Книга в Древней Руси (XI-XVI вв.)

Скрипторий ростовского епископа Кирилла I

История отечественной книжности в домонгольский период остается одной из наиболее актуальных проблем палеографии и кодикологии. Изучение деятельности отдельных книгописных центров этого периода затруднено скудостью, а подчас и полным отсутствием традиционных письменных источников (летописи, акты и др.). Особую роль здесь играют методы кодикологического анализа, примененные к сохранившимся рукописям XI-XIII вв., а также самое широкое обращение к надписям на них.

Лаврентьевская летопись под 6737 (1229) г. сообщает о состоявшемся 7 сентября в Суздале суде над ростовским епископом Кириллом I (1216-1229 гг.), вследствие которого этот святитель оставил кафедру, принял схиму под именем Кирияк и удалился в Дмитриевский Суздальский монастырь «в свою келью, хотя лечити свою немочь». В этой обители он вскоре (17 апреля 1230 г.) скончался и был похоронен. Решением суда ростовский владыка лишился всего имущества, в том числе и книг.

Из 133 кодексов XIII в. (без учета рукописей, датированных в Сводном каталоге рубежом XIII-XIV вв.) сохранились только два, безусловно происходящие из Ростова времени епископства Кирилла I. Это список Жития Нифонта и Толковый Апостол 1220 г., имеющие записи писцов с указанием имени ростовского кн. Василька Константиновича (1209-1238 гг.) и еп. Кирилла.

Обратив внимание на необычно большой формат обеих рукописей и специфические признаки их языка, А. И. Соболевский в 1898 г. указал еще три кодекса XIII в. схожего формата, которые и «по лингвистическим особенностям» можно отнести к ростовским: Пандекты Никона Черногорца, Успенский сборник и Златоструй с Торжественником. Происхождение всех пяти кодексов Соболевский связывал с библиотекой ростовского епископа Кирилла I¹Соболевский А. И. Остатки библиотеки XIII века // Библиограф. 1889 год. № 1. Отд. 1.С. 144-145..

В исследовании 1910 г., также посвященном остаткам библиотеки Кирилла I, Соболевский привел список уже не из пяти, а из семи рукописей, которые, по его мнению, могли происходить из Ростова: 1) Успенский сборник; 2) Златоструй с Торжественником; 3) Пандекты Никона Черногорца; 4) Евангелие учительное Константина, пресвитера Болгарского; 5) Слово Ипполита, епископа Римского; б) Житие Нифонта; 7) Толковый Апостол²Соболевский А. И. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. М., 1910. С. 205-206..

Поиск книг, упомянутых летописью в связи с судом 1229 г. над епископом Кириллом, возобновился в 1960-1970-х годах. К рукописям, палеографические и кодикологические признаки которых близки к Житию Нифонта и Апостолу 1220 г. (формат, декор, почерки), Г. И. Вздорнов (1965 г.) отнес так называемое Университетское евангелие начала XIII в.³Вздорнов Г. И. Малоизвестные лицевые рукописи. С. 179-185.. Происхождение последнего прежде связывалось с полоцко-смоленской школой (А. И. Некрасов (1937 г.), Н. Н. Воронин и В. Н. Лазарев (1953 г.))⁴Некрасов А. И. Древнерусское изобразительное искусство. М., 1937 С.139; Воронин Н. Н., Лазарев В. Н. Искусство западнорусских княжеств // История русского искусства. М., 1953. Т. 1.С. 328., хотя владимиро-суздальский диалект рукописи и отмечался в исследованиях В. Н. Перетца (1934 г.) и Э. И. Конюховой (1964 г.)⁵Перетц В. Н. Рукописи библиотеки Московского университета, самарских библиотеки и музея и минских собраний. Л., 1934. С.14; Конюхова Э. И. Славяно-русские рукописи XIII-XVII вв. научной библиотеки им. А. М. Горького МГУ. М., 1964. С. 24-25.. С выводами Вздорнова впоследствии согласилась и О. А. Князевская (1973 г.), составившая подробное палеографическое описание этого кодекса⁶Князевская О. А. Рукопись евангелия XIII в. из собрания Московского университета // Рукописная и печатная книга в фондах Научной библиотеки Московского университета. М., 1973. Вып.1. С. 5-18.. В ряде статей 1960—1970-х годов О. А. Князевская представила реконструкцию сохранившейся части «библиотеки» епископа Кирилла I на основе палеографического и лексико-орфографического изучения целого ряда кодексов. Согласно Князевской, пять рукописных книг, написанных «в одно и то же время (условно — не позднее 30-40-х годов XIII в.)» можно считать принадлежащими «одной рукописной мастерской, находившейся в Ростове»⁷Князевская О. А. Об одной графической особенности ростовских рукописей начала XIII века // Русское и славянское языкознание: К 70-летию члена-корреспондента АН СССР Р. И. Аванесова. М., 1972. С. 125.. Признаками этой мастерской — кроме необычно большого формата кодексов и типологической схожести почерков — исследовательница считает наличие букв о, е на месте редуцированных ъ, ь, а также завершение строки основного текста буквой, обозначающей не гласный, а согласный звук. Таких рукописей Князевская называет пять:

1) Троицкий (Лаврский) кондакарь;

2) Житие Нифонта;

3) Толковый Апостол;

4) Университетское евангелие;

5) Спасское евангелие.

Палеографический анализ указанных кодексов позволил Князевской считать, что в их создании принимали участие 16 писцов.

В. С. Голышенко (1963 и 1968 гг.) вслед за А. И. Соболевским склонилась к идее ростовского происхождения еще и Слова Ипполита Римского об Антихристе конца XII — начала XIII в. и установила, что основной писец Слова Ипполита был также одним из писцов Евангелия учительного Константина Болгарского второй половины XII в.⁸Голышенко В. С. К гипотезе о ростовской библиотеке XIII в. // Исследования по лингвистическому источниковедению. М., 1963. С. 45-64; Она же. Замечания к изданному тексту «Слова Ипполита» // Изучение руского языка и источниковедение. М., 1968. С. 80.

Г. И. Вздорнов, специально исследовавший рукописи Северо-Восточной Руси XII-XV вв. с точки зрения их происхождения и особенностей декора (1980 г.), считал вероятно ростовскими девять кодексов:

1) Евангелие учительное Константина Болгарского конца XII — начала XIII в.;

2) Слово Ипполита Римского об Антихристе конца XII — начала XIII в.;

3) Богословие Иоанна Дамаскина конца XII — начала XIII в.;

4) Троицкий (Лаврский) кондакарь начала XIII [или конца XII] в.;

5) Житие Нифонта 1219 г.;

6) Толковый Апостол 1220 г.;

7) Университетское евангелие [ок. 1220 г.];

8) Архангельское евангелие [ок. 1220-х годов];

9) Спасское евангелие второй четверти XIII в.⁹Вздорнов Г. И. Искусство книги. С. 22-29; .

В определении происхождения ряда перечисленных кодексов Вздорнов колебался, по некоторым признакам считая, что они могли происходить как из Ростова, так и Владимира-на-Клязьме (№ 1, 2, 3) или Ярославля (№ 9).

В переписывании этих девяти кодексов участвовало не менее 24-х писцов. Если считать вероятным ростовское происхождение каждой из перечисленных рукописей, то придется думать, что в Ростове конца XII — первой половины XIII в. существовал едва ли не самый мощный в Древней Руси штат обученных переписчиков, в количественном отношении несравнимый даже с Новгородом этого же времени. Последнее мало вероятно. Поэтому каждая из девяти предположительно ростовских рукописей нуждается в монографическом исследовании с точки зрения их кодикологии. Это тем более необходимо, что только две из них — Житие Нифонта и Апостол — сохранились с записями писцов, в которых прямо указано на их ростовское происхождение.

Неясным остается вопрос и о том, что представляла собой (не только но составу) так называемая «библиотека» ростовского епископа Кирилла. Исследователями ее остатков традиционно смешиваются два понятия — библиотека (место хранения книг) и скрипторий (мастерская для их изготовления). Однако в епископской библиотеке могли находиться и неростовские рукописи. Вместе с тем, общие признаки происхождения (формат, разлиновка, принцип организации тетрадей, декор, почерки и др.) должны быть характерны для кодексов, вышедших из одного скриптория. Где находился ростовский скрипторий XIII в. — неизвестно. Попробуем прояснить этот вопрос при помощи анализа надписей на списке Жития Нифонта и Толкового Апостола. Обратимся также и к выяснению судьбы библиотеки епископа Кирилла после состоявшегося в 1229 г. суда над ним.

Список Жития Нифонта помечен двумя записями писцов — молитвенной (л. 175а) и выходной (л. 1756). Приведем сначала полный текст молитвенной записи:.

Эта запись, составленная от имени двух переписчиков Жития Нифонта, сделана почерком II писца кодекса, переписавшего л. 61-1756 (кроме л. 103а), теми же чернилами, что и основной текст. Традиционно в литературе эта запись воспринималась как единое целое с выходной записью. Действительно, она сделана тем же почерком и теми же чернилами, что и выходная запись, и, будучи помещена в левом столбце листа (столбец а), предшествует выходной (столбец б). Однако ее структура в целом соответствует молитвенным записям писцов XIII-XIV вв., что является признаком ее независимости от выходной записи. Впервые самостоятельный характер молитвенной записи был отмечен Г. И. Вздорновым.

Запись довольно плохо сохранилась: ее начальная буква — небольшой инициал «г» в слове «г(оспод)и» смыта; полусмыты и неотчетливо читаются слова «а где»; текст «а писцевъ не кльнте» почти полностью смыт и едва читается, причем слово «кльнте» едва угадывается по остаткам въевшихся в пергамен чернил. Имя писца, упомянутого в записи первым, читается также неотчетливо; ясно только его окончание «...аноу». Ряд исследователей (И. И. Срезневский, А. И. Соболевский, Г. И. Вздорнов и др.) предшествующую «а» букву читали как «о», а имя писца реконструировали как «[Иоа]н[н]оу». А. В. Ристенко первым предположил, что перед «а» находилась буква «ф», а имя писца читал как [Феоф]аноу. Правильность предложенного Ристенко чтения впоследствии подтвердил фотоанализ.

Приведем теперь текст выходной записи:

Приведенная выходная запись составлена от имени епископа Кирилла. Однако сделана она тем же почерком, что и цитированная выше молитвенная запись, то есть почерком II писца Жития, теми же чернилами, какими им была переписана часть основного текста и молитвенная запись от имени Феофана и Олексия. Кроме епископа Кирилла I в записи упоминается ростовский кн. Василько Константинович (1209-1238). Указание князя сделано в традиционной для записей этой разновидности формуле «при князе при...» и является как бы дополнительной (кроме даты) характеристикой времени переписки кодекса.

Прочтение даты в записи спорно. Отчетливо в ней видны лишь числа тысяч и сотен (6700). Числа десятков и единиц были смыты реактивом, очевидно, при попытке восстановить угасший текст. В этом месте пергамен побурел, а окончание даты теперь совершенно неясно.

Однако еще в прошлом столетии дата читалась несколько лучше, хотя и неотчетливо. Исследовавшие запись П. М. Строев, А. В. Горский, И. И. Срезневский, А. И. Соболевский и некоторые другие читали эту дату как 6727 (1219) г., т.е. после числа тысяч и сотен видели число под титлом¹⁰Строев П. М. Хронологическое указание материалов отечественной истории, литературы, правоведения до начала XVIII столетия // ЖМНП. 1834. № 2. № 18. С. 155; Горский А. В. Историческое описание Свято-Троицкие Сергиевы лавры. М., 1842. С. 168; Срезневский И. И. Древние памятники русского письма и языка... СПб., 1882. Стб. 93; Ходова К. И. Наблюдения в области словарного состава древнего славянского памятника («Житие Нифонта» в русском списке 1219 г.): Автореф. дисс. кандидата филологич. наук. М., 1952. С. 1-16.. Иеромонахи Илларий и Арсений, С. О. Мансуров, Т. Б. Ухова и др. предположили, что в дате отсутствует число единиц, а саму ее следует читать как 6730 (1222) г., т.е. после числа тысяч и сотен видели число ¹¹Илларий, Арсений, иером. Описание славянских рукописей библиотеки Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Ч. 1 // ЧОИДР. 1878, кн. 2, разд. 3. С. I-XIX (отд. изд. М., 1878). С. 41. № 35; Мансуров С. О библиотеке // Троице-Сергиева лавра. [Сергиев Посад], 1919. С. 131; Ухова Т. Б. Миниатюры, орнамент и гравюры в рукописях библиотеки Троице-Сергиева монастыря: Каталог // Зап. Отдела рукописей. М., 1960. Вып. 22. С. 80.. Поэтому в археографической литературе Житие Нифонта фигурирует под двумя разными датами — под 1219 и под 1222 годами. Иногда рукопись помечалась исследователями обеими датами сразу.

По нашему мнению, верной следует признать дату 6727 (1219) г., т. к. после числа сотен в строке оставлено место не для одной (=30), а двух букв (=27).

Днем завершения кодекса в записи называется 21 мая — «память святого мученика Иеремия». А. В. Горский первым обратил внимание на несоответствие дня памяти святого указанному числу месяца: 21 мая не является днем памяти св. Иеремия, который отмечается 1 мая¹²Горский А. В. Историческое описание. С. 168..

Согласно архиеп. Сергию Спасскому, дни памяти св. Иеремия отмечались несколько раз в году. Так, 1 мая праздновалась память палестинского пророка Иеремии, 6 апреля — мученика Иеремия, а 6 февраля — св. Иеремии. В указанный в записи день (21 мая) память Иеремии действительно не отмечалась. Имени Иеремии созвучны имена Ерм, Ерма, Ермей, Ермий и Ермил. Память пресв. Ермея, ученика апостола Тита, приходилась на 4 ноября. Память св. Ермила отмечалась 13 января, а св. мученика аполлониадского Ермия — 6 июля. Несколько раз в году праздновался день апостола Ермы (Ермия), фигурующий в службах славянских и греческих Миней как память св. мученика Ерма: 4 января, 8 марта, 8 апреля, 31 мая и 5 ноября. Как видим, ни одно из этих чисел не является 21 мая записи. Пытаясь объяснить это несоответствие, М. В. Толстой выдвинул предположение, что при записи числа писец ошибочно поставил (21) вместо (31): на 31 мая приходится почитание апостола Ермы, имя которого схоже по звучанию с именем пророка Иеремия¹³Толстой М. В. Древние святыни Ростова Великого. М., 1847. С. 6-7, примеч. 23.. Причиной такой ошибки могла быть небрежность писца или некритическое копирование числа, указанного в записи протографа Феофана и Олексея. Не исключено, что здесь имела место ошибка прочтения числа памяти «святого мученика Иеремия» в месяцеслове, бывшем в распоряжении писцов. Если правая сторона уставной этого месяцеслова была дефектной, ее вполне можно было принять за число . Впрочем, возможно, что временем окончания Жития Нифонта было не 21, а 1 мая — день памяти палестинского пророка Иеремия, а перед числом (1) ошибочно вписано число (30).

Формуляр записи в целом типичен для выходных записей XII-XIV вв.:

1) дата;

2) указание места переписки;

3) указание князя;

4) молитва о князе от имени заказчика;

5) молитва о заказчике с просьбой избавить его «в день судный от вечныя муки».

Выходная запись Апостола 1220 г. (л. 241 об.) почти полностью (кроме даты и части молитвы) смыта и читается с трудом. Еще А. И. Соболевский, сравнивший сохранившуюся часть записи Апостола с выходной записью писцов Феофана и Олексия, пришел к выводу, что «несохранившаяся часть записи Апостола говорила о том же, о чем запись Жития...». Действительно, сопоставление обеих записей позволяет частично реконструировать текст выходной записи Апостола 1220 г.:

Запись 1220 г. состоит из тех же пяти элементов, что и запись 1219 г., однако элементами даты (кроме года) здесь являются не только указание дня завершения кодекса — 22 октября, но и указание начала книгописных работ над ним — август 6728 (1220) г. Отсюда ясно, что переписка Апостола 1220 г. заняла около трех месяцев.

В записи 1220 г. так же, как и в записи 1219 г., упоминаются кн. Василько Константинович и епископ Кирилл I.

Интерес представляют молитвенные части обеих записей. Подвергнем членению на элементы молитвенный текст записи 1219 г.:

Э₁ святая госпоже Богородице

Э₂ святии апостоли

Э₃ пророци

Э₄ мученици

Э₅ святыи Нифонте

Э₆ помози

Начальным элементом молитвенной части является обращение к «святой госпоже Богородице» (Э₁). Далее следует обращение к ученикам Христа (Э₂), пророкам (Э₃), мученикам (Э₄), и, наконец, св. Нифонту, епископу г. Констанции (о. Кипр), житие которого представлено списком писцов Феофана и Олексия.

Подвергнем теперь членению на элементы молитвенный текст записи 1220 г.:

Э₁ святая госпоже Богородице

Э₂ и святии Петре и Павле

Э₃ святии пророци

Э₄ апостоли

Э₅ мученици

Э₆ и все святии

Э₇ помози

Как видим, начальным элементом в обеих записях является обращение к Богородице (Э₁). Вслед за ним во второй записи идет обращение к св. апостолам Петру и Павлу, пророкам и апостолам (Э₂—Э₄), а также мученикам и всем святым (Э₄—Э₆). Таким образом, молитвенные элементы обеих записей в целом совпадают. Основное их различие состоит в том, что в записях на рукописях 1219 и 1220 гг. главные персонажи повествований указаны здесь в одном случае в конце («святыи Нифонте»), а в другом — в начале («...и святии Петре и Павле»).

Таблица 6

Соответствия элементов молитвенной части записей 1219 и 1220 гг.

Традиционно в выходных записях XIII в., содержащих молитвенные обращения, имеются обороты «Господи, помози рабу своему», «Дай ему, господи...», «О господи Бозе, Вседержители...». Ни одного из них в рассматриваемых записях 1219 и 1220 гг. не видим.

С конца XI в. получили распространение молитвенные записи писцов, обращенные не только к Богу, ной к патрональному святому монастыря или церкви, куда передавался кодекс или где предполагалась его переписка.

Нам известна лишь одна молитва писца, обращенная к Богородице, когда последняя не является патроном какой-либо церкви. Однако и там она упомянута наряду с традиционным молитвенным обращением к Богу: «О господи Бозе, Вседержители, моля господевии пречистеи его матери...» (1296 г.).

Отсутствие в молитвенных частях обеих записей оборота «Господи, помози рабу своему» или эквивалентных выражений, обращенных к Богу, позволяет предположить, что упомянутая «святая госпожа Богородица» — это патрон духовной корпорации, в которой или для которой были переписаны Житие Нифонта 1219 г. и Апостол 1220 г. Вероятно, что такой корпорацией был ростовский Успенский собор.

По преданию церковь Успения Богородицы была поставлена в 6499 (991) г. «первым» ростовским епископом Федором Гречином¹⁴Крылов А. Иерархи ростово-ярославской паствы. С. 15.. Впоследствии она неоднократно перестраивалась. Взамен рухнувшего храма времени Андрея Боголюбского в. кн. Константин Всеволодович начал строительство нового белокаменного, который был завершен в 1231 г. уже при его сыне Васильке. В 6728 (1220) г. в Успенском соборе была погребена княгиня Авдотья, вдова кн. Константина, мать кн. Василька Константиновича. Вероятно, при этом соборе и находилась книгописная мастерская, в которой трудились писцы Феофан и Олексий и из которой вышли Житие Нифонта 1219 г. и Апостол 1220 г.

А. Н. Насонов установил, что уже со второй половины XII и в начале XIII в. при ростовском Успенском соборе записывались связанные с ним события¹⁵Насонов А. Н. История русского летописания. М., 1969. С. 113-130.. Вероятно, там же составлялись «летописные произведения, посвященные деятельности ростовских епископов». Насонову удалось обнаружить следы ростовского летописания в Лаврентьевской, Типографской, Львовской и других летописях. «Летописец ростовский» упоминается в письме 1225-1226 гг. владимирского и суздальского епископа Симона печерскому монаху Поликарпу. Насонов предполагал, что датировать его можно временем не ранее третьей четверти XII в.

Таким образом, уже в конце XII — начале XIII в. при епископском соборе, являвшемся центром ростовского летописания, могла существовать книгописная мастерская. Вероятно, эта мастерская обслуживала нужды ростовских церковных книгохранилищ и, прежде всего, самого Успенского собора. Библиотека ростовских епископов должна была также находиться при кафедральном соборе. Летописное известие 6737 (1229) г. о суде над епископом Кириллом заставляет думать, что в том же году у этой библиотеки сменился владелец. Так ли это?

Из летописи следует, что суд над епископом Кириллом I происходил на княжеском съезде, организованном в Суздале в. кн. владимирским Юрием Всеволодовичем (1188-1238 гг.). Причиной съезда стало «нелюбие», возникшее между великим князем и его племянниками. Брат Юрия, кн. Ярослав Всеволодович (1191-1246 гг.), «слушая некыихъ льсти... отлучи от Юргя» ростовского кн. Василька, ярославского кн. Всеволода и углицкого кн. Владимира Константиновичей — сыновей Константина Всеволодовича Ростовского. На состоявшемся 7 сентября 1229 г. съезде в. кн. Юрию Всеволодовичу удалось помириться с племянниками, которые признали «его отцом собе и господином» и целовали на этом крест. Роль миротворца в этих событиях принадлежала владимирскому епископу Митрофану (рукоположен 14 марта 1227 — убит 7 февраля 1237 г.). Последний устроил празднование Рождества Богородицы (8 сентября), на котором участники съезда «были весели». Накануне праздника кн. Ярослав Всеволодович — недавний виновник конфликта трех князей с их дядей, великим князем, — судил по тяжбе епископа Кирилла.

Летопись весьма скупо освещает обстоятельства тяжбы: «...все богатьство от(ъ)яся от него (епископа Кирилла I) некакою тяжею судившю Ярославу, тако ту сущу ему на сонме...» В перечне изъятых у епископа Кирилла богатств фигурируют не только «куны», «селы» и «товар» (разного рода имущество), но и книги. Как распорядился суд дальнейшей судьбой собственности ростовского владыки — из летописи неясно. Поскольку при описании тяжбы в Лаврентьевском своде прямо не указана противная епископу Кириллу сторона, неизвестно, кому могло отойти изъятое имущество и, в том числе, библиотека. Была ли последняя распределена между другими церковными организациями или передана в собственность кого-то из присутствовавших на съезде князей (например, кн. Василька Константиновича)?

Епископская библиотека, скорее всего, не была в 1229 г. вывезена из Ростова и вряд ли вообще покидала стены Успенского собора. А. Н. Насонову удалось установить, что имевшийся в Апостоле 1220 г. отрывок Предисловия дьяка Евфалия к Посланиям апостола Павла был использован для составления помещенного в Лаврентьевской летописи под 1231 г. рассказа о новом ростовском епископе Кирилле II (рукоположен 6 апреля 1231 — умер 21 мая 1262 г.). Насонов полагал, что помеченный этой датой «летописный текст... находился в окружении записей, сделанных, по ряду признаков, при ростовском епископском соборе».

Представляет интерес, что некий Митрофан фигурирует в списке ростовских епископов после епископа Кирияка и перед епископом Кириллом: «...15. Пахомей. 16. Симон. 17. Кирияк. 18. Митрофан. 19. Кирилл. 20. Кирилл. 21. Тарасеи. 22. Игнатеи...». Именно это имя — Кирияк — взял епископ Кирилл I, принимая схиму. Ни один другой ростовский епископ XIII в. под именем Кирияк нам не известен. Дублировку имени Кирилл в списке ростовских епископов можно было бы объяснить ошибкой позднейшего сводчика, разделившего два имени епископа — Кирияк и Кирилл — и написавшего имя Кирилл дважды. Скорее всего, как 20-й ростовский епископ в перечне фигурирует Кирилл II, а Кирилл I (Кирияк) — как 17-й и 19-й. Митрофан, упомянутый как 18-й ростовский владыка, мог быть владимирским епископом Митрофаном. Не получил ли он — ставленник митрополита Кирилла — ростовскую владычную кафедру в свое ведение в качестве награды за участие в примирении князей? И не был ли он той тяжущейся с епископом Кириллом стороной, которую не могло не беспокоить, что ростовский владыка «...так бе богат всем, так ни един епископ быв в Суздальстеи области»? Возросшая при Кирилле экономическая мощь ростовской епархии вряд ли устраивала также и князя Василька Константиновича.

Очевидно, что позиции церкви на Северо-Востоке Руси были в XIII в. весьма шаткими. Именно слабостью церковной организации Ростова объясняется возможность фактического лишения епископа его кафедры и имущества на княжеском (а не соборном епископском) суде. О зависимости ростовской церкви от княжеской власти говорит и то, что ростовские князья сами подбирали кандидатов на епископскую кафедру. Так, например, в 6722 (1214) г. отец Василька кн. Константин Всеволодович отправил своего духовника, игумена ростовского Свято-Петровского монастыря, в Киев к митрополиту Матфею, и «постави и епископом Ростову». В 6738 (1230) г., т.е. как минимум через полгода после суда над епископом Кириллом I, князья-участники суздальского съезда Василько, Всеволод и Владимир Константиновичи «послаша к отцю своему Гюргю и к епископу Митрофану по Кирилла игумена и архимандрита манастыря святыя Богородица Рождества, дабы и пустил на епископьство Ростову».

Влияние княжеской власти на судьбы местных епископий, видимо, было довольно мощным. Известно письмо 1228 г. константинопольского патриарха Германа митрополиту Кириллу с распоряжением оградить под угрозой церковного отлучения святительские суды, а также церковное и монастырское имущество от княжеского вмешательства. Подобное распоряжение могло появиться только тогда, когда прецедентов покушения княжеской власти на сферу церковной юрисдикции стало достаточно, чтобы вызвать беспокойство патриарха. От русских князей XI-XIII вв. часто зависели не только поставления епископов, но даже и учреждение новых епископских кафедр. Известен случай оставления смоленским епископом Лазарем (после 1205 — умер до 1226 г.) своей кафедры из-за ущерба, нанесенного ей княжеской властью.

Что касается епископа Кирилла I, то обстоятельства его отставки в летописи изложены весьма дипломатично. Летописный текст оставляет впечатление, что епископ покинул кафедру не по суду в связи с конфискацией имущества, а по болезни («...оставив епископью..., хотя лечити свою немочь, яже бе ему внутрь, бяшс же ему лице изменилося, акы почернело от недуга, устне отолстели и нос...»). Это связано с тем, что о болезни Кирилла и о том, что он оставляет кафедру, в летописи говорится перед известием о суде над ним. Однако суд состоялся 7 сентября, и только спустя 9 дней после приговора ростовский владыка отошел в Дмитриевский монастырь и принял там схиму.

О той части имущества, которая оставалась за ним по суду, в летописи говорится, что «все, что ему оста, то роздал любимым и нищим». Очевидно, речь здесь идет о личной собственности владыки.

Традиционно в исследовательской литературе считалось, что конфискованная у епископа Кирилла I библиотека находилась до изъятия в его личной собственности. Однако в этом приходится усомниться. Рукоположенный 6 апреля 1231 г. новый ростовский епископ Кирилл II известен как автор слов и поучений, продолжатель литературных традиций, начатых при Успенском соборе в XII-XIII вв., активный строитель церквей и т.д. Ростовская епархия времени его епископства отличалась известной мощью, в том числе, экономической. Как мы видели, библиотека Кирилла I не покидала пределы Успенского собора после суда 1229 г. Видимо, не лишилась ростовская церковная организация и других своих движимых и недвижимых имуществ, накопленных при епископе Кирилле I. Иначе трудно было бы объяснить основу экономического процветания церкви и преемственности довольно значительной литературной работы, ведшейся уже при епископе Кирилле II (1231-1262 гг.), т.е. спустя всего два года после «изъятия» имущества у Кирилла I.

Таким образом, епископ Кирилл I владел «кунами», «селами», «товаром» и книгами только в качестве главы ростовской епархии. Смещение его с владычной кафедры вследствие суда 1229 г. было равнозначно изъятию из его ведения имуществ ростовской церковной организации, в том числе — епископской библиотеки.

Как долго еще находилась в Ростове библиотека, в основу которой легли книги епископа Кирилла I, — точно не известно. В описи имущества Ростовского архиерейского дома, составленной в 1691 г. после смерти ростовского и ярославского митрополита Ионы присланным из Москвы дьяком Михаилом Воиновым, значилось всего 17 «письменных» книг. Пергаменные книги были лишь упомянуты Воиновым в общем перечне: «книги харатейные жь в полдесть, ветхи»¹⁶Е. В. Синицына, занимавшаяся подсчетом книг, упомянутых в описи дьяка М. И. Воинова, называет другие цифры. По ее подсчетам, в библиотеке ростовских митрополитов в 1691 г. хранились 24 пергаменных кодекса и 85 бумажных рукописй (59 памятников традиционной литургической литературы, 21 рукопись учительного и 5 рукописей историко-литературного содержания). См.: Синицына Е. В. Источники по истории книжной культуры: Ярославские рукописные собрания XV-XVIII веков. Авто. реф. дисс... кандидата историч. наук. М., 1991. С. 14.. Однако указание формата пергаменных рукописей (полдесть) не оставляет сомнений в том, что среди них не было книг епископа Кирилла 1. Последние отличались, как уже говорилось, необычно большим форматом.

Список Жития Нифонта 1219 г. фигурирует в Описи имущества Троице-Сергиева монастыря 1701 г., в библиотеку которого поступил, очевидно, задолго до этой даты. Составители Сводного каталога предположили, что кодекс оказался в Троице-Сергиевом монастыре вскоре после 1641 г.: в Описи монастырского имущества 1641 г. он не числится, однако имеет переплет второй половины или даже середины XVII в. с фирменным знаком Троице-Сергиевой лавры. Рукопись же Апостола 1220 г. упоминалась в описях Синодальной (бывшей Патриаршей) библиотеки 1675, 1718 и 1773 гг.¹⁷Покровский А. А. Древнее псковско-новгородское письменное наследие: Обозрение пергаменных рукописей Типографской и патриаршей библиотек в связи с вопросом о времени образования этих книгохранилищ. М., 1916. С. 120. Вероятно, в этом собрании она оказалась ранее 1675 г. Таким образом, к концу XVII в. книг епископа Кирилла I в Ростове уже не было.