Колонизация Северного Причерноморья - страница 2
По свидетельству Геродота, в его время основным населением Северного Причерноморья были скифы, о которых он приводит обстоятельные сведения. Так как Геродот, по всем признакам, вел свои наблюдения над племенным миром Северного Причерноморья, из расположенной в устье Буго-Днепровского лимана Ольвии, он называет в первую очередь те из скифских племен, которые жили в непосредственной близости от этого города. В описании Геродота они перечисляются по именам. Первыми он называет кал-липидов, фигурирующих у него и под другим характерным названием — эллино-скифов. Они были ближайшими соседями Ольвии и раньше других ассимилировались с греческими колонистами, испытав на себе сильное воздействие греческой культуры.
О живущих рядом с каллипидами алазонах Геродот сообщает, что они сеяли и употребляли в пищу хлеб, а также лук, чеснок, чечевицу и просо. Дальше за алазонами, на территории, примыкавшей к обоим берегам Буга, жили так называемые скифы-пахари, которые, по словам Геродота, сеяли хлеб не только для собственных нужд, но и на продажу. Очевидно, территория, населенная скифами-пахарями, входила в сферу торговой деятельности ольвийских купцов.
Население более далеких от Ольвии районов Геродот определяет на основании более общих признаков. Так, все население большой территории, простирающейся на восток от Днепра, он называет скифами-земледельцами, противопоставляя их еще более многочисленной группе скифов-кочевников, которые, по словам Геродота, «не сеют и не пашут». Еще дальше на восток, по данным Геродота, жили так называемые царские скифы, которых он характеризует по признаку их военного преобладания над остальным населением.
Таким образом, скифы представляли собой ряд, очевидно, родственных друг другу, частью кочевых, частью оседлых племен. Из материала археологических исследований вытекает, что собственно скифская культура получила распространение прежде всего в районе Нижнего Буга и Нижнего Днепра и на пространстве между Нижним Днепром и Азовским морем, включая и территорию степного Крыма. При наличии некоторых локальных особенностей каждого из районов наблюдаются черты типологической общности материальной культуры: одни и те же формы керамики, однотипное оружие и конская сбруя, сходные типы погребений и т. д.
Материальная культура лесостепной полосы, которая существенно отличалась от культуры скифской, с середины V в. до н. э. испытывает на себе сильное ее влияние, несколько сгладившее черты различия между этими двумя культурами. Этническая близость скифских племен в первую очередь находила свое выражение в их языке. К сожалению, об этом языке мы располагаем лишь очень ограниченными данными, почерпнутыми главным образом из греческой письменности.
Попытки решения вопроса о языке скифов породили ряд противоречивых и взаимно исключающих друг друга гипотез. В настоящее время среди лингвистов и скифологов нашей страны господствует взгляд о принадлежности языка скифов к так называемой североиранской группе языков.
За Доном, по данным Геродота, жили уже не скифы, но родственные им и по языку, и по образу жизни племена савроматов. То же можно сказать о мэотийских племенах, обитавших на побережье Азовского моря и Прикубанья. Территория, населенная перечисленными племенными группами, со всех сторон была окружена не родственными скифам племенами, существенно отличавшимися от них и образом своей жизни, и уровнем социального развития.
Об этих племенах греки были весьма плохо осведомлены, и о них циркулировали самые фантастические слухи. Геродот, например, рассказывает о неврах, населявших территорию к западу от Среднего Днепра и, может быть, представлявших собой протославянское население Европы, что все они были волшебниками и обладали способностью превращаться в волков. Примерно такие же смутные представления были у Геродота и о меланхленах, населявших район по верхнему течению Дона и прилегающее к нему с востока степное пространство.
Само собой разумеется, что историческое развитие племен, разбросанных на таком огромном пространстве, протекало в весьма различных условиях и имело далеко не одинаковые темпы. Существенные различия в уровне развития наблюдаются даже в тех случаях, когда те или иные племенные группы находились в непосредственной близости друг к другу.
Так, все античные писатели, например, единодушно подчеркивают грубость и отсталость населявших горный Крым тавров. Археологические исследования этой части Крыма действительно показали, что здесь в древности не было благоприятных условий для развития земледелия и скотоводства и главным занятием жителей было рыболовство и охота. Однако хозяйственная жизнь большей части северочерноморских племен, именно тех, с которыми соприкасались греки ко времени колонизации, достигла уже относительно высокого уровня.
В особенности это относится к быту оседлого земледельческого населения, известного нам по раскопкам многочисленных городищ, в частности раскопкам большого Каменного городища на Днепре близ современного Никополя. Вспашка земли в это время, как правило, уже производилась при помощи запряженных в плуг волов, при уборке урожая пользовались серпами, зерно перемалывалось на особых зернотерках. Многочисленные костные остатки свидетельствуют о разведении крупного и мелкого рогатого скота, птицы и лошадей. Остатки жилищ и найденная во время раскопок керамика разнообразных форм и назначения говорят об относительном материальном достатке жителей таких поселений.
О масштабах развития скотоводческого хозяйства у кочевников свидетельствуют такие памятники древнего быта, как Ульский, Костромской, Воронежский и другие курганы. Только в одном из Ульских курганов, датируемом VI в. до н. э., было найдено свыше 400 конских скелетов, расположенных правильными рядами у коновязей. Обычай массового ритуального умерщвления лошадей дает ясное представление о величине конских табунов, принадлежавших кочевникам. Насыщенность погребального инвентаря больших курганов вещами греческого происхождения наглядно свидетельствует о тесных связях местной племенной знати с греческими городами-колониями.
Большие курганные погребения с богатым погребальным инвентарем и следами ритуальных жертвоприношений, контрастирующие с встречающимися во множестве могилами бедняков, почти лишенными погребального инвентаря, свидетельствуют и об интенсивном развитии в местной среде процессов социально-имущественного расслоения.
Постоянные военные столкновения между племенами, дававшие в руки победителей добычу и пленников, и торговля с греками, которым часть этих пленников, очевидно, перепродавалась, форсировали дальнейшее нарастание социального неравенства. Однако северочерноморское общество в рассматриваемое время, судя по всему, еще не изжило первобытнообщинного строя; в нем еще не начался процесс классового образования и формирования государства.
Геродот неоднократно упоминает о скифских царях. Эти цари даже в тех случаях, когда они возглавляли объединения нескольких племен, по сути дела продолжали оставаться племенными вождями. Поэтому, не сомневаясь в существовании, обычно кратковременных, объединений местных племен, соединявших свои силы для совместных военных предприятий крупного масштаба, как, например, во время скифских вторжений в Малую и Переднюю Азию, следует, однако, поставить под сомнение взгляды ряда ученых, утверждающих существование у скифов VII-V вв. до н. э. государства.