Псковские книгописные мастерские XIV в.
Известной спецификой источниковой базы по истории книжной культуры средневековой Руси является преимущественное преобладание среди сохранившихся пергаменных кодексов XI-XIV вв. рукописей новгородско-псковского происхождения. Именно поэтому значительное число исследований посвящено палеографии и кодикологии памятников письменности русского Северо-Запада, в частности, Пскова.
Свой классический труд по истории псковско-новгородского письменного наследия А. А. Покровский (1916 г.) посвятил определению происхождения древнейших сохранившихся кодексов по именам счетчиков Московского печатного двора XVII в. На основе анализа записей писцов XI-XIV вв. и книгохранительных записей и помет XVI-XVII вв. Покровский установил основные источники формирования книжных фондов Синодальной (бывшей Патриаршей) и Типографской библиотек, начиная со второй половины XVI в. Впервые в историографии был определен круг кодексов, безусловно (согласно записям писцов) или предположительно (согласно данным монастырских описей, книгохранительных помет, именам типографских счетчиков и т.д.) происходивших из Новгорода или Пскова1Покровский А. А. Древнее псковско-новгородское письменное наследие: Обозрение пергаменных рукописей Типографской и патриаршей библиотек в связи с вопросом о времени образования этих книгохранилищ. М., 1916..
Систематическому лексико-орфографическому и палеографическому описанию двух памятников псковской письменности (Паремейника 1271 г. и так называемого «Псковского шестоднева 1374 г.»2Н. Б. Тихомиров уточнил содержание этого кодекса, определив его как Октоих изборный. Автором этих строк предложена передатировка этой рукописи — 1372-1373 гг. (Подробнее см.: Столярова Л. В. Древнерусские надписи XI-XIV вв. на пергаменных кодексах. М., 1998. С. 180-192).) посвящены исследования Н. М. Каринского (1916, 1928 г.). Ему принадлежит опыт установления характерных признаков языка и графики рукописных книг XIII-XV вв., чье происхождение связано с Псковом3Каринский Н. М. Исследование языка псковского Шестоднева 1374 г. // ЖМНП. Пг., 1916, февраль. Новая сер. Т. LX1. С. 199-257; Он же. Паремейник 1271 г. как источник по истории псковского письма и языка // Сб. ОРЯС. Д., 1928. Т. 101. С. 233-237; см. также: Каринский Н. М. Язык Пскова и его области в XV веке. СПб., 1909..
А. Д. Седельниковым (1927 г.) в записях писцов на книгах псковского происхождения XIV в. были обнаружены фольклорные мотивы, содержащие уникальный материал не только по истории псковского разговорного языка и литературы, но и для изучения процесса изготовления рукописей4Седельников А. Д. Литературно-фольклорные этюды. Ч. 1. Псковские писцы XIV в. и фольклор // Slavia. Casopis pro slovanskou filologii. Praha, 1927. Rod. VI. SeSit 1. S. 64-98.. Исследования Седельникова были продолжены В. В. Калугиным (1995 г.), занявшимся реконструкцией отношения писцов к книге в средневековом Пскове и изучавшим дневниковые, молитвенные, именные и фольклорные записи писцов XIV в. Калугиным сделан целый ряд важных наблюдений над отражением в записях писцов процесса письма, упомянутыми в них орудиями и средствами для письма и пр.5Калугин В. В. Отношение к книге в Древней Руси: По материалам псковских записей XIV в. // Зап. ОР [РГБ]. М., 1995. Вып. 50. С. 104-122. Еще в двух более ранних работах (1990, 1991 гг.) Калугин обратился к исследованию палеографических, лексических и иных особенностей книгописной продукции двух псковских писцов первой четверти XIV в. — попа Андрея Микулинского и его сына дьяка Козьмы Поповича6Калугин В. В. Ошибался ли дьяк Козьма Попович (числа 800 и 900 в русской письменности XIV века) // Русская речь. 1990. № 2. С. 109-113. . Калугин установил общие кодикологические черты книгописной мастерской, в которой трудились Андрей и Козьма7 Андрей Микулинский и Козьма Попович — псковские писцы XIV в. // Книжные центры Древней Руси XIV вв. СПб., 1991. С. 47—49, 51—58, 60—61., переписавшие четыре сохранившихся кодекса, определил характерные особенности графической манеры обоих писцов и т.д.
Автору этих строк принадлежат исследования о происхождении так называемого «Захариинского» паремейника 1271 г. и Служебника 1317 г., псковское происхождение которых весьма вероятно, а также о кодикологии безусловно псковских Псалтири боярина Кюра Костинича ок. 1343 г.8Псалтирью Кюра Костинича мы условно называем основную часть так называемой «Псалтири княгини Марины»; подробнее об этой рукописи см.: Столярова Л. В. Древнерусские надписи. С. 170-180. и Изборного октоиха 1372-1373 гг.9Столярова Л. В. Древнерусские надписи. С. 180-192; Она же. Из истории книжной культуры русского средневекового города. XI—XVII вв. М., 1999. С. 105-120, 167-171.
Записи писцов на книгах XIV в. содержат уникальные данные об организации письма книг в скрипториях средневекового Пскова. Сохранилось 18 пергаменных кодексов XIV в., имеющих синхронные основному тексту записи с указанием на их безусловно псковское происхождение и обстоятельства, сопровождавшие работу писца (писцов) над рукописью.
Определение происхождения рукописи по записям писца кажется нам наиболее надежным методом, особенно в сочетании с данными лексико-орфографического и кодикологического исследования всей рукописи, а также со сведениями, полученными из поздних (например, XVI-XVII вв.) источников. Все остальные способы установления места изготовления кодекса (по имени счетчика Печатного двора, книгохранительным пометам XVI-XVII вв., языковым и палеографическим особенностям) представляются менее точными. Они не могут учитывать такие часто не поддающиеся проверке эпизоды в истории рукописи, как ее возможные миграции, перемена места жительства писцом (когда не-пскович писал рукопись в Пскове или пскович по происхождению работал в другом городе и т.д.)10Классическим примером подобной ситуации является история создания Остромирова евангелия, переписанного, возможно, в Новгороде неновгородцем; см., например: Волков Н. В. О неновгородском происхождении дьякона Григория // ЖМНП. 1897. № 12. С. 443-446.. Чрезвычайно важным представляется сопоставление данных источников нескольких видов и групп видов, в том числе разновременных, и применение к ним методов разных историко-филологических дисциплин. Таким образом, решающая роль в определении обстоятельств происхождения рукописных книг принадлежит комплексной методике кодикологического анализа.
В настоящей работе мы считаем своей задачей определить место изготовления кодекса или группы безусловно псковских по происхождению кодексов, и тем самым установить центры псковского книгописания в XIV в. Кроме того, мы попытаемся определить книгохранилища, для которых предназначались сохранившиеся псковские кодексы XIV в.
Перечислим псковские кодексы в хронологическом порядке11Псковские рукописи XIV в., написанные на бумаге, в настоящем перечне не учитываются..
1. «Псковский» апостол 1307 г.. Содержит 11 записей12Столярова Л. В. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древнерусских пергаменных кодексов XI-XIV веков. М., 2000. № 152-162. С. 176-184.. Одна из них (выходная на л. 1806) упоминает имя писца Домида (тайнописью). В той же записи указывается, что кодекс предназначался для вклада «святому Пянтелеимону» (скорее всего, псковскому Пантелеймонову монастырю на Красном дворе). Инициатором книжного пожертвования выступил пантелеймоновский игумен Зосима.
Никаких данных о мастерской, в которой мог быть изготовлен Апостол, ни одна из записей не содержит.
2. «Псковский» апостол 1309 или 1310 г.. Сохранились пять записей писца Максима-Станимира. В выходной записи на л. 1286 — в наряду с новгородским архиепископом Давидом, тверским великим и новгородским князем Михаилом Ярославичем Младшим упомянут псковский наместник Иван Федорович и псковский посадник Борис (ум. 1 июня или июля 1311 г.). В этой же записи писец сообщил, что он был сыном «Павла, попа святого Воскресения» (имеется в виду псковская церковь Воскресения Христова в Домантове стене). Вкладная запись на л. 128в-г составлена писцом от имени вкладчика Тарасии Онтониевича — сына писца13В выходной записи заказчик Апостола определен как сын писца Максима-Станимира в следующих выражениях: «...се аз, раб божии Тарасии Онтониевиц, а мирское имя Станимиров сынъ». и, скорее всего, старосты все той же Воскресенской церкви. В ней говорится, что Апостол был заказан вкладчиком «при попе святого Воскресения Паруху14Т. е. в то время, когда воскресенским священником был Павел (Парух) — дед вкладчика Тарасии Онтониевича и отец писца Максима. при старощении своем15Т. е. Тарасия Онтониевича., а при дружем (старосте] Еване Климятиници». В одной из молитвенных записей (на л. 296) писец обращается с просьбой о поспешении и милости к «святому Воскресению». Все это позволяет думать, что Воскресенская церковь была не только местом вклада, но и местом изготовления Апостола. Именно в этой церкви служил священником отец писца, а его сын был там церковным старостой.
К сожалению, наше предположение о месте изготовления Апостола не имеет прямых подтверждений в тексте записей Максима-Станимира. Никаких сведений о социальном статусе писца они не содержат. Единственное самоопределение писца сводится к идентификации по отцу: «...а псал... сын Павла, попа святого Воскресения».
3. Шестоднев служебный, 1312 г. Переписан священником Андреем Микулинским и его сыном дьяком Козьмой Поповичем. Содержит 9 записей писца Козьмы (на л. 32, 35, 37 об., 80, 84, 89 (две), 111 об., 116). Ни одна из этих записей не содержит прямых упоминаний о месте изготовления кодекса. Однако, учитывая самоопределение отца Козьмы в записи на Прологе ок. 1330 г. («Андреи, поп Микулинскии»), следует думать, что Андрей и Козьма работали в книгописной мастерской церкви Николы над Греблей в Домантове стене (см. ниже, № 7).
В двух молитвенных записях (на л. 35 и 84) имеется обращение писца с просьбой о поспешествовании св. безмездников Козьмы и Дамияна. Весьма вероятно, что св. Козьма и Дамиян упомянуты в записи в связи с тем, что были патрональными святыми заказчика и будущего владельца Шестоднева — монастыря Козьмы и Дамияна на Гремящей (Гремячей) горе в Пскове.
Впрочем, не исключено, что в этих записях содержится обращение писца Козьмы к своему патрональному святому. В пользу этого как будто говорит то, что Шестоднев дошел с книгохранительной пометой Дмитриевского монастыря. Помета свидетельствует о том, что по крайней мере в XVII в. кодекс принадлежал псковскому монастырю св. Димитрия на р. Великой, а отнюдь не духовной корпорации, посвященной св. безмездникам Козьме и Дамияну. Кроме того, о ранней (до 1382/83 г.) истории Козьмодемьянского монастыря ничего не известно16Подробнее см.: Лабутина И. К. Историческая топография Пскова в XIV-XV вв. М., 1985. С. 171..
В. В. Калугиным было установлено, что оба писца Шестоднева — отец и сын — наряду с этой рукописью переписали еще три сохранившихся кодекса: Паремейник 1312-1313 гг.; Пролог на март-август начала XIV в. (ок. 1330 г. (?)); Пролог на сентябрь-февраль 1313 г. (см. ниже, № 4, 5, 7).
4. Паремейник, 1312-1313 гг.. Переписан священником Андреем Микулинским и его сыном дьяком Козьмой Поповичем (см. выше, № 3). Содержит 18 записей писца Козьмы. В пяти из них писец обращается с просьбами о поспешествовании ему св. муч. Пантелеймона — вероятно, патронального святого заказчика и будущего владельца Паремейника — псковского Пантелеймонова Дальнего монастыря (л. 1об. — 2, 20, 48, 99 об., 138). В еще одной — выходной записи от 17 мая 1313 г. — прямо говорится, что кодекс был переписан «къ святому моученикоу Пантелеимоноу, за 5 верст». Псковский Пантелеймонов Дальний мужской монастырь располагался на правом берегу р. Великой, при впадении в нее р. Черехи, на одной из главных дорог, подходивших к Пскову с юга и востока. Указание на удаленность монастыря от города служит определением, отличающим его от «Ближнего Пантелеймона» — на Красном дворе.
Прямых данных о месте изготовления кодекса ни одна из записей Козьмы не содержит. Однако, учитывая самоопределение отца Козьмы в записи на Прологе ок. 1330 г. («Андреи, поп Микулинскии»), следует думать, что Андрей и Козьма работали в книгописной мастерской церкви Николы над Греблей в Домантове стене (см. ниже, № 7).
5. Пролог на сентябрь—февраль, 1313 г. Переписан священником Андреем Микулинским и его сыном дьяком Козьмой Поповичем (см. № 3). Содержит 15 записей писца Козьмы. Ни в одной из них нет указания на место изготовления кодекса. Принимая во внимание самоопределение отца Козьмы в записи на Прологе ок. 1330 г. («поп Андрей Микулинский»), можно полагать, что Андрей и Козьма работали в книгописной мастерской церкви Николы над Греблей в Домантове стене (см. ниже, № 7).
В четырех записях (на л. 17, 66, 140 об., 210) Козьма обращался с просьбами о поспешествовании к св. муч. Клименту — вероятно, патрональному святому заказчика и будущего владельца Пролога — псковского Климентьевского монастыря. Записи Козьмы являются единственным упоминанием этой духовной корпорации в первой четверти XIV в. Косвенным свидетельством, что кодекс переписывался для этого монастыря, является наклейка XVII в.: «Книга Климянтовского монастыря». Вероятно, библиотеке несохранившегося ныне Климентьевского монастыря кодекс принадлежал вплоть до отправки его на Печатный двор в Москву в конце XVII в.
6. Служебник, ок. 1317 г. Кодекс не имеет записей писцов. Однако помечен записью исторического содержания, сделанной, вероятно, вскоре после изготовления рукописи. Почерк ее автора не тождествен, но весьма близок к почерку писца Служебника. Запись сообщает о смерти 6 ноября 1317 г. княгини Марии Домонтовой — жены псковского кн. Довмонта-Тимофея. Палеографические особенности кодекса (графика и декор) не оставляют сомнения в его псковском происхождении. Последнее подтверждается и упоминанием в единственной записи Служебника о кончине псковской княгини Марии Дмитриевны.
7. Пролог на март-август, ок. 1330 г. (?). Кодекс переписан писцами попом Андреем Микулинским и его сыном дьяком Козьмой Поповичем (ср. № 3—5, 7). Содержит 4 записи (на л. 39 об., 51 об., 61, 81б). В выходной записи попа Андрея на л. 816 указано, что Пролог писался в течение трех месяцев «к святмоу Воздвижению на Княжь двор», т.е. для псковской церкви Воздвижения Честного креста на Княжем дворе.
Самоопределение одного из писцов («а писано многогрешною рукою Андрея, попа Микулиньскыи») наводит на мысль, что Пролог был изготовлен в одной из церквей св. Николая. По данным И. К. Лабутиной, в начале XIV в. в Пскове могли действовать две церкви, посвященные памяти св. Николая Чудотворца: церковь св. Николы на Всосе (у Вопоки, в Опоцком конце) и церковь св. Николы над Греблей в Домантове стене.
Летописные сведения о постройке каменного здания церкви св. Николы на Всосе относятся к 1370/71 г., хотя не исключено, что до этого времени церковь была деревянной. Однако наиболее вероятно, что Андрей Микулинский (а скорее всего, и его сын — дьяк17Козьма Попович указал на свой дьяческий сан в выходной записи Паремейника 1312-1313 гг.: «...а псал Козма дьяк, поповиц...») служил в другой церкви — Николы над Греблей. Церковь Николы над Греблей впервые упомянута в источниках под 1416 г. Она находилась в Домантове стене на краю рва (Гребли) вокруг псковского Крома. Однако есть основание считать, что эта духовная корпорация существовала уже в первые десятилетия XIV в. В статье 6835 (1327) г. ПЗЛ содержится известие о посольстве псковичей к московскому в. кн. Ивану Даниловичу Калите. Посольство состоялось в 1330 г. при участии некоего Андрея, «попа святого Николы»: «...и послаша псковичи послове ко князю Ивану: Селогу посадника, а с ним Олуферья Мандыевича, Фомицю Дорожькиница, Явила Полоуектовича, Андреа, попа святого Николы; аже он стоит оу града оу Вопоки; а хождение его от Новагорода до Опоки три недели, не хотя псковичь разъгневити. И Селога посадник, и Олуфереи, и Фомица, и Явило, и Андреи поп правише слово псковское: князь Александр изо Пскова поехал прочь; а тобе, господину своемоу, князю великому, всь Псков кланяется, и попове, и чернци, и сироты, и вдовица, и жены, и малыа дети».
И в ПЗЛ, и в записи Пролога, священник Андрей определен по церкви, в которой служил. При этом церковь попа Андрея дополнительных определений не имеет. Скорее всего, это говорит о существовании в Пскове в это время только одной Никольской церкви, вероятно, Николы над Греблей. Если в выходной записи и летописной статье ПЗЛ упоминается одно и то же лицо, а именно писец Андрей Микулинский, это может свидетельствовать о его участии в политической жизни Пскова второй четверти XIV в. Вероятно, войти в состав посольства к Калите он мог не только благодаря своему авторитету среди псковичей, но и из-за своей специальности писца, могущего оперировать данными летописей и актов, ссылаться на них в поисках политического прецедента.
Таким образом, мы имеем основание предположить, что по крайней мере в первой — второй четверти XIV в. при церкви св. Николы над Греблей в Домантове стене существовала книгописная мастерская.
Даже немногие сохранившиеся кодексы позволяют говорить о том, что она обслуживала нужды книгохранилищ крупнейших псковских монастырей: Климентьевского и Пантелеймона дальнего, а также церкви Вознесения на княжем дворе.
В связи с деятельностью писца Козьмы Поповича мы высказывали предположение, что в 1313 г. во время работы над Паремейником и Прологом он выполнял еще и заказ псковского Снетогорского монастыря. Снетогорская рукопись Козьмы либо не сохранилась, либо не имеет записи с указанием на ее происхождение.
8. Евангелие, ок. 1341 г. Кодекс помечен выходной записью писца Явилы, составленной от имени заказчика — Якова Домашинича (л. 151г). Запись лишена прямой даты18Кодекс датируется временем первого упоминания Якова Домашинича в летописях. . В ней указано, что Евангелие предназначалось «святому Ивану» — по справедливому замечанию А. А. Покровского — псковскому женскому Иоанно-Предтеченскому монастырю.
Псковское происхождение рукописи было устанавлено Покровским не только по имени счетчика Московского печатного двора (Федор Семенов), но и по имени вкладчика, дважды упомянутого псковскими летописями под 1341 и 1343 годами. В записи Яков Домашинич определен как «наместьникъ владычень, староста святого Ивана». Покровский предполагал, что он мог быть владычным наместником архиепископа Василия Калеки (1331-1352 гг.) или Моисея (1352-1359 гг.), «или даже Алексия» (1359-1388 гг.). Местом вклада Евангелия была церковь Рождества Иоанна Предтечи в псковском монастыре Иоанна за рекою (на Завеличье), расположенном на берегу р. Великой, напротив устья Псковы. Старостой этой церкви и был заказчик рукописи Яков Домашинич («...написахъ Еуангелие се святому Иваноу въ своемь старощении»).
Запись не содержит самоопределения писца Явилы. Это исключает возможность установления мастерской, в которой было изготовлено Евангелие.
9. Псалтирь, ок. 1343 г. В кодексе имеются две записи — молитвенная и вкладная, — сделанные почерком писца основного текста (л. 336 об.). Происхождение рукописи устанавливается по имени ее заказчика и вкладчика — псковского боярина Кюра Константиновича. В статьях 6851 (1343) г. П1, П2 и ПЗ летописей этот боярин упоминается в связи с сообщением о сражении псковичей и немцев возле Нового городка Немецкого и гибелью Кюра Константиновича (Кира, Кюра Костинича), посадника Кормана Постника и «инехъ псковичь» 1 июля «в самый Троицынъ день». Псалтирь боярина Кюра Константиновича была заказана не позднее 1 июля 1343 г., когда он еще здравствовал.
Согласно вкладной записи, кодекс предназначался «святей Богородици Благовещению», вероятно, псковской церкви Благовещения Богородицы в Крому (в источниках XVI-XVII вв. — «что у Троицы в пределе в Крему»), Несмотря на то, что в позднейших источниках Благовещенская церковь фигурирует как придел Троицкой церкви, на иконах и плане 1694 г. она изображается отдельно. В настоящее время не сохранилась (разобрана в 1825 г. по ветхости).
Никаких данных о книгописной мастерской, в которой могла быть изготовлена Псалтирь Кюра Костинича, нет.
10. Ирмологий, 1344 г. Кодекс имеет 8 записей писца Филиппа Михалева, сына Морозовича (л. 1, 5, 11 об., 28, 39 об., 41, 54, 82 об.). В выходной записи на л. 82 об. писец сообщил, что переписанный им кодекс предназначен «святому Пантелеймону на Красный двор» — псковскому Пантелеймоновскому монастырю на Красном дворе, на Полонище (ср. выше, № 1). О поспешествовании св. Пантелеймона — патрона будущего владельца рукописи — писец просил в молитвенной записи на л. 1.
Никаких данных о книгописной мастерской, в которой был изготовлен Ирмологий, в нашем распоряжении нет.
11. Параклитик, 1369 г. Рукопись помечена двумя записями писца Марка Вечеровича, Демидова сына, — молитвенной (на л. 109) и выходной (на л. 136 об.—137). В выходной записи сообщается, что Параклитик был переписан «к святому Георгию по Пъскове», вероятнее всего, для псковской церкви Георгия на Болоте в Острой лавицы (в Застенье).
В записи упомянуты также высшие должностные лица Пскова: посадник Леонтий (Левонтей, Лентий), княжеский наместник Борис, новгородский архиепископ Алексий, а также московский в. кн. Дмитрий Иванович Донской и серпуховской кн. Владимир Андреевич Храбрый. Из записи следует, что Параклитик был переписан «повелением старост Филипом Совькиниц и братом его Назарьем». Несмотря на то, что прямых данных об этих двух лицах источники XIV в. не содержат, А. А. Покровскому удалось установить, что «фамилия Совкиничей или Савкиничей упоминается в псковских летописях, так как здесь говорится, что Лука Совкин, вероятно, близкий родственник упомянутого в записи Филиппа, в 6907 (1399) г. был послан послом к великому князю Василию Дмитриевичу».
В записи упомянут эпизод политической жизни Пскова, а именно говорится о том, что кодекс был написан «того лета, что были псковици изгони посад у Кирьяпигя». Известие о взятии Кирьяпига фигурирует в летописях под 6878 г.: «...псковичи же тогда шедше к Кирьипиге, загониша посад и зажгоша, а немець избиша...»
Несмотря на насыщенность записи сведениями, касающимися Пскова, ни о социальном статусе писца, ни о том, в какой книгописной мастерской был переписан Параклитик, она не сообщает.
12. Изборный октоих, 1372-1373 гг. Кодекс помечен 18-ю записями, сделанными одна — безымянным писцом (на л. 34), остальные — попом Саввой (на л. 70 об., 77, 78, 79, 81, 82, 83, 84, 84 об., 87, 89, 90, 95, 96 (две), 110, 110 об.). Насыщенность Саввиных записей упоминаниями псковских топонимов не оставляет сомнений в том, что кодекс был переписан в Пскове. Писец указал на свои прогулки в пригородные Зряковичи, Мох, поездку на богомолье в Снетогорский монастырь, упомянул о Старовознесенском монастыре и о строительстве церкви св. Кирилла у Смердя моста над Греблей. В записи исторического содержания на л. 95 наряду с другими событиями из псковской церковной жизни Савва упомянул о том, что «...владыка Олексеи в Пьскове был».
Тем не менее, в какой из псковских церквей служил поп Савва и где был переписан Октоих — неизвестно. Неясно также, для какой духовной корпорации предназначалась эта рукопись. В XVII в. кодекс принадлежал псковскому Петропавловскому монастырю на Середкине, о чем свидетельствует книгохранительная помета «Книга Середкина монастыря», приклеенная к внутренней стороне переплетной доски кодекса в виде ярлычка. Поскольку в одной из записей Саввы содержится упоминание церкви св. Кирилла («...Кюрил святыи свьршишь...»), не исключено, что до поступления в Середкин монастырь Октоих принадлежал этой церкви, законченной постройкой ок. 1 марта — 31 августа 1373 г. Возможно, рукопись предназначалась для церкви Петра и Павла с Бую, перенесенной «на новое место» и освященной владыкой Алексием «въ свои приездъ» в 6881 (1372/73) г. — тот самый, который был отмечен Саввой. В этом случае допустимо предположить, что из церкви Петра и Павла с Бую, имевшей тех же патрональных святых, что и Середкин монастырь, книга перекочевала в последний, где находилась вплоть до отправки на Печатный двор в Москву в 1679 г.
Однако наиболее вероятно, что владельцем Октоиха изначально был монастырь Петра и Павла на Сиротькине (Середкине). Первое упоминание об этом монастыре встречаем в выходной записи псковского Параклитика 1386 г. (см. ниже, № 14). В 1425 г. для этого же монастыря был переписан, а затем выкуплен Пролог на сентябрь—февраль (ГИМ. Син. № 839. Л. 171-171 об.).
13. Пролог на март-август, 1382 г. Кодекс помечен единственной выходной записью писца Георгия (на л. 98 об.), с сообщением о том, что «...написаны быша книгы сия святому Пет[р]у и Павлу на Витвеник при старосте церковьном Андреи ис Кунести, при другом Гюрги Городьньском, а при попе Федосу...». А. А. Покровский установил, что церковь Петра и Павла на Витвенике (Ветвеницкая губа в Псковской земле) известна под таким названием с конца XVI в., равно как и Петропавловская церковь, «что в Кунести». Запись 1382 г., таким образом, является первым письменным упоминанием этих псковских церквей.
Имя второго заказчика кодекса — Георгий (Гюргий) Городьньский — также содержит намек на его псковское происхождение. Скорее всего, он был выходцем из псковского Городецкого конца (Городца), расположенного в Среднем городе.
Писец Георгий указал, что он «поп святого Въздвижения». Это должно означать, что Пролог был переписан в псковской церкви Воздвижения Честного креста на Княжем дворе, располагавшейся к югу от Домантовой стены, на берегу р. Великой. По-видимому, именно эта церковь упоминалась как место вклада Пролога, переписанного писцами Андреем Микулинским и Козьмой Поповичем ок. 1330 г. (ср. выше, № 7).
14. Параклитик, 1386 г. Кодекс помечен пробой пера (л. 101) и выходной записью от имени писца дьяка Стефана Засковича (л. 182 об.). В выходной записи говорится, что эта рукопись была заказана «к святому апостолу Петру и Павлу на Сиротькино», т.е. предназаначалась для псковского монастыря Петра и Павла на Сироткино (Сереткино). Скорее всего, заказ Параклитика был корпоративным: перечисленные в записи «поп» Фодор (Федор), игумен Матфей и церковный староста Дионисий Буяцкович упомянуты лишь как гаранты того, что заказанный кодекс действительно поступит в качестве вклада в Петропавловский монастырь.
Параклитик переписан двумя писцами, однако в записи указано имя лишь одного из них (руководителя книгописных работ?) — Стефана Засковича, дьяка «святыя Софьи». Не исключено, что рукопись, предназначенная для псковского монастыря, писалась в Новгороде. В данном случае только подробный кодикологический анализ мог бы дать ответ если не о происхождении Параклитика, то по крайней мере о том, традиций псковской или новгородской школы книгописания придерживались писцы этой рукописи, и, в частности, дьяк Стефан Заскович.
В пользу того, что Параклитик писался в Новгороде, косвенно свидетельствует то, что выходная запись от имени Стефана Засковича была написана почерком, отличным от почерков основного текста, иными, более светлыми и низкокачественными чернилами. Возможно, запись была составлена уже после поступления готового кодекса в Середкин монастырь в качестве вклада.
В пользу псковского происхождения Параклитика как будто свидетельствует то, что в выходной записи от имени дьяка Стефана говорится о пожаре Пскова («...погоре Пьсков город всь»), тогда как о пожаре Новгорода того же года умалчивается. Вместе с тем сведения о пожаре 6894 г. в Новгороде и Пскове нашли отражение в летописях: «...погоре весь Псковъ и посади около города, мало Бог Детинца оублюде: а загорелося маиа в 8, в 6 час дни, а до 9-го часа весь град погоре. Того же лета и Новъгород погоре». Впрочем, учитывая, что выходная запись была сделана не писцом и, возможно, уже в Середкином монастыре, есть основания предположить, что, переписанная в Новгороде, рукопись получила выходную запись позднее в Пскове. Именно там она пополнилась сведениями, касающимися псковской, а отнюдь не новгородской жизни.
15. Евангелие, первая половина XIV в. Кодекс помечен тремя записями, одна из которых (на л. 137 об.) — выходная. Из выходной записи следует, что Евангелие было переписано «к святому Илии в Кулью повелением раба божия Анфима, старосте святого Илии и всех кулиян». Таким образом, владельцем и местом вклада вновь переписанного Евангелия в записи названа церковь св. Ильи в Кулейском погосте.
А. А. Покровский отметил, что Кулейский погост фигурирует в псковской писцовой книге 1585—1586 гг. Таким образом, выходная запись писца Евангелия является наиболее древним письменным свидетельством о существовании церкви св. Ильи в Кулейском погосте.
Евангелие находилось в Ильинской церкви вплоть до 1679 г., откуда было переслано на Московский печатный двор. О принадлежности рукописи Ильинской церкви свидетельствует книгохранительная помета XVII в.: «Кулеискаго погосту». Заказ на Евангелие был, скорее всего, коллективным, инициированным старостой Ильинской церкви Анфимом. Кодекс предназначался стать вкладом от имени «всех кулиян» — жителей Кулейского погоста.
Писец Евангелия Овсей назвался «многогрешным роспопом». Участие в книгописании лица, лишенного священнического сана и исключенного из духовного звания, расстриги, представляется явлением уникальным. К сожалению, Овсей не указал духовной корпорации, в которой он служил до лишения сана. Не исключено, что ею была все та же церковь св. Ильи.
16. Пролог на март-август, первая половина XIV в. Содержит 18 записей (на л. 21 об., 24, 31, 34, 44, 58 об., 71, 83 об., 85, 89, 92, 93 об., 108 об., 111 об., 112 об., 115 об., 123 об., 127), представляющих собой своеобразный дневник безымянного писца. В трех молитвенных записях (на л. 58 об., 108 об., 115 об.) писец обращается с просьбой о поспешении к св. Илье. Призывание имени святого, вероятно, связано с тем, что Пролог предназначался для какой-то духовной корпорации, патроном которой был св. Илья Пророк. Это подтверждается записью XVI в.: «По милости божии, святого пророка Ильи и святаго пророка Иелисеа» (л. 50 об.). Кроме того, на внутренней стороне верхней доски переплета имеется наклеенный ярлычок с записью XVII в.: «Кулейского погосту». Не исключено, что Пролог предназначался для церкви св. Ильи в Кулейском погосте — той самой, для которой было переписано Евангелие апракос распопом Овсеем (ср. выше, № 15).
О писце Пролога ничего неизвестно. Впрочем, из его записей как будто следует, что он был попом и, видимо, уже немолодым человеком. Во всяком случае, в его записях имеются зарисовки из жизни «попов» (другие сословия его не интересуют), в них есть самообращение (?) «пойди, попе», а также жалобы на больную спину в то время, когда «попадья», вероятно, жена писца, «пошла в гости».
Поскольку писец не указал место своей службы (и изготовления кодекса!), хотя в целом был в высшей степени склонен к сочинительству записей, можно предположить, что кодекс не только предназначался для Ильинской церкви, но и был переписан в ней. Как рукопись, предназначенная для внутреннего пользования, Пролог мог и не сопровождаться выходной записью.
17. Минея служебная, май, вторая половина XIV в.. Рукопись помечена единственной молитвенной записью писца: «Господи, помози Микити, деку (так!) святию Богородици, покушаю пера» (л. I). Почерк писца майской Минеи тождествен почерку писца Микиты Минеи на июнь (ср. ниже, № 18).
Автор записи определил себя по духовной корпорации, патроном которой была пресв. Богородица. А. А. Покровский на основании имени счетчика (Карп Иванов) и владельческой записи XVII в. о принадлежности Минеи Богоявленской церкви «изо Кстовы» считал ее поступившей на Печатный двор в Москву из Пскова в 1679 г. Скорее всего, Богородичная церковь — место службы дьяка Микиты — также находилась в Пскове. Ею могла быть церковь Рождества Богородицы в псковском Снетогорском монастыре. Не исключено впрочем, что дьяк Микита служил в церкви Покрова Богородицы в Домантове стене. Однако учитывая, что в двух записях на июньской Минее (см. ниже) упомянут «игумен», следует думать, что местом изготовления кодекса была все-таки Рождественская церковь монастыря Рождества Богородицы на Снетной горе.
18. Минея служебная, июнь, вторая половина XIV в. В рукописи имеются три молитвенные записи писца (на л. 1, 4, 132), одна из которых содержит имя дьяка Микиты. Почерк писца июньской Минеи тождествен почерку писца Минеи на май (см. выше, № 17). В записи на л. 4 среди других неизвестных лиц (дьякон Илларионий, поп Никифор) упомянут некий игумен Изосим: «...спаси, помилуи игумена Изоси[ма]». «Игумен» (правда, без указания имени) упоминается также в записи того же писца на л. 132: «Господи, помилуи игумена, напоил братию медом на сии день». В литературе принято считать игумена Изосиму июньской Минеи игуменом Зосимой записи писца Псковского апостола 1307 г. (см. выше, № 1). На этом предполагаемом тождестве строились датировки Минеи первой половиной XIV в.
Однако такое отождествление, основанное на простом совпадении имен псковских игуменов, не выдерживает критики. По нашему мнению, внешние признаки Минеи говорят о ней скорее как о продукте второй половины, а не начала XIV в. Кроме того, Изосим, вероятнее всего, игуменствовал в псковском Снетогорском монастыре (см. выше, № 17), тогда как игумен Зосима записи на Псковском апостоле определен в качестве настоятеля Пантелеймонова монастыря на Красном дворе.
Псковские записи на книгах первой половины XIV в. содержат весьма скупую информацию о местах изготовления рукописей. Тем не менее, с довольно высокой долей вероятия мы можем считать, что в это время книгописание в Пскове осуществлялось в церкви Воскресения Христова в Домантове стене (одна сохранившаяся рукопись) и в церкви Николы над Греблей (четыре рукописи). Во второй половине XIV в. книгописные мастерские действовали в церкви Воздвижения Честного креста на Княжем дворе (одна рукопись), а также в церквах св. Ильи в Кулейском погосте и церкви Рождества Богородицы в Снетогорском монастыре (по два сохранившихся кодекса в каждой).
Псковские писцы неохотно сообщали о себе в записях, зачастую ограничиваясь указанием имени и социального статуса и умалчивая о месте своей службы. Последнее лишает нас возможности атрибутировать продукцию такого писца тому или иному книгописному центру. Можно только гадать о причинах этого самоограничения. По-видимому, лиц, регулярно занимавшихся книгописанием, в Пскове было немного, и они должны были быть хорошо узнаваемы по имени. Вероятно и другое. Из таблицы видно, что писцы XIV в., умалчивая о себе, почти всегда сообщают о том, какой духовной корпорации предназначался переписанный ими кодекс. Такие сведения содержатся во всех без исключения выходных и вкладных записях псковских писцов. Иногда писцы ограничиваются призыванием имени святого — патрона монастыря или церкви, для библиотеки которых предназначалась переписанная ими рукопись. Только в исключительных случаях (когда в рукописи нет выходной или вкладной записи) сведения о владельце кодекса опущены. Велика вероятность того, что в средневековом Пскове книгописание в ряде случаев осуществлялось не в специальных скрипториях, а несколькими грамотными писцами (преимущественно священниками и их детьми, а также дьяками). Может быть, такие кодексы предназначались не для вклада, а для внутреннего использования, а потому и не сопровождались соответствующими записями об их происхождении.
В первой половине XIV в. рукописи в Пскове переписывались для Пантелеймоновского монастыря на Красном дворе (две), церкви Воскресения Христова в Домантове стене, Пантелеймонова Дальнего монастыря, Климентьевского монастыря, церкви Воздвижения Честного креста на Княжем дворе, церкви Рождества Иоанна Предтечи в монастыре Иоанна за рекою, церкви Благовещения Богородицы в Крому, а также, возможно, для монастыря Козьмы и Дамияна на Гремящей горе и церкви Рождества Богородицы в Снетогорском монастыре. Сохранившиеся псковские рукописи XIV в. предназначались церкви Георгия на Болоте в Острой лавицы, монастырю Петра и Павла на Сироткине (две), церквям Петра и Павла на Витвенике, св. Ильи в Кулейском погосте (две), Богоявления изо Кстовы.