целый ряд ограничительных мер (запрещение частной торговли зерном и т. п.), легисты стремились замедлить темпы развития торговли. Предложение Шан Яна о введении государственной монополии на разработку естественных богатств и передачу доходов правящему дому способствовало укреплению экономических позиций царской семьи.
Легисты стремились к созданию деспотической государственной организации, основанной на принципе строжайшего подчинения, не прикрытого никакими патриархальными покровами. Как и конфуцианцы, они знали только одну форму власти — монархическую. Но легисты придерживались совсем иных взглядов на методы управления народом и на ту роль, которую суждено играть закону и правителю в делах государственных. Полемизируя с конфуцианцами, Шан Ян критиковал образ гуманного правителя как нечто нереальное.
По его мнению, гуманный царь не в состоянии управлять государством и не способен навести порядок в собственной стране. «Человеколюбивый, — говорится в «Шанцзюньшу», — может быть человеколюбивым к другим людям, но он не может заставить людей быть человеколюбивыми; справедливый может любить других людей, но он не может заставить людей любить друг друга. Отсюда становится ясным, что одного человеколюбия или справедливости еще недостаточно для того, чтобы добиться хорошего управления Поднебесной».
Хорошее правление, по мнению Шан Яна, возможно лишь там, где правитель опирается на единые, обязательные для всех законы. Именно при помощи закона возможно, проведение крупных экономических и политических акций. Поэтому в политической программе легистов закону отводилась роль верховной силы, которой должны были беспрекословно подчиняться все жители Поднебесной: «Обычно правитель по своим добрым поступкам не отличается от других людей, не отличается он от них и по уму, не превосходит их ни в доблести, ни в силе, однако, даже если среди людей есть и совершенномудрые, они не осмелятся плести интриги против государя; даже если есть доблестные и сильные, они не осмелятся убить правителя; даже если люди могут нажить миллионные богатства за счет обильных наград, они не решатся драться за них; если даже будут применяться наказания, люди не осмелятся роптать на них. И все это оттого, что есть закон».
Законодательство, метод наград и наказаний, система круговой поруки и всеобщей слежки — все это должно было способствовать концентрации власти, развитию классовых отношений и подчинению угнетенных. Стремясь превратить индивидуум в слепое орудие правителя, Шан Ян возвел унификацию мышления и всеобщее оглупление народа в ранг государственной политики. Разрабатывая концепцию управления, Шан Ян учитывал интересы органов общинного самоуправления и те трудности, с которыми придется встретиться в общинах.
Введение единых законов способствовало установлению нового типа связи правитель — общинники с помощью государственного аппарата. Этот тип связи ущемлял права не только аристократии, но и органов общинного самоуправления. Отношению советов старейшин к новым законам Шан Ян уделял особое внимание. Понимая, что жизнеспособность законов во многом зависит от того, как воспримут их на местах, Шан Ян советовал правителю учитывать обычаи народа при создании законов. Он считал необходимым сохранить за общиной некоторые ее традиционные права и привилегии, что должно было придать учению Шан Яна особую стойкость.
Основными и наиболее почитаемыми слоями общества были объявлены земледельцы и воины. Однако легисты понимали, что без исполнительного аппарата вся их стройная система может повиснуть в воздухе. Большую роль они отводили служилому сословию, пытаясь создать новый тип чиновника, обязанного всем своим благополучием государю, а следовательно, заинтересованного в упрочении новой системы управления. Отмена сословной ограниченности при выдвижении на административные посты и провозглашение принципа равных возможностей позволили бы создать жизнеспособный государственный организм.
Именно легистское учение открывало широкий простор для социальной мобильности, в этом отношении оно выгодно отличалось от учения Конфуция, который был противником социальных перемещений. Призывая к борьбе со «злостными» чиновниками и введению строгого надзора за действиями администрации, легисты стремились ограничить деятельность всех чиновников — независимо от занимаемых ими постов — исполнительными функциями. Выступая против сословной ограниченности, Шан Ян с помощью своей системы рангов знатности создавал привилегированный слой, который должен был сцементировать государство Шан Яна.
Однако у легистов имелся серьезный теоретический просчет: они недооценивали возможности и роль чиновничества в жизни деспотического государства. Шан Ян полагал, что с помощью различных превентивных мер ему удастся удержать чиновничество на положении послушного орудия всесильного правителя. Но по мере укрепления позиций бюрократии ее роль и особенно роль ее высшего звена в решении государственных дел должна была неизмеримо возрасти. Легисты строили свое учение на утопической мысли, что людей и едва ли не все общество можно перевоспитать, лишив его духовных ценностей.
Легисты были носителями интересов богатых общинников, особенно той прослойки, которая не была связана кровными узами с аристократией. Это было единственное политическое учение, которое в большей или меньшей степени выражало интересы торгово-ростовщических слоев и рабовладельцев.
Многолетняя дискуссия легистов и конфуцианцев, а главное — практическое осуществление легистских концепций в период реформ Шан Яна наглядно продемонстрировали «положительные» и «отрицательные» стороны обоих учений. Многим политическим деятелям того времени становилось все более ясным, что без претворения основных легистских концепций невозможно дальнейшее совершенствование государственной системы. Полное игнорирование легистских концепций, наблюдаемое в учениях Конфуция и Мэнцзы (прибл. 371-289 гг. до н.э.), могло привести к политическому банкротству конфуцианства. Не случайно Сыма Цянь в биографии конфуцианца Мэнцзы подвел следующий итог его деятельности: «Мэн Кэ (т. е. Мэнцзы) проповедовал добродетель и те, к кому он приходил, его не слушали».
Значительную роль в исходе ожесточенной полемики конфуцианцев с легистами суждено было сыграть Сюньцзы (прибл. 289-238 гг. до н. э.), который сумел вывести конфуцианство из тупика. Он был первым конфуцианцем, попытавшимся синтезировать легизм и конфуцианство в единое учение, заложив тем самым предпосылки для создания качественно нового конфуцианства. Сюньцзы заимствовал у Шан Яна концепцию закона, учение о наградах и наказаниях и, наконец, концепцию равных возможностей в привлечении людей на государственную службу и продвижении по служебной лестнице.
Стремясь сблизить легистский закон с конфуцианскими нормами поведения (ли), Сюньцзы предложил некоторую конфуцианизацию закона, оградив фактически чиновников и конфуцианских ученых от действия закона о наказаниях.
Из школы Сюньцзы, представлявшей качественно новое конфуцианство, вышел еще один выдающийся теоретик легизма — Хань Фэй-цзы (прибл. 288-233 гг. до н.э.). Подобно своему учителю, Хань Фэй-цзы заимствовал у Шан Яна концепцию равных возможностей, учение о всесильности закона; концепцию наград и наказаний как основной метод управления народом; учение о примате земледелия и войны над всеми другими занятиями и др. Столетнее функционирование бюрократического аппарата, созданного Шан Яном, породило новую проблему: правителю становилось все труднее управлять чиновниками.
И Хань Фэй-цзы сосредоточил все свои силы на разрешение этой сложной проблемы. Хорошо зная нравы служилой бюрократии, Хань Фэй-цзы советовал правителю быть скрытным, иногда даже прикинуться глупым; постоянно поддерживать в чиновничьей среде атмосферу подозрительности и взаимного недоверия; умышленно раскалывать эту среду на противоборствующие группировки и тем самым регулировать равновесие сил и т. д. Хань Фэй-цзы известен в истории легизма как крупный знаток искусства управления государственным аппаратом. В период Чуньцю и Чжаньго возникло еще одно крупное этикофи- лософское течение — даосизм, — выражавшее материалистические идеи в древнекитайской идеологии. Концепции даосов изложены в основном даосском каноне «Даодэцзин», а также в трактатах «Чжуанцзы» и «Лецзы». В «Даодэцзине», составленном последователями основателя даосизма Лаоцзы (прибл. VI в. до н. э.) в IV-III вв. до н. э., дается развернутое обоснование существования объективного всеобщего закона природы, именуемого термином дао — путь. «Дао, — читаем мы в «Даодэцзине», — глубокая основа всех вещей». «Человек следует земле. Земля следует небу.
Небо следует дао, а дао следует естественности». Наивно-материалистическим идеям даосов были присущи элементы стихийной диалектики: «Противоположность есть действие дао, слабость есть свойство дао. В мире все вещи рождаются в бытии, а бытие рождается в небытии». Адепты даосизма полагали, что природе свойствен закон перехода одной противоположности в другую: «Одни существа идут, другие следуют за ними; одни расцветают, другие высыхают; одни укрепляются, другие слабеют; одни создаются, другие разрушаются». «Неполное становится полным, кривое становится прямым; пустое становится наполненным, ветхое сменяется новым». Ту же закономерность распространяли они и на человеческое общество: «Кто многое сберегает, — говорится в «Даодэцзине», — тот понесет большие потери. Кто много накапливает, тот потерпит большие убытки».
Подобно конфуцианцам, монетам и легистам, даосы также уделяли значительное внимание проблеме социального устройства общества, вопросам взамоотношения правителя и народа. Их социально-политическая доктрина отличалась известной противоречивостью. Проповедуя духовную близость правителя народу, резко осуждая войны и насилие над простым народом, критикуя конфуцианские нормы поведения и внедряемый конфуцианцами культ предков с его пышной и дорогой обрядностью, теоретики даосизма в то же время отрицали достижения древнекитайской цивилизации, призывая к возврату в «золотой век» глубокой древности. В определенной степени социально-политические взгляды даосов отражали настроения бедных общинников, страдавших от эксплуатации крупных земельных собственников и от чрезмерных государственных повинностей. Призывы даосов к отрешению от мирской суеты способствовали развитию института отшельничества.
Провозгласив принцип увэй (недеяние, или следование естественности) одним из основных элементов своей теории, даосские мыслители Лаоцзы и Чжуанцзы выступали против каких-либо законов и правил, ограничивавших деятельность человека. Они считали, что конфуцианские правила и нормы морали, так же как и легистские законы, имеют целью насилие над человеческой личностью. Люди должны следовать законам, свойственным самой природе. Проповедуя отказ от достижений цивилизации с ее «фальшивыми» ценностями, идеологи даосизма воспевали чистый мир природы и агитировали человека следовать естественности первых людей.
Элементы мистицизма, представленные наиболее ярко в трактате «Чжуанцзы», концепция достижения бессмертия, а также принцип увэй позднее способствовали превращению даосизма в религию, ставившую своей целью поиски средств к долголетию и бессмертию. Социально-политические воззрения ранних даосов оказали большое влияние на формирование крестьянских утопий.
Одним из крупных мыслителей древнего Китая, примыкающим по своим воззрениям к даосам, был вольнодумец-материалист Ян Чжу (IV в. до н. э.). Он отрицал культ предков, существование загробного мира и бессмертие души. Ян Чжу доказывал, что живое существо подобно огню: когда оно умирает, не остается ничего, кроме тлена, подобно тому как пепел остается после огня. В своей этической концепции, отвергавшей конфуцианские ограничения личности, он провозгласил эпикурейство краеугольным камнем своей «жизненной» философии.