Спарта, Фивы и Афины в 380-370-х гг. до н. э.
Одержав победу лишь благодаря изменению персидской политики, Спарта стала после Коринфской войны постепенно восстанавливать свое господство в Греции. Она начала с закрепления своего пошатнувшегося верховенства в Пелопоннесе. «После того как лакедемоняне достигли того, чего они желали, они решили приступить к наказанию тех их союзников, которые были в течение войны им враждебны» — так характеризует эту спартанскую политику репрессий после Анталкидова мира даже сочувствующий Спарте Ксенофонт. Причем, добавляет он, «они тщательно исследовали, как держало себя каждое из союзных государств во время войны».
Первый удар обрушился на демократическую Мантинею: мантинейцы будто бы радовались, когда лакедемонян постигало какое-либо несчастье, завидовали их удаче и тайно посылали продовольствие непримиримому врагу Спарты — Аргосу. Мантинее приказано было срыть ее стены, и, так как город на это не согласился, спартанцы предприняли его осаду.
Им удалось запрудить реку Офис, протекавшую через город, — она залила улицы Мантинеи, подмыла фундамент ее стен, сложенных из кирпича-сырца, так что они грозили падением, и мужественно оборонявшийся город был принужден к сдаче (385 г. до н. э.). Теперь мантинейцев заставили не только снести стены, разрушить городские дома и изгнать наиболее видных сторонников демократии, но совсем отказаться от самого существования своего полиса и расселиться по четырем отдельным деревням, «как было в прежние времена».
Такой «диойкизм» соответствовал не только военным соображениям спартанского правительства, но и стремлениям реакционных слоев самого мантинейского населения, о чем откровенно сообщает Ксенофонт: «На первых порах мантинейцы были недовольны, что им приходилось разрушать уже готовые жилища и строить новые. Но в новом устройстве оказалось много преимуществ: теперь жилища зажиточных людей оказались недалеко от их земель, лежавших вдали от города; далее, введено было аристократическое устройство, и они избавились от назойливых демагогов. Поэтому зажиточные люди были довольны новым устройством».
«Вместе с тем, — добавляет Ксенофонт, — из этих деревень гораздо охотнее шли союзные войска, чем при демократическом устройстве», что вполне естественно, так как лишенному всяких средств к существованию беднейшему сельскому населению, если оно не желало попасть в кабалу к «зажиточным», единственный выход открывался в наемничестве.
Еще более жестоко расправились спартанцы с городом Флиунтом, в котором тоже был демократический строй. Напрасно флиунтцы выражали полную покорность Спарте, вернули по ее требованию изгнанников-лаконофилов и возвратили им конфискованное имущество, напрасно посылали в Спарту крупные суммы на финансирование ее военно-карательных мероприятий.
Под предлогом, что возвращенным изгнанникам причиняются демократами обиды, эфоры объявили поход на Флиунт. Войска повел сам царь Агесилай, находившийся в самых дружеских отношениях с флиунтскими олигархами. Не внимая выражениям покорности со стороны флиунтцев, он потребовал передачи ему флиунтского акрополя и помещения в нем постоянного спартанского гарнизона. Доведенные до крайности флиунтцы решились на безнадежное сопротивление.
Целый год и восемь месяцев держался осажденный маленький город со своими 5000 воинов против большой армии Агесилая: голодающие его граждане собирались на народные собрания, которые видны были из лагеря осаждавших, чтобы демонстрировать свое единодушие и показать, что весь конфликт сознательно вызван небольшой кучкой реакционеров-интриганов; нашлись мужественные люди, как некий Дельфинион, которые умели поддерживать бодрость среди осажденных и так организовали сопротивление, что удачными вылазками прорывали даже кольцо осаждающих.
Город сдался лишь тогда, когда кончились последние запасы продовольствия. Решить его участь спартанское правительство предоставило самому Агесилаю. «Агесилай поступил так: он устроил судилище из пятидесяти возвращенных изгнанников и пятидесяти граждан, оставшихся на родине, которому предоставил право казнить всех тех, кого оно найдет нужным. Эти же лица должны были составить законы, которыми город должен был управляться. До приведения этого в исполнение он оставил в городе гарнизон, выдав для него жалование на шесть месяцев».
Эти два эпизода, сохранившиеся в наших источниках (кроме Ксенофонта также у Диодора и Павсания), характеризуют режим спартанского произвола и насилия в Пелопоннесе и могут дать представление и о хозяйничанье Спарты после Анталкидова мира в Средней Греции. Заставив Фивы распустить Беотийский союз под предлогом предоставления автономии всем беотийским городам, Спарта, по-видимому, применяя аналогичные средства, принудила многие из них (Феспии, Платеи, Танагру) установить олигархический строй и даже принять спартанские гарнизоны и гармостов.
Сжатые в кольцо этих спартанских форпостов, сами Фивы обратились в невольного союзника Спарты и покорно поставляли ей вспомогательные контингенты. Фокида, Локрида, Акарнания, острова Закинф, Кефалления, Левкада и Керкира беспрекословно подчинялись, тоже как «союзники», всем исходящим из Спарты распоряжениям. Спартанские гарнизоны поставлены были на островах Евбее, Скиафосе, Пепарефосе и Наксосе; Кикладские острова стали платить Спарте ежегодную дань; в орбиту спартанского влияния вошел и остров Самос. Спартанское господство и олигархическое правление вновь распространилось на значительную территорию Греции.
Однако кроме не вполне надежных Фив у Спарты оставалось еще два возможных соперника, препятствовавших «восстановлению ее прежней деспотии в Элладе». Главным из них были, конечно, Афины — надежда и оплот всех греческих демократов: к Афинам взывали о помощи мантинейцы, когда лакедемоняне предприняли против них свой поход; в них находили убежище беглецы из всех оккупированных Спартой греческих городов.
Хотя и изолированные благодаря Анталкидову миру, потерявшие таких ценных союзников, как Коринф и Аргос, всецело подпавших теперь под спартанское влияние, Афины были единственным, кроме Спарты, государством Греции, которое выиграло в результате Коринфской войны. Позорный договор 404 г. до н. э. был аннулирован, были восстановлены их городские и Длинные стены, вновь в их распоряжении был значительный военный флот (более 100 триер). Они вернули себе острова Лемнос, Имброс и Скирос, командующие над проливами в Понт, и крепко заняли их своими клерухиями.