«В память собе в манастырь в свой...»: Заказчики книг
...Много муж той учини...
Выходная запись Пантелеймонова евангелия ок. 1148-1155 гг.
В Древней Руси XI-XIV вв. книги изготовлялись по заказу («повелением», «стяжанием», «благословением») светского или духовного лица, как правило, жаловавшего средства на богоугодное дело переписки богослужебного кодекса, предназначенного для последующего церковного пожертвования —вклада». Источники XI-XIV вв. сохранили не много сведений об организации книгописных работ на средства «стяжателей» и о самих заказчиках книг. В записях писцов этого времени отмечено 94 случая изготовления пергаменных рукописей на заказ. Это ничтожно малое число по сравнению с общим количеством сохранившихся кодексов XI-XIV вв. (более 8001От XI-XIII вв. сохранилось 262 пергаменных кодекса, от XIV в. (по предварительным подсчетам) — ок. 600 (Столярова Л. В. Из истории книжной культуры русского средневекового города. XI-XVII вв. М., 1999. С. 13, 37, 156, примеч. 106).). Однако вне зависимости от сохранности книжного фонда Руси каждая рукопись (равно как и запись о ее изготовлении) была продуктом вполне определенных обстоятельств, нуждающихся в исследовании. Реконструкция мотивов изготовления кодексов основана на сообщениях о книжных заказах, которые имеются во всех без исключения выходных и вкладных записях писцов, т.е. в тех записях удостоверительного вида, которые содержали сведения либо о факте организации книгописных работ, либо о пожертвовании церкви только что переписанного кодекса. Причины отсутствия в кодексах выходных записей должны выясняться в каждом случае особо.
Сохранились сведения о 78 заказчиках XI-XIV вв. Некоторые из них выступали инициаторами изготовления двух, трех и даже четырех пергаменных рукописей. Многократными заказчиками были новгородские архиепископы Климент, Моисей, Алексий и Иоанн. Памятники летописания и некоторые записи отмечают случаи изготовления нескольких книг по княжескому заказу (киевского в. кн. Ярослава Мудрого, владимиро-волынского кн. Владимира Васильковича, кнг. Марины и др.), однако эти рукописи утрачены, а сведения об их заказчиках и о самом факте организации книгописания скупы и отрывочны и не позволяют сделать сколько-нибудь определенных заключений. Более или менее систематические сведения о лицах, инициировавших книгописание, появились в выходных, вкладных, реже — именных записях писцов XIV в. К этому времени книгописание оформилось в самостоятельную ремесленную специальность, а формуляр записей удостоверительного вида вполне сложился.
От XI в. сохранилось семь записей писцов, в которых названы шесть заказчиков пергаменных кодексов: новгородский кн. Владимир Ярославич (1047 г., Толкование книг св. пророков); новгородский посадник Остромир-Иосиф (1057 г., Евангелие апракос краткий), киевский в. кн. Святослав Ярославич (1073 г., Изборник), безымянная игуменья монастыря Покрова Богородицы в Зверинце (рубеж XI-XII вв., Минея служ. на июль), некто Милята Лукинич (рубеж XI-XII вв., так называемое Милятино евангелие), прихожане и клир монастыря Покрова Богородицы в Зверинце (1095-1096 гг., Минея служ. на сентябрь). За исключением Изборника Святослава 1073 г., происхождение которого связано с великокняжеским киевским домом, все остальные рукописи XI в., имена заказчиков которых известны, были изготовлены в Новгороде.
Известны 9 заказчиков пергаменных кодексов XII в.: новгородский кн. Федор-Мстислав Владимирович (ок. 1103-1117 гг.; Мстиславово евангелие апракос), игумен новгородкого Юрьева монастыря Евфимий (1129 г.; Сборник житий2Происхождение выходной записи 1129 г., составленной от имени писца инока Антония о написании им книги Житий по «благословению» игумена Юрьева монастыря Евфимия и сохранившейся в рукописи второй половины XIV в. (РНБ. Погод. №716. Л. 154 об.), неясно. Исследователи считают ее либо неточной копией с утраченного оригинала, подлинность которого в целом не вызывает сомнения, либо позднейшей подделкой.); Пантелеймон и Екатерина, которых мы отождествляем с киевским в. кн. Изяславом-Пантелеймоном Мстиславичем и его женой3См.: Столярова П. В. Древнерусские надписи. С. 148-163; Она же. Кто был заказчиком «Пантелеймонова» евангелия? // Восточная Европа в исторической ретроспективе: К 80-летию В. Т. Пашуто. М., 1999. С. 245-251; Она же. К истории создания «Пантелеймонова евангелия» XII в. // Исторические записки. М., 2002. С. 108-28; Она же. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древнерусских пергаменных кодексов XI-XIV веков. М., 2000. С. 79-87. № 72. (1148-1155 гг.; Пантелеймоново евангелие); священник церкви Иоанна Предтечи Семен (1164 г.; Добрилово евангелие); Георгий (XII в.; Месяцеслов); неизвестный по имени новгородский архиепископ (XII в.; Минея служ., январь); Стефан Лежень и Мария (конец XII — начало XIII в.; Триодь(?)). В целом сохранились сведения о производстве на заказ шести пергаменных кодексов этого времени. Происхождение четырех из них связано с Новгородом.
По именам известны 16 заказчиков кодексов XIII в.: ростовский епископ Кирилл I (1219 г., Житие Нифонта; 1220 г., Толковый апостол); Остафий Васильевич (1229 г., Шенкурский пролог4Рукопись утрачена; запись известна в пересказе ); новгородский архиепископ Спиридон (1229-1249 гг., Ирмологий); тиун Петр (1269-1289 гг., Паренесис Ефрема Сирина5Подлинник рукописи утрачен; запись писца сохранилась в списке конца XV в.); чернец Симон (1270 г., Симоновское евангелие); прихожане Борисоглебской церкви с. Матигоры в Заволочье на Двине (1271 г., «Захариинский» паремейник); некто Захария Олекшинич (1282 г., Пролог на сентябрь-январь); рязанский епископ Иосиф и княгиня Анастасия с сыновьями Ярославом и Федором Романовичами (1284 г., Кормчая); новгородский кн. Дмитрий Александрович и архиепископ Климент (1285-1291 гг., Синодальная кормчая); владимиро-волынский кн. Владимир Василькович и его жена Ольга Романовна (1287 г.; Номоканон); княгиня Марина (1296 г., Псалтирь); новгородский архиепископ Феоктист (1299-1300 гг., Сборник житий (Пролог?)6Рукопись утрачена ); некто Григорий (первая половина XIII в.; Минея служебная, февраль). Этими лицами было инициировано изготовление 14 кодексов. Один кодекс из этого числа был изготовлен по коллективному заказу (1271 r.)7Имеется в виду Захариинский паремейник 1271 г.. Происхождение по крайней мере семи заказных кодексов XIII в. связано с Новгородом. Два кодекса изготовлены в Ростове, два — во Владимире Волынском.
В целом среди заказчиков рукописей XI-XIII вв. насчитывается 7 князей, 4 княгини, 6 епископов (три из них — новгородские архиепископы), 1 посадник, 1 тиун, 2 игумена, 1 священник, 1 чернец. Социальный статус шести заказчиков XI—XIII вв. в записях писцов никак не определен. Как уже говорилось, коллективный вклад был сделан прихожанами Борисоглебской церкви в Заволочье, социальное положение которых могло быть неоднозначным. Таким образом оказывается, что светских лиц среди заказчиков книг в это время было чуть больше (13), нежели духовных (12). Среди последних преобладали церковные иерархи. За минимальным исключением (1 священник, 1 чернец) изготовление вкладных книг в XI-XIII вв. инициировали представители верхушки феодального общества. Всего по записям писцов известно о заказах 26 вкладных книг XI-XIII вв.
В истории древнерусской культуры XIII в. стал временем, в которое наметились определенные изменения в организации книжного дела. Одной из особенностей этого периода является то, что записи на книгах отразили меньший (нежели в XI-XII вв.) процент заказов на книги, инициированных князьями. Только четыре рукописи из 15-ти, изготовленных в XIII в., имеют записи писцов, сообщающие, что книги были переписаны при участии князей. Характер участия князей в организации книгописания не был одинаковым в разных регионах Руси. Рязанская княгиня Анастасия, вдова кн. Романа Ольговича, с сыновьями Ярославом и Федором Романовичами упомянута как заказчица наряду с епископом Иосифом (1284 г., Кормчая). Владимиро-волынский кн. Владимир Василькович фигурирует как инициатор книгописных работ вместе с женой княгиней Ольгой Романовной (1287 г., Номоканон). Неизвестная по другим (кроме выходной записи) источникам княгиня Марина (1296 г.) указана в записи писца Захарии как единоличная заказчица Псалтири. Новгородский кн. Дмитрий Александрович упоминается как лицо, «повелевшее» переписать Кормчую на средства («стяжанием») архиепископа Климента (так называемая Синодальная или Климентьевская кормчая, ок. 1285-1291 гг.)8Нами принимается датировка Кормчей, предложенная и обоснованная В. Л. Яниным (см.: Янин В. Л. О дате новгородской синодальной Кормчей // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 287-292; Он же Средневековый Новгород: Очерки археологии и истории. М., 2004. С. 232-236)..
Обращает на себя внимание, что в трех из четырех зафиксированных случаев участия князей, переписывались именно Кормчие книги. Все они были изготовлены в 80-е годы XIII в., причем почти одновременно в разных регионах Руси — в Рязани, Новгороде и Владимире Волынском. Отмеченный выходными записями Владимиро-Волынской и новгородской Климентьевской кормчей интерес к переписыванию сборников церковно-юридического характера был обусловлен созданием еще в 60-70-е годы XIII в. Русской редакции Кормчей9Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI-XIII вв. М., 1978. С. 163-254.. Появление рязанского списка Кормчей Сербской редакции (1284 г.) связано с новым этапом в составлении корпуса церковного права на славянском языке в условиях восстановления церковной организации во второй половине XIII в. после монгольского разорения 1237-1240 гг.
Сербская Кормчая была выписана из Болгарии митрополитом Кириллом II, несмотря на то, что на Руси давно и хорошо была известна Древнеславянская Кормчая. Важной причиной внимания, проявленного Кириллом II к Сербской Кормчей было то, что прежде известные Кормчие на Руси содержали ранние (до X в.) памятники права, переводы которых были весьма несовершенны и полны противоречий. Новая Кормчая включала в себя новейшие установления (XI-XII вв.) и имела удобный сокращенный текст в ясных переводах, сопровожденный комментариями XII в. Русская редакция Кормчей построена на основе материалов Сербской Кормчей, однако в ней использованы известные на Руси с XI в. переводы Древнеболгарской Кормчей, а также переводные и оригинальные памятники права. В конце XIII в. (т.е. едва ли не одновременно с созданием Русской редакции Кормчей) материалы Сербской Кормчей вошли в состав Мерила Праведного — пособия для княжеского суда.
Появление в последней четверти XIII в. списков Русской редакции Кормчей М. Н. Тихомиров рассматривал как показатель развития русской письменной и правовой культуры в условиях монголо-татарского ига. Ученый показал, что в это время переводные памятники права адаптировались на Руси к местным условиям. Одновременно создавались новые рукописные сборники, соединившие оригинальные русские правовые произведения с традиционными. Я. Н. Щапов установил, что во второй половине XIII в. происходили значительные и многократные переработки текста Кормчей на местах — в Киеве, на Волыни, в Северо-Восточной Руси, в Новгороде, Пскове и др. В процессе создания Русской редакции Кормчей был расширен состав оригинальных памятников права за счет включения сочинений Кирилла Туровского, древнерусских правил о браке, поучений к попам и епископам и пр. При этом в местных списках Кормчей появились произведения не только церковного, но и светского происхождения.
В состав Климентьевской (Синодальной) кормчей впервые был включен текст Русской Правды в ее Пространной редакции. Наряду с нею новгородский Синодальный список пополнился списками Устава Владимира, Закона судного людем, Сказаниями Кирилла Туровского, русской обработкой Летописца вскоре патриарха Никифора, Правил митрополита Кирилла, Устава Святослава и др. Уникальность Климентьевской кормчей подчеркивается тем, что новгородская обработка Кормчей Русской редакции происходила тогда, когда в Новгороде уже сложилась боярская феодальная республика с отличной от других русских земель системой государственных учреждений. Специфика политического строя Новгорода последней четверти XIII в. потребовала соединения кодекса княжеского права с церковно-юридическим сборником, регулирующим внутреннюю жизнь церкви и многие догматические и обрядовые вопросы. Сфера юрисдикции новгородского архиепископа в это время значительно расширилась и вышла за пределы традиционно принадлежащих церкви административных и судебных функций, распространившись на дела, прежде находившиеся в сфере княжеского суда. Расширение владычной юрисдикции на светский суд (внешнеполитические дела, сношения с русскими землями, суд по гражданским делам) отчетливо просматриваются не только в памятниках письменности, но и в сфрагистике.
Интерес князей, проявленный к составлению местных списков Кормчей, свидетельствует об их безусловном внимании к разделению сфер юрисдикции между светской и церковной властью в последней четверти XIII в. Щапов показал, что в княжеском суде в XII-XIV вв. значение Кормчей (до включения в нее светских произведений права, прежде всего, Русской Правды) было минимальным и ограничивалось разделением сфер церковной и княжеской юрисдикции. По его мнению, в указании записей на участие князей в изготовлении Кормчих нельзя видеть заинтересованности светской власти в практическом использовании этих сборников церковного права. Ученый справедливо поставил роль князей в изготовлении местных списков Кормчей в один ряд с такими традиционными действиями светской власти, как церковное строительство и пожалования церкви книг, движимого и недвижимого имущества.
Совершенно уникально значение владимиро-волынского кн. Владимира Васильковича и его жены Ольги Романовны в создании списка Кормчей на Волыни. Княжеская чета повелела переписать Кормчую и финансировала книгописание без участия главы местной епархии. Причины такой заинтересованности в изготовлении Кормчей следует искать в особенностях взаимоотношений светской и церковной власти во Владимиро-Волынском княжестве в последней четверти XIII в.
Деятельность владимиро-волынского кн. Владимира Васильковича в качестве заказчика книг не имеет аналогов в истории Древней Руси. В летописном некрологе ему содержится уникальный перечень книг, которые он жертвовал в духовные корпорации своего княжества. Каменецкой церкви Благовещения Богородицы наряду с иконами и драгоценными сосудами он пожаловал четыре рукописи: «Еуангелие опракос, оковано сребром, Апостол опракос, и Парямейник, и Съборник». Подобный же вклад («иконами и книгами») Владимир Василькович сделал в Белзе. Евангелие, окованное серебром, и Апостол апракос этот князь пожаловал Богородичному Успенскому собору во Владимире. «В память събе в манасгырь въ свои» он передал вкладом Евангелие апракос, Апостол, «Съборник великыи» и Молитвенник. Епископскому собору Иоанна Предтечи в Перемышле Владимир Василькович отправил в дар «Еуангелие опракос, окованно сребром съ женчюгом»; в кафедральный собор Спаса Преображения в Чернигове — «Еуангелие опракос золотом писано, а оковано сребром съ женчюгом...». В основанную им Георгиевскую церковь в Любомле он вложил два Евангелия апракос в драгоценных окладах, Апостол апракос, Пролог на обе половины года («Прологы списа 12 месяца»), годовой комплект служебных Миней («и Менеи 12 списа»), Триоди — постную и цветную, Октоих и Ирмологий («Ермолои»), Служебник, Молитвенник («...молитвы вечерни и оутрьнии»). Кроме того, сюда же он передал еще один Молитвенник, купленный им у некоего протопопа за восемь гривен кун. Наконец, в церковь св. Петра в Берестье Владимир Василькович вложил Евангелие апракос «оковано сребром». Масштаб его книжных пожертвований поражает воображение. По его инициативе только согласно некроложному перечню было переписано или специально куплено, а затем вложено не менее 38 книг10По подсчету Б. В. Сапунова — 50 книг; по-видимому, это расхождение связано с тем, что он предположил создание по инициативе Владимира Васильковича 12-томного Пролога (см.: Сапунов Б. В. Книга в России в XI—XIII вв. Л., 1978. С. 72—73). Однако это предложение маловероятно. Древнерусские Прологи обычно существовали в виде двух томов на обе половины года (на март-август и сентябрь-февраль) или же в виде одного годового тома. Наряду с Кормчими это самые объемистые из известных древнерусских пергаменных кодексов.. При этом состав белзского вклада Владимира Васильковича скрыт в формуле «тако ж и у Бельскоу пооустрои церковь иконами и книгами».
Все книги Владимира Васильковича, упомянутые в некроложном перечне, — из традиционного богослужебного набора и в основном предназначены для храмового богослужения. Сам факт наличия в некрологе перечня книг, пожалованных Владимиром Васильковичем церкви, позволяет предположить, что современники воспринимали его деятельность заказчика и вкладчика не только как грандиозную, но и как совершенно необычную. Нет оснований усомниться в достоверности этого перечня: в нем нет ни явно преувеличенных цифр, ни глухих обобщений типа «книг многих». Главное же свидетельство высокой степени достоверности этого перечня — его абсолютно богослужебный состав: любая церковь в первую очередь нуждалась в «рабочих» храмовых экземплярах книг.
С деятельностью Владимира Васильковича, по-видимому, следует связать распространение правовой и письменной культуры во Владимиро-Волыиском княжестве во второй половине XIII в. Именно с его именем связано появление самых ранних княжеских завещаний: двух «рукописаний» ок. 1287 г., не сохранившихся в подлинниках, но известных в составе текста Ипатьевской летописи. Имеются основания считать, что соединение галицко-волынского летописания с Киевским сводом 1198 г. также произошло в период княжения Владимира Васильковича.
Обращает на себя внимание и факт упоминания Владимира Васильковича другим заказчиком и вкладчиком — княжеским тиуном Петром. Князь фигурирует в выходной записи писца Иева, переписавшего для Петра несохранившуюся рукопись (возможно, Паренесис Ефрема Сирина), в формуле: «написашася книгы сия при цесарстве благовернаго цесаря Володимера, сына Василкова, оунука Романова», а также в заключительной благопожелательной формуле: «...многа лета князю Володимеру, княгини Волзе, и строителю книгам сим...». Первая из них содержит скрытое указание времени изготовления кодекса, вторая — как бы ставит тиуна Петра в один ряд с прославленными вкладчиками книг — кн. Владимиром Васильковичем и его женой Ольгой Романовной.
Судя по выходным записям писцов, значительное число кодексов XIII в. переписывалось по инициативе представителей церкви. Определенные изменения в социальном составе заказчиков XIII в. (по сравнению с предшествующими двумя столетиями в истории русской книги) следует связать с усилением роли церковной организации на Руси. Определенные коррективы в наши представления о ранних заказчиках книг вносит и то, что подавляющее большинство сохранившихся кодексов XI-XIV вв. по своему происхождению новгородско-псковские. Это не только следствие более развитой здесь городской и книжной культуры, но и проявление относительно лучшей сохранности книжного фонда, почти не ощутившего на себе катастрофических последствий нашествия монголо-татар.
На изменении социального статуса заказчиков новгородских кодексов в первую очередь отразились и радикальные перемены в политическом устройстве Новгорода во второй четверти XII в. Уже с конца XI в. с созданием особого органа власти — посадничества — новгородское боярство препятствовало проникновению князя в вотчинную систему землевладения. В 1126 г. возник смесной суд, в котором принятие решений целиком зависело от воли посадника. В 1136 г. в ходе восстания новгородцы изгнали с княжеского стола Всеволода Мстиславича, пригласив на его место черниговского кн. Святослава Ольговича. Этим актом новгородцы подтвердили действенность своего принципа «вольности в князьях». Внешний пояс новгородских волостей, расположенных на границах соседних княжеств, а потому особенно подверженных вмешательству княжеской власти, особо оговаривался в новгородско-княжеских докончаниях как территория, находящаяся под исключительным суверенитетом бояр11Янин В. Л. Как устроен «вечевой строй»: Становление новгородской государственности // Родина:Российский исторический иллюстрированный журнал: Древняя Русь. XI-XIII вв. 11 ноября 2002 г. С. 70-79.. Такая ситуация почти свела на нет инициативу новгородских князей в изготовлении вкладных рукописей, поскольку с утратой ими политической и экономической власти богатые книжные пожертвования церкви уже не способствовали росту княжеского авторитета. Усиление боярства и беспрецедентный рост монастырей (к концу 90-х годов XII в. их насчитывалось уже 1512Бобров А. Г. Монастырские книжные центры Новгородской республики // Книжные центры Древней Руси: Севернорусские монастыри. СПб., 2001. С. 9-10.) также не могли не отразиться на особенностях новгородского книгопроизводсгва. Особое место архиепископской кафедры как центра новгородского летописания также способствовало изменениям в статусе заказчиков книг в Новгороде.
Худшая сохранность книжного фонда Северо-Восточной и Южной Руси, лапидарность и отрывочность источников затрудняют воссоздание объективной картины участия князей в организации книгописания на этих территориях. Мы можем говорить лишь об отдельных князьях, проявлявших, в силу тех или иных своих личных качеств и политических интересов, внимание к книжному делу. На этом фоне совершенно уникальной выглядит деятельность владимиро-волынского кн. Владимира Васильковича.
В XIV в. социальный состав заказчиков пергаменных кодексов13 Данные о заказчиках бумажных кодексов XIV в. здесь не учитываются. еще более изменился: 1 митрополит, 15 епископов, 9 игуменов (два из которых — юрьевские архимандриты), 7 чернецов, 4 священника, 7 церковных старост (один из которых определил себя как сын владычного наместника), 1 боярин, 1 князь. Один заказ был коллективным. Социальный статус пяти заказчиков писцы XIV в. никак не определили, назвав их только по имени. Таким образом, в XIV в. книги переписывались в основном по заказу представителей черного и белого духовенства (80,6 % от общего числа заказчиков). Ни один единоличный княжеский заказ, начиная с середины XII в. не связан с Новгородом. В то же время, подавляющее большинство кодексов, сопровожденных записями писцов со сведениями о заказчике, также как и в XI-XIII вв., происходят из Северо-Запада Руси. Кажущееся уменьшение роли князей в организации книгописания в XIV в. (7,1% от общего числа заказчиков книг этого времени) по сравнению с предшествующим периодом (37,9 % от общего числа заказчиков XI-XIII вв.) связано с изменением статуса и роли князя в Новгородской земле. В большинстве случаев заказ на производство рукописи делался в связи с предстоящим вкладом или для удовлетворения внутренних нужд духовной корпорации, представителем которой был заказчик (как правило, игумен, священник или церковный староста).