Советская историография русского первопечатания
Вопрос о начале книгопечатания на Руси был, по сути дела, коренным образом пересмотрен советской историографией, добившейся в интересующей нас области серьезных успехов. Наиболее внушительным достижением является данное советской наукой объяснение социально-экономических причин и истоков русского типографского дела. Буржуазные историки оказались неспособны найти место этому примечательному событию в общем ходе русского исторического процесса. Это было сделано лишь в послереволюционные годы на основе методики исторического материализма.
Книгопечатание стало в один ряд с известными реформами 50-х годов XVI столетия, сделавшись важным фактором политической и социально-экономической истории Московского государства. Вместе с тем этому событию было найдено место и в истории культуры русского народа — в литературоведческом, искусствоведческом и лингвистическом планах.
Значительно обогатилась в наше время и фактологическая сторона вопроса — были открыты неизвестные ранее издания, подробно учтена фигурная гравюра и орнаментика, опубликованы новые документы.
Отряд советских историков книгопечатания и книгоиздательского дела еще очень малочислен, чтобы можно было говорить о существовании школ в историографии. Однако отдельные направления могут быть выделены.
Изучение первопечатания в рамках политической и социально- экономической истории связано с именами А.С. Орлова, М.Н. Тихомирова, П.Н. Беркова, А.Д. Маневского, А.И. Клибанова, Б.В. Сапунова, Б.П. Орлова. Первопечатная книга как предмет истории искусства изучалась А.А. Сидоровым, А.И. Некрасовым, И.П. Киселевым, Е.В. Зацепиной, Н.С. Большаковым. Лингвистический аспект представлен трудами Г.И. Коляды. Наконец, разработка фактологической стороны вопроса связана с именами А.А. Гераклитова, А.С. Зерновой, Т.Н. Протасьевой, Т.Н. Каменевой.
В послереволюционные годы перед исследователями первопечатной книги открылись поистине необозримые перспективы. Благодаря национализации монастырских и частных собраний в государственных книгохранилищах были собраны колоссальные книжные богатства. Исследователь получил возможность знакомиться с интересующим его изданием не в одном, а в нескольких, а иногда и в десятках экземпляров. Этот важный момент, который мы подчас не учитываем, был недавно подчеркнут Н.П. Киселевым.
Просмотр издания во многих экземплярах позволил установить его точный состав, ибо полные экземпляры первопечатных изданий встречаются редко. Появилась возможность выявить типографские варианты изданий, что в свою очередь, в некоторых случаях позволило сделать немаловажные открытия. Был найден ряд новых, ранее неизвестных старопечатных книг; это весьма обогатило славянорусскую библиографию.
Новая методика настоятельно требовала обобщения и систематизации. Это, правда, пока еще в первом приближении, было сделано С.А. Клепиковым, С.И. Масловым и А.С. Зерновой. А.А. Гераклитов. Великолепные возможности, открытые концентрацией книжных фондов в государственных книгохранилищах, не преминули использовать исследователи раннего этапа отечественного книгопечатания. В этой связи прежде всего должно быть названо имя А.А. Гераклитова.
В основу исследовании профессора Саратовского государственного университета А.А. Гераклитова (1867-1933) положено богатейшее собрание рукописей и старопечатных книг Саратовского университета, которое было создано в первые послереволюционные годы. Ядро его составила коллекция известного в Поволжье капиталиста, старообрядца Мальцева, поступившая в университет в 1920 году.
Историей московского первопечатания Гераклитов заинтересовался в начале 20-х годов. Рукопись его первой работы в этой области («К вопросу о раннем московском книгопечатании») датирована 25 марта 1922 года. Статья была переведена на украинский язык и в 1925 году опубликована на страницах киевских «Библиологических известий». А.А. Гераклитов описал экземпляр узкошрифтного Четвероевангелия из собрания Саратовского университета. Он полностью солидаризовался с А.Е. Викторовым и Л.А. Кавелиным в признании московского происхождения издания. Мотивировку этих авторов он подкрепил новыми доводами.
Наиболее важный момент в статье — изучение бумаги рассматриваемого издания. Саратовский профессор был большим знатоком водяных знаков. Он установил, что узкошрифтное Четвероевангелие напечатано на французской бумаге. Это, по его мнению, служит лишним доводом в пользу московского происхождения издания, ибо польско-литовские книги печатались преимущественно на немецкой и польской бумаге, а южнославянские — на итальянской. Приведя в своей статье большое количество вариантов водяных знаков, Гераклитов, тем не менее, не решился назвать какую-либо определенную дату появления узкошрифтного Четвероевангелия в свет. Он датирует его в пределах 1551-1562 годов.
Следующая работа А.А. Гераклитова о безвыходных изданиях была доложена на заседании Исследовательского института при Саратовском университете 25 марта 1923 года. Три года спустя она была опубликована. А. А. Гераклитов анализирует здесь Триодь постную, среднешрифтные Четвероевангелие и Псалтырь. Особенно подробно и обстоятельно описана Псалтырь. Издание это было известно А. Е. Викторову, о нем упоминал Л. Кавелин. В письме к Кавелину от 26 марта 1883 года А. Е. Викторов писал: «...могу сказать предположительно, что в музее есть эта Псалтырь, а именно из библиотеки Ундольского, только в неполном экземпляре. Помнится, есть эта Псалтырь и в Императорской Публичной библиотеке, но тоже неполная. Наш экземпляр по музейному каталогу значится под № 72».
Хотя издание и было известно, никто и никогда не описал его сколько-нибудь подробно. Не описано это издание и в сохранившейся части неопубликованного труда А. Е. Викторова — наиболее подробном и тщательном дореволюционном исследовании о московских безвыходных первопечатных изданиях. Таким образом, именно А. А. Гераклитов ввел среднешрифтную Псалтырь на страницы специальной литературы. А. А. Гераклитов подробно проанализировал шрифт, ломбарды, орнаментику и типографскую технику средне- шрифтных Четвероевангелия и Псалтыри и пришел к выводу, что они вышли из одной типографии. Триодь постная напечатана другим шрифтом, однако, по наблюдениям нашего автора, «каждая почти буква Триоди представляет собой уменьшенную, но точную копию соответствующей литеры Четвероевангелия и Псалтыри». В результате делается вывод, что и Триодь вышла из той же типографии.
Наиболее интересная часть работы А. А. Гераклитова посвящена палеографическому анализу водяных знаков. Он впервые указал, что среднешрифтное Четвероевангелие, в отличие от остальных безвыходных изданий, напечатано не на французской, а на немецкой бумаге. Гераклитов впервые попытался датировать первопечатные безвыходные издания. Выводы его в этой области были впоследствии уточнены исследованиями А. С. Зерновой и Т. Н. Протасьевой.
Среди других работ саратовского ученого, имеющих отношение к нашей теме, отметим его небольшую публикацию, посвященную Анисиму Михайлову Радишевскому. В 1925 году саратовский профессор обнаружил в московском архиве Министерства иностранных дел (ныне вошел в состав Центрального Государственного архива древних актов) документ, из которого явствует, что Радищевский, в будущем — известный печатный мастер, автор первой на Руси технической книги и технический руководитель Пушкарского приказа, пришел в Москву из Литовско-Русского государства в 1586 году и первоначально трудился на Печатном дворе переплетчиком.
Несомненный интерес представляет попытка А.А. Гераклитова датировать анонимное московское Четвероевангелие начала XVII столетия. Значение работ А.А. Гераклитова в том, что он первый в послереволюционные годы подтвердил новыми данными выводы А. Е. Викторова и Л. Кавелина о московском происхождении безвыходных первопечатных изданий, выводы, которые за давностью лет начали уже забываться. Тем не менее, труды А.А. Гераклитова, при всей их обстоятельности, всецело принадлежали предшествующему этапу историографии русского первопечатания. Они продолжали линию, начатую А.Е. Викторовым и Л. Кавелиным, и полностью сохранили недостатки их трудов. Главнейший из них — чрезмерное преклонение перед фактами.
Искусствоведческий план. А.И. Некрасов. В 1921 году на страницах только что родившегося журнала, само название которого — «Печать и революция» — свидетельствовало о его программе, была опубликована серия статей профессора А.А. Сидорова, объединенных названием «Искусство книги». Год спустя статьи вышли в Москве небольшой книжицей. В этих публикациях ни словом не упоминалось о первопечатной книге. Тем не менее значение их для нашей темы переоценить трудно. Впервые в мировой литературе А.А. Сидоров четко и недвусмысленно поставил вопрос о «большом и трудном искусстве» делания книги, ценить которое — «долг каждого грамотного человека».
Так была сформулирована проблема создания внутри искусствоведения специализированной отрасли — «искусства книги», задачи которой с самого начала рассматривались в чисто практическом плане: «Работа над повышением уровня книжного мастерства да будет признана одною из самых неотложных культурных задач текущего момента». В аналогичном ракурсе рассматривалось и прошлое книжного дела. С этой целью был задуман и исполнен двухтомник «Книга в России», выпущенный в свет в 1924-1925 годах Государственным издательством и детищем А.А. Сидорова — Секцией полиграфических искусств Российской Академии художественных наук. Перу Сидорова в этом издании принадлежала вступительная статья и большая работа о русской книге XIX-XX веков. Период, служащий предметом нашей работы, был освещен А.И. Некрасовым.
Его первая статья, посвященная первопечатной книге, была опубликована еще в 1911 году — в ту пору, когда автор учился в Московском университете и посещал семинарий А.С. Орлова. Темой исследования для молодого ученого послужила старопечатная орнаментика. Эта же тема была положена в основу диссертации, защищенной А.И. Некрасовым 20 апреля 1921 года. Впоследствии она продолжала интересовать нашего автора.
А.И. Некрасов впервые ввел сведения о древнерусской книжной гравюре на страницы общих трудов по истории русского искусства. Он первым начал искать истоки старопечатной орнаментики в древнерусской рукописной книге и в этой связи сделал много интереснейших указаний. Принадлежит ему и немало любопытных и весьма ценных открытий и, среди них, указание прототипа рамки из фронтисписа Апостола 1564 года.
Однако основная посылка всех трудов А.И. Некрасова по интересующей нас теме была ложной. Ее достаточно лаконично определил А.С. Орлов, когда говорил, что «главной темой диссертации А.И. Некрасова было установление зависимости первопечатных московских книг от немецкой ксилографии». Доказательству этого тезиса были посвящены и последующие работы нашего автора. Он справедливо критиковал «итальянскую теорию» В.Е. Румянцева и немало сделал для того, чтобы показать ее несостоятельность. Но в противовес ей он выдвинул столь же несостоятельную «германскую теорию». Из схожести мотивов и идентичности отдельных элементов орнаментики делались далеко идущие выводы о немецком происхождении русского первопечатания — «заведение книгопечатания в московском государстве вытекало из еретических кругов московско-новгородских, где почитывали немецкие книжки. В связи с этим на свет снова извлекался пресловутый Ганс Мейссенгейм Богбиндер, который ставился у истоков русского книжного дела.
По общеметодической установке и приемам исследования к работам А.И. Некрасова вплотную примыкает небольшая монография его ученика Н.С. Большакова о московской фигурной гравюре XVI века, содержавшая ряд интересных наблюдений.
Работы украинских историков. В первые послереволюционные годы из печати вышел ряд популярных работ по общей истории книгопечатания и о начале типографского дела в России. В этих работах перед нами вставал все тот же сусальный образ первопечатника, который культивировался в популярных брошюрах и статейках конца прошлого века. Даже с фактологической стороны авторы их повторяли утверждения старых историков, полностью игнорируя те находки, которые в 80-90-х годах были сделаны С.Л. Пташицким, И.И. Малышевским, Ф. Бостелем.
Неудивительно, что все эти работы (в особенности же книжки А. Анисимова и И. Галактионова) подверглись справедливой критике. Рецензия, о которой идет речь, принадлежала перу Г. Тисяченко и была опубликована на страницах юбилейного номера киевского журнала «Библиологические известия». Номер был посвящен 350-летию со дня выхода в свет первой украинской печатной книги — Апостола, изданного в 1574 году Иваном Федоровым во Львове.
Журнал начал издаваться в 1922 году в качестве органа Украинского научно-исследовательского института книговедения. На его страницах было опубликовано немало статей, посвященных нашей теме, и среди них уже известные читателю работы А.А. Гераклитова.
Юбилейный номер открывался небольшой вступительной статьей Г. Тисяченко, в которой была сделана лаконичная попытка дать общий социально-экономический очерк судеб типографского дела на Украине. Большой интерес представляет работа П. Попова, уже в наши дни дополненная и переизданная. Это общий очерк славянского первопечатания, превосходно документированный, однако несколько фрагментарный. Тому же автору принадлежал напечатанный в юбилейном номере обзор славянских инкунабул киевских библиотек, соседствовавший с аналогичными библиографическими работами. Ивану Федорову было посвящено несколько страниц в большой работе С. Маслова о книгопечатании на Украине в XVI-XVIII столетиях. О волынских типографиях при Иване Федорове и после него рассказывалось в статьях В. Романовского и К. Копержинского.
Юбилейным изданием был и сборник «Украинская книга XVI-XVII — XVIII ст.», выпущенный в свет в качестве первого тома «Трудов» Украинского научно-исследовательского института книговедения. Он открывался большой статьей В. Романовского «Печатник Иван Федоров, его жизнь и деятельность». Эта монографического плана статья впоследствии была выпущена и отдельным оттиском. В. Романовский поставил перед собой задачу собрать воедино все известные материалы о первопечатнике, подвергнуть их критическому пересмотру и выяснить направление и характер его деятельности. Он предполагал также дать социально-экономический анализ тех событий, на конкретном историческом фоне которых протекала деятельность Ивана Федорова. Надо прямо сказать, что эта задача оказалась не по плечу В. Романовскому. Раздел статьи, посвященный началу книгопечатания в Москве, фрагментарен и далеко не содержит всех тех сведений, которые к тому времени были известны науке. О безвыходных изданиях упоминается бегло. На свет опять извлекается «печатник Ганс», который будто бы учил наших первопечатников типографскому ремеслу. Анализ прекращения деятельности первых московских типографий повторяет утверждения буржуазных историков.
Более подробны и интересны разделы, посвященные деятельности Ивана Федорова в Белоруссии и на Украине. Особенно тщательно рассмотрен период пребывания первопечатника на Волыни. Автор привлекает архивные документы, один из которых, причем весьма интересный, был опубликован им впервые. Среди других работ, опубликованных на страницах того же сборника, наибольший интерес для нашей темы представляет исследование П. Клименко о графике шрифта Острожской Библии. Это была первая и, к сожалению, до сего времени единственная попытка тщательного исследования шрифта первопечатных изданий. Определенный интерес представляет статья М. Макаренко об орнаментике украинской книги, которая, однако, в разделе, посвященном федоровским изданиям, повторяет выводы А.И. Некрасова.
Резюмируя все вышеизложенное, хотелось бы отметить, что работы, напечатанные на страницах издании Украинского научно- исследовательского института книговедения, представляют несомненный интерес в качестве полезной систематизации знаний в области русского первопечатания, накопленных отечественной наукой в течение ста с лишним лет. В некоторых случаях публикации сообщали существенно новый материал (А.А. Гераклитов, В. Романовский). Следует, однако, иметь в виду, что некоторым работам, опубликованным здесь, свойственен определенный налет националистического мировоззрения.
Среди работ западноукраинских ученых, изданных к юбилею, необходимо прежде всего упомянуть труды Илариона Семеновича Свенцицкого (1876-1956). Этот выдающийся историк на протяжении всей своей многолетней деятельности сохранял интерес к истории отечественного первопечатания. Еще в 1908 году им был составлен «Каталог книг церковнославянской печати» из собрания Церковного музея во Львове. В юбилейные дни было опубликовано несколько статей И.С. Свенцицкого, а также большая, превосходно изданная книга «Начало книгопечатания на украинских землях». Наиболее ценным разделом последней был альбом репродукций отдельных полос, гравюр, орнаментики и шрифта украинских печатных книг XVI-XVII веков. В книге были собраны и анализированы интереснейшие материалы по истории львовских типографий в XVII столетии. Что же касается нашей темы, то в этой области монография И.С. Свенцицкого ничего существенно нового не дала. Объяснение причин основания первой типографии в Москве всецело следует за мотивировками послесловия Апостола 1564 года. Короток и неполон очерк деятельности Ивана Федорова в Белоруссии и на Украине. В книге немало фактических ошибок, на что в свое время справедливо указывал С. Маслов.
Значительно больший интерес для современного исследователя представляют библиографические и археографические работы И.С. Свенцицкого, а также его труды в области истории старого украинского искусства, из которых историк книги может извлечь немало любопытнейших материалов для аналогий и сопоставлений.
Постоянным интересом к истории книгопечатания характеризуется деятельность и другого крупнейшего западноукраинского историка Ивана Петровича Крипякевича. Его первые работы в этой области относятся к началу нынешнего столетия. Они, впрочем, ничего нового к нашим знаниям о первопечатнике не прибавили. Впоследствии, в 20-е годы, И.П. Крипякевич вернулся к этой теме и опубликовал интересные наблюдения над бумагой украинских первопечатных изданий, а также проанализировал послесловие Апостола 1574 года как памятник мемуарной литературы. И в последующем историк работал в нашей области. Наиболее примечательный его труд в этом направлении посвящен пребыванию Ивана Федорова во Львове.
Среди других работ львовских авторов заслуживают упоминания книга С.Ю. Бендасюка, вышедшая в свет к 350-летпю со дня смерти первопечатника, статьи И. Кревецкого, работы В. Сичинского по истории гравюры.
Социологический план. В 1933 году в Советском Союзе торжественно отмечалось 350-летие со дня кончины первопечатника Ивана Федорова. Юбилей был ознаменован выставками в Институте книги, документа, письма и Литературном музее, торжественными заседаниями, выпуском юбилейных почтовых марок. Институт книги, документа, письма собрал доклады, заслушанные на торжественном заседании Отделения общественных наук Академии наук СССР, присоединил к ним несколько специально написанных статей и выпустил в свет сборник «Иван Федоров первопечатник».
Издание сборника — значительный этап в советской историографии русского первопечатания. На его страницах была предпринята попытка дать своеобразную сводку ранних работ в этой области — мы говорим о подробнейшем и тщательном библиографическом труде А.П. Лебедянской, и не вполне удачных историографических статьях Р.М. Тонковой. В сборнике были помещены обзорные статьи о западноевропейской книге XVI века и начале славянского книгопечатания. Несколько важных наблюдений опубликовал П.H. Берков. Среди них особенно важна убедительная аргументация против распространенной версии о поджоге и разгроме московской типографии Ивана Федорова, а также интереснейшие замечания о связи первопечатника с польской типографской традицией.
Все это, однако, не было главным. Составители сборника превосходно понимали, что на его страницах должна быть четко сформулирована точка зрения советской историографии но всем тем вопросам и проблемам интересующей нас темы, на которые буржуазные и дворянские историки ответа не дали. Прежде всего следовало дать социально-экономический анализ обстоятельств введения книгопечатания на Руси.
Ответить на эти вопросы призваны были две статьи сборника «Иван Федоров первопечатник». Первая из них принадлежала перу академика А.С. Орлова; она будет рассмотрена ниже. Вторую написал аспирант Института книги, документа, письма И.В. Новосадский. Этот молодой ученый посвятил нашей теме кандидатскую диссертацию, отдельные разделы которой и были опубликованы.
Основная посылка работы была правильной. П.Н. Берков видел ее в тезисе о книгопечатании как «органическом звене в политической программе дворянско-буржуазной монархии Грозного». Мы можем согласиться с этим, оставив на совести автора эпитет, присваиваемый им Московской Руси середины XVI столетия. Однако, когда дело доходило до конкретного объяснения обстоятельств и причин введения книгопечатания, И.В. Новосадский пускался в модные тогда социологические построения.
Много сил и труда он затратил на то, чтобы выяснить, каков был «характер» московской первопечатной книги — «буржуазный» или «феодальный». Речь шла не о характере производства и не о производственных отношениях в первой русской типографии, а именно о книге. Вывод же таков — «поскольку печатная книга длительное время служила интересам крепостнического государства, она приобрела черты феодальные...». Отсюда следует совершенно ложное заключение о том, что «первопечатная книга в руках самодержавия явилась, прежде всего, идеологическим орудием политического и экономического закрепощения русского крестьянства и крестьянства национальностей Поволжья и Сибири, завоеванных в эпоху Грозного». Великая положительная роль введения книгопечатания была забыта. Печатная книга рассматривалась прежде всего как важнейшее звено религии — основного идеологического орудия духовного порабощения угнетенных классов.
В полном противоречии с этим тезисом находится утверждение И.В. Новосадского о том, что именно духовенство было основным противником основания первой типографии. Диссертант механически распространил на Московскую Русь известный тезис Ф. Энгельса о том, что церковь выступает против книгопечатания, ибо последнее угрожает духовенству потерей монополии на просвещение. За это И.В. Новосадского справедливо критиковал Б.Д. Греков, отметивший, что «древнерусское духовенство, о котором часто упоминает автор, не является чем-то единым, монолитным и по своему социальному положению и по своей идеологии».
Пытаясь отыскать, в чем проявилось «буржуазное влияние на первопечатную книгу», И.В. Новосадский видит его прежде всего в западном воздействии. Отсюда совершенно голословно утверждается факт «прогрессивного падения техники рукописной книги» на Руси, а также «факт влияния западного буржуазного искусства на первопечатную книгу, влияния, сказавшегося в стремлении к реализму в орнаментации заставок и инициальных букв и в гравюре в противоположность феодальному схематизму и аскетизму». Так утверждать может только человек, ни разу не державший в руках древнерусскую рукописную книгу!
В свете всего изложенного Иван Федоров выступает перед нами «проводником политики дворянства и торговой буржуазии в их борьбе с боярством и феодальными слоями церкви».
Значительное место в работах И.В. Новосадского уделено обще- методическим вопросам. И.В. Новосадский считал, что задачей истории книги является «изучение роли книги, как орудия пропаганды и агитации классовой идеологии, а также средства ее сохранения и накопления». При этом подчеркивалось, что «такая точка зрения кладет в основу истории книги изучение роли книги в борьбе классов, т.е. классовую роль ее идеологического содержания, а не историю книгопечатания». Эта точка зрения ведет к подмене историей книги, которая в этом случае перерастает в некую «науку наук», истории политических учений, истории литературы, истории науки, истории искусства.
А.С. Орлов. Выдающийся советский литературовед Александр Сергеевич Орлов (1871-1947) много и плодотворно занимался нашей темой — решал общеметодические вопросы, изучал историю орнаментики, работал в смежных отраслях. Его основная работа, посвященная началу московского книгопечатания, была опубликована на страницах сборника «Иван Федоров первопечатник». Впоследствии А.С. Орлов возвращался к этой теме в трудах по общей истории древнерусской литературы.
А.С. Орлов впервые поставил основание первой московской типографии в один ряд с теми явлениями культурной жизни, которые служили делу укрепления и становления централизованного государства, делу уничтожения феодальной раздробленности. Для этих явлений Орловым был найден удачный термин — «обобщающие предприятия», цепочка которых начиналась Геннадиевской Библией 1499 года.
Мероприятия по централизации и унификации духовной жизни Московской Руси наш автор связал с деятельностью того кружка вокруг молодого царя, который Андрей Курбский называл «Избранной Радой» и который современные историки именуют «правительством компромисса». С деятельностью Рады впервые было связано и внедрение книгопечатания. Последующие работы советских историков, и прежде всего М.Н. Тихомирова, развили и капитально обосновали эту точку зрения.
В трудах А.С. Орлова впервые преодолена узкая и ограниченная биографичность, свойственная старым работам по истории русского первопечатания. Вследствие этого они должны быть причислены к серьезным успехам советской историографии.
М.Н. Тихомиров. Один из крупнейших советских ученых, разрабатывающих проблемы истории феодального общества, академик Михаил Николаевич Тихомиров на протяжении всей своей многолетней деятельности интересовался вопросом о начале книгопечатания на Руси. Его первый труд в этой области был приурочен к 350-летию со дня кончины Ивана Федорова; труд этот носил популярный характер и ничего нового в нашу тему не внес. Все последующие работы, напротив, чрезвычайно интересны. Это, во-первых, две статьи, посвященные специально нашему вопросу. Это, во-вторых, многочисленные высказывания о начале книгопечатания на Руси и социально- политических аспектах этого события на страницах общих трудов по истории Московского государства XVI столетия. Для нашей темы имеют интерес и исследования М.Н. Тихомирова в смежных областях, дающие богатый материал для аналогии и сопоставлений.
М.Н. Тихомиров вскрыл конкретные исторические предпосылки основания первой московской типографии, прямо и недвусмысленно заявив, что «возникновение книгопечатания в России, конечно, не было делом инициативы отдельных лиц. Оно явилось прямым следствием политического и культурного развития России». Это положение было четко сформулировано в статье 1959 года. Формулировка особенно важна, ибо она содержит осуждение неверных взглядов таких авторитетных историков, как, например, Р.Ю. Виппер или С.В. Бахрушин, видевших в основании первой типографии прежде всего результат личных устремлений Ивана Грозного.
Реконструируя социально-политическую обстановку основания первой печатни, М. Н. Тихомиров впервые обратился к изучению роли церкви Николы Гостунского в общественно-политической жизни середины XVI столетия. Дьяконом этой церкви, как известно, был Иван Федоров.
Еще в 1940 году М. И. Тихомиров нашел удачные термины для обозначения отдельных безвыходных первопечатных изданий, выпущенных в свет в Москве в 50-60-х годах XVI века.
А.А. Сидоров. Подобно М.Н. Тихомирову, который ввел начало книгопечатания в рамки общеполитической истории Московского государства, и А.С. Орлову, увязавшему это событие с историей русской литературы, член-корреспондент Академии наук СССР Алексей Алексеевич Сидоров впервые рассмотрел первопечатные книги как факт истории изобразительного искусства.
К нашей теме он обратился в 1946 году на страницах «Истории оформления русской книги» и впоследствии уже постоянно интересовался ею. В 1949 году Советская Украина торжественно отметила 375-летие украинской печатной книги. Украинский полиграфический институт, носящий имя первопечатника, издал к юбилею альбом литографии, а также написанный А.А. Сидоровым обзор последних исследований в области русского первопечатания.
Два года спустя, в 1951 году, вышел в свет капитальный труд А.А. Сидорова «Древнерусская книжная гравюра», первый том трехтомной «Истории русского рисунка».
Большое значение для нашей темы имеют отдельные выступления А.А. Сидорова в периодической печати и сборниках, посвященные как общим, так и частным вопросам русского первопечатания.
Основное значение трудов А.А. Сидорова мы видим в том, что они включили в состав истории русского искусства замечательную в своем своеобразии древнерусскую книжную гравюру, до того времени находившуюся вне поля зрения науки. Старые искусствоведы не баловали своим вниманием отечественную графику (особенно книжную), а если уж занимались ею, то лишь начиная с Шхонебека и Пикарта — голландских граверов, приглашенных Петром I для содействия успехам нашего «грыдорования». А.А. Сидоров показал, что успехи нашей гравюры в XVIII и XIX столетиях были подготовлены XVI и XVII веками и что славным делам Л. Зубова, С. Галактионова, Л. Серикова, Н. Уткина соответствовали не менее славные дела русских граверов-первопечатников.
Трудами А.А. Сидорова убедительно доказана самобытность первопечатной гравюры, вскрыты ее национальные корни и в то же время показан огромный диапазон творческих взаимосвязей русской графики.
А.А. Сидоров много и плодотворно занимался техническими вопросами отечественного первопечатания, вопросами, которые и поныне составляют одно из белых пятен историографии. Подробно и тщательно им был изучен процесс двухкрасочной печати московских первотипографов.
Работы А.С. Орлова, М.Н. Тихомирова и А.А. Сидорова способствовали выяснению исторического значения начала книгопечатания в России, в них было найдено конкретное место этого события в общем историческом процессе. В этом смысле работы эти могут быть признаны поистине новаторскими: найти для них параллели в дореволюционной историографии затруднительно.
Вместе с тем советские историки продолжали разрабатывать и чисто фактографическую сторону вопроса. Здесь вслед за А.А. Гераклитовым, работы которого уже известны читателю, следует указать Антонину Сергеевну Зернову.
Большое значение для пашей темы сохраняет известный труд А.С. Зерновой «Начало книгопечатания в Москве и на Украине» (М., 1947), открывавший собой «Собрание работ по книговедению», которое замыслил Отдел редких книг и эстампов Ленинской библиотеки. К сожалению, серия оборвалась на втором выпуске. Книга открывается подробным описанием московских безвыходных изданий. Вслед за А.А. Гераклитовым А.С. Зернова привлекает для их датирования водяные знаки бумаги. Рассматривает она и шрифты этих книг. В результате вырисовывается группа, состоящая из шести изданий (Триоди цветной, известной А.Е. Викторову, А.С. Зернова не знала), напечатанных четырьмя различными шрифтами. Автор подробно описывает графические особенности шрифтов, приводит их размеры.
Первой московской печатной книгой А.С. Зернова считает безвыходное Четвероевангелие, которое М.Н. Тихомиров называет среднешрифтным. В защиту тезиса, кроме показаний водяных знаков, выдвигается архаичность шрифта. Это утверждение впоследствии вызвало серьезные и, на наш взгляд, обоснованные возражения.
Подробно изучена А.С. Зерновой орнаментика безвыходных изданий. Ей удалось устранить стародавнее заблуждение, идущее от архим. Леонида. Последний в своем труде «Евангелие, напечатанное в Москве 1564-1568» указал, что в одном из анонимных Четвероевангелий (широкошрифтном — по современной терминологии) и в Апостоле 1564 года использована одна и та же заставка. Все последующие авторы (А.И. Некрасов, А.А. Гераклитов, П.Н. Берков и др.) повторяли это утверждение, ни минуты не сомневаясь в его справедливости. Изучая обе заставки, А.С. Зернова убедилась в противном. Она установила, что рисунок переплетающихся ветвей в одной из заставок зеркален по отношению к другой. Отсюда следует важный вывод о том, что анонимная типография и типография Ивана Федорова не имели общих типографских материалов. Этот вывод связан с еще более значительным, который, впрочем, без достаточных оснований высказан в категорической форме: «Иван Федоров не был первым московским печатником».
Вторая глава книги посвящена типографии Ивана Федорова в Москве. Открывается она анализом известной фразы из послесловия к Апостолу 1564 года: «...начаша изыскивати мастерства печатных книг, в лето, 61, осмыя тысящи, в 30, е лето государства его». Первую из этих дат А.С. Зернова, в противоположность таким авторам, как А.И. Некрасов и М.Н. Тихомиров, считает опечаткой — нужно 7071, то есть 1563 год. Этим еще раз подчеркивается, что Иван Федоров не принимал участия в работах анонимной типографии.
Подробно рассматривается орнаментика Апостола 1564 года. Опираясь на разыскания Н.Ф. Гарелина и Н.П. Киселева, А.С. Зернова пытается отыскать зарубежные истоки этой орнаментики. В качестве прототипа указываются гравированные инициалы нюрнбергских, лейпцигских, магдебургских, бургосских и лиссабонских изданий. Инициалы, в свою очередь, сами были копиями. Последующие исследования Н.П. Киселева открыли оригинал — гравированный на меди алфавит Израэля ван Мекенема.
А.С. Зернова не отрицает факт предварительной проработки орнаментики, до того как она попала к Ивану Федорову, мастерами древнерусской рукописной книги. Однако пример приведен неудачный — Евангелие 1537 года из Государственного Исторического музея. Орнаментика этого Евангелия очень далека от первопечатной.
Чрезвычайно важным результатом исследования А.С. Зерновой является установленный ею факт использования гравированных досок московских изданий Ивана Федорова в заблудовеких, Львовских и острожских изданиях. Применение отдельных заставок удалось проследить вплоть до 1772 года. Помимо факта удивительной тиражеустойчивости гравюр, отсюда следовал значительно более важный вывод о том, что типография Ивана Федорова не была разгромлена и сожжена. В противном случае первопечатник не смог бы вывезти в Литовско-русское государство типографские материалы — матрицы, шрифты, гравированные доски.
Следующие главы исследования посвящены типографиям Ивана Федорова во Львове и Остроге. Заблудовский период деятельности пропущен и, на наш взгляд, без достаточных оснований. А.С. Зернова подробно описывает шрифты, применявшиеся в львовских и острожских изданиях, приводит их обмеры. Подробно изучены типографские варианты Острожской Библии, список их дан в приложении в конце книги. Из изучения этого следуют выводы о том, что изданий Острожской Библии было одно, а не два, как считал, например, С.Л. Пташицкий, и что так называемые «виленские листы» напечатаны не Иваном Федоровым.
Книгу заключает чрезвычайно интересная глава «Применение типографского материала Ивана Федорова после его смерти», посвященная вопросу, в котором А.С. Зернова не имела предшественников.
Пионерским характер книги А.С. Зерновой, ее большое научное значение были сразу же отмечены рецензентами как в Советском Союзе, так и за его пределами.
Пять лет спустя, в 1952 году, в свет вышел новый труд А.С. Зерновой — альбом «Орнаментика книг московской печати XVI-XVII веков» (М.,1952). Так был возрожден жанр, зачинателями которого у нас явились И. Сахаров и В.Е. Румянцев.
Во вступительной статье к альбому А.С. Зернова развивает то, что только еще намечалось в ее первой книге. Это прежде всего касается сложного вопроса о связи орнамента старопечатных изданий с орнаментом рукописей. Автор справедливо возражает Ф.И. Буслаеву, сводившему всю русскую орнаментику к различным иностранным заимствованиям. На многих примерах А.С. Зернова показывает убедительную связь старопечатного орнамента с орнаментом древнерусских рукописей.
Труд А.С. Зерновой был положительно оценен в печати. Отмечалось, правда, что в отличие от В.Е. Румянцева, она рассматривает декоративную орнаментику книги оторвано от общей композиции полосы — вне связи со шрифтом, с приемами верстки, с фигурной гравюрой. Между тем орнаментика должна быть тесно связана с общей композицией листа и разворота книги.
Следующая работа А.С. Зерновой продолжала и как бы завершала ее многолетние труды по систематизации московской старопечатной книги. Это — сводный каталог «Книги кирилловской печати, изданные в Москве в XVI-XVII веках» (М., 1956), в основу которого положено изучение фондов шести крупнейших библиотек Москвы и Ленинграда. Описано 498 изданий. В отличие от таких старых русских библиографов, как, например, И.П. Каратаев, А.С. Зернова отказалась от перечисления отдельных разделов книги, что вряд ли представляет интерес для современного читателя. Описаны лишь внешние признаки издания: формат, объем, количество строк, размеры шрифта, количественные данные об орнаментике. Впервые в подобных указателях приведены варианты набора, что в ряде случаев позволяет сделать интереснейшие выводы.
Следующие работы А.С. Зерновой посвящены книгам кирилловской печати, хранящимся в заграничных библиотеках и неизвестным в славяно-русской библиографии. Появлению этих работ предшествовал ряд публикаций в зарубежной печати.
Зарубежные находки. До недавнего времени считалось, что наши первопечатники издавали лишь богослужебные книги. Открытия последних лет внесли в это мнение серьезные коррективы. Открытия были сделаны за границей. Однако, если разобраться, находка неизвестных в славяно-русской библиографии изданий именно за пределами нашей Родины — закономерна. Малоформатные первопечатные издания, служившие учебниками, легко «зачитывались» и уничтожались, ибо во все времена дети не умели и не хотели беречь книгу. С другой стороны, именно эти издания проще всего было вывезти за границу любопытствующему путешественнику — в силу их малого формата и объема.
Первая из замечательной серии находок была сделана еще в самом начале нашего столетия. Мы говорим о первом издании Часовника 1565 года, найденном в Королевской библиотеке в Брюсселе.
В 1938 году во «Временнике Общества друзей русской книги», издававшемся в Париже, библиотекарь Бодлеянской библиотеки в Оксфорде Джон Барникот описал 19 старопечатных изданий из зарубежных собраний, большинство которых (17) в библиографии не учтено. Публикация эта осталась неизвестной советским книговедам. Тринадцать лет спустя она была повторена в расширенном виде Дж. Барникотом и Дж. Симмонсом на страницах ежегодника «Oxford Slavonic Papers». Здесь уже описано 21 издание.
Едва ли не самым интересным из них был Букварь, который авторы сочли одним из первых московских изданий Ивана Федорова. Надо сказать, что на этой книге ни имени печатника, ни места печатания не обозначено. Но вот несколько лет спустя в нашей печати появились первые сообщения об удивительнейшей находке — Букваре, напечатанном Иваном Федоровым во Львове в 1574 году. Здесь уже сомневаться не приходилось, ибо на последнем листе издания стояла типографская марка нашего первопечатника.
Судьба единственного сохранившегося экземпляра львовского Букваря необычна и удивительна. Книга долгое время находилась в частных руках, а в послевоенные годы была куплена библиотекой Гарвардского университета в США. Первые сведения о находке были сообщены академиком М.Н. Тихомировым на юбилейной сессии Академии наук СССР в честь 300-летия воссоединения Украины с Россией в апреле 1954 года. Вскоре появились сообщения в печати, первое из которых опубликовано в газете «Советская культура». Более подробны публикации А. А. Сидорова. Им же впервые были воспроизведены репродукции страниц вновь открытого издания.
В начале 1955 года в «Бюллетене Гарвардской библиотеки» были опубликованы статьи, в которых дано подробное описание Львовского Букваря.
В приложении к этим статьям было фототипически воспроизведено все издание, страница за страницей. Благодаря этому советские исследователи получили возможность приступить к изучению новооткрытого старопечатного издания. В 1955-1956 годах были опубликованы первые исследования, в которых львовский Букварь анализировался с филологической и языковедческой стороны.
Расскажем еще об одной находке. В 1956 году посетившая Москву делегация датских библиотекарей передала в дар Государственной библиотеке СССР имени В.И. Ленина фотоснимки (а впоследствии и микрофильмы) некоторых старопечатных изданий кирилловской печати, хранящихся в Королевской библиотеке в Копенгагене. Среди них оказалось второе издание московского Часовника 1565 года Ивана Федорова и Петра Мстиславца, а также Букварь, отличающийся как от львовского Букваря 1574 года, так и от Букваря, описанного Барнпкотом и Симмонсом.
Изучению всех этих находок в Лондоне, Гарварде, Упсале и Копенгагене и посвящены последние работы А.С. Зерновой.
Первая из них была опубликована в 1958 году, вторая — год спустя. Наиболее интересным для нас результатом этих работ явился сопоставительный анализ первопечатных русских Букварей — львовского Букваря 1575 года, Букваря, описанного Барникотом и Симмонсом, и Букваря Королевской библиотеки в Копенгагене. Последние два издания А.С. Зернова определяет как острожские и относит к 1580-1581 годам. Надо сказать, что по этому вопросу в литературе нет единодушия. Г.И. Коляда вслед за Барникотом и Симмонсом считает, что описанный ими Букварь был напечатан в Москве в конце 50-х — начале 60-х годов XVI века. Более того, он атрибутирует издание московской анонимной типографии.
Нет единодушия и по вопросу о наименовании первопечатных учебников. А.А. Сидоров называет их «Грамматиками», А.С. Зернова— «Букварями», В.И. Лукьяненко — «Азбуками».
Работы последних лет. XX и XXII съезды Коммунистической партии Советского Союза, общее оздоровление сферы научного и литературного творчества сказались и в нашей области. Мы видели, что работы по истории русского первопечатания никогда не прекращались. Однако все они были плодом частной инициативы и, в силу этого, несли на себе отпечаток своеобразной «кустарности». Причину следует искать в отсутствии единого координирующего и направляющего центра. Такими центрами в 20-30-е годы были сначала Украинский научно-исследовательский институт книговедения, а затем научно- исследовательский институт книговедения при Государственной публичной библиотеке в Ленинграде и Институт книги, документа и письма Академии наук СССР. В годы, которые мы ныне связываем с понятием «культа личности», институты эти закрыли, коллективы их распались.
Создалось поистине парадоксальное положение: при небывалом размахе издательской деятельности теория и история книгоиздательства находилась едва ли не в зачаточном состоянии.
Вопрос о научно-исследовательском центре и в наши дни все еще ждет положительного разрешения. Однако организующий и координирующий центр уже есть. Им стал непериодический сборник «Книга», к изданию которого в 1959 году приступила Всесоюзная книжная палата. Создание сборника было положительно оценено советской и зарубежной печатью. За короткий срок на страницах «Книги» было опубликовано большое количество работ по истории книгопечатания и книгоиздательского дела и, в том числе, по истории русского первопечатания. Редколлегия организовала дискуссию по узловым вопросам книговедческих дисциплин, которая способствовала прояснению многих важных проблем.
Вторым организующим центром стал ежегодник «Искусство книги», выпускаемый Государственным издательством «Искусство». Ежегодник этот уделяет определенное внимание и вопросам истории оформления книги, однако русским первопечатанием пока еще не занимался.
Статьи по интересующей нас тематике стали значительно чаще появляться и на страницах общеисторических, филологических и искусствоведческих изданий — Трудов Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР, трудов и ученых записок университетов, научно-исследовательских и учебных институтов, журналов «Искусство», «Исторический архив», «Вопросы архивоведения», «Вестник истории мировой культуры», и др.
Начало книгопечатания в социально-политическом аспекте со всеми относящимися сюда связями и параллелями послужило предметом исследовании Б.В. Сапунова. Молодой ученый подверг критическому пересмотру вопрос и об обстоятельствах прекращения деятельности типографии Ивана Федорова. Большой интерес представляют собранные Б.В. Сапуновым сведения о ценах на рукописные и печатные книги в XVI веке, а также любопытнейшие выводы, сделанные им из сопоставления цен.
Экономические аспекты русского первопечатания изучены Б.П. Орловым, работы которого, однако, в той части, которая относится к нашей теме, грешат произвольными выводами и толкованиями.
В изучении конкретных условий, в которых протекала деятельность московских первопечатников, большое значение имеют капитальные труды советских историков о реформах 50-х годов XVI века и так называемом «правительстве компромисса» и, особенно, о реформационном движении середины XVI века. Несомненно правдоподобна, хотя и недостаточно обоснована, попытка А.И. Клибанова поставить деятельность Ивана Федорова в непосредственную связь с реформационным движением. А.А. Зимин попытался найти точки соприкосновения между первопечатником и одним из виднейших представителен русской общественно-политической мысли XVI столетия — И.С. Пересветовым.
Больших успехов добилась наша наука в изучении художественного убранства первопечатных изданий и установлении его истоков. Самым большим достижением в этой области является установление тесной связи между старопечатной орнаментикой и орнаментикой древнерусской рукописной книги, что стало совершенно ясным в результате трудов Н.П. Киселева, Е.В. Зацепиной, Н.Г. Порфиридова.
Советские исследователи и историки социалистических стран внесли немало нового в сложный вопрос о международных связях московской и украинской первопечатной книги, показали взаимное проникновение мотивов и образов художественного убранства.
Текстологическое исследование первопечатных книг в сопоставлении с рукописными было предпринято Г.И. Колядой, который провел поистине титаническую работу по сличению текстов и выявлению разночтений. Самым главным результатом его исследований является то, что он установил факт серьезной редакторской проработки канонических текстов богослужебных книг перед передачей их в типографию.
Тщательное изучение бумаги первопечатных изданий в последнее время предприняла Т.Н. Протасьева. Ее интересная работа способствовала выяснению датировки безвыходных изданий и во многом уточнила выводы А.А. Гераклитова и А.С. Зерновой.
Итоги и достижения советского федорововедения подвел превосходно изданный сборник «У истоков русского книгопечатания», выпущенный Академией наук СССР к трехсотсемидесятипятилетию со дня смерти Ивана Федорова под редакцией М.Н. Тихомирова, А.А. Сидорова и А.И. Назарова (М., 1959). В смысле свое образной этапности его с полным основанием можно уподобить коллективному труду 1935 года — «Иван Федоров первопечатник». В сборнике помещены статьи М.И. Тихомирова, А.А. Сидорова, Г.И. Коляды и Е.В. Зацепиной, с которыми мы уже познакомили читателя. Затем следует принципиально важная работа Т.Н. Протасьевой «Описание первопечатных книг». Для исследователя первопечатания чрезвычайно интересен каждый сохранившийся экземпляр старопечатного издания. Вкладные и владельческие надписи, переплет, типографские варианты — все это способствует более углубленному изучению различных аспектов интересующего нас вопроса, а иногда ведет к неожиданным, но интересным открытиям. Очевидна отсюда та важность, которую имеют переписи (цензы) всех сохранившихся экземпляров того или иного издания. Для книг Иоганна Гутенберга работа эта, в основном, проведена. Неплохо учтены инкунабулы. Издания славянской первопечати, однако, до сего времени не учтены.
Поэтому трудно переоценить значение и желательность труда Т.Н. Протасьевой.
В сборнике «У истоков русского книгопечатания» были также опубликованы в оригинале и в переводах на современный русский язык важные источники для истории первых типографий — сказания XVII века о начале московского книгопечатания и тексты предисловий и послесловий первопечатных книг. Эту важную работу осуществили М.В. Щепкина и Т.Н. Протасьева. Библиографический указатель, составленный Т.Н. Каменевой, впрочем, далеко не полный, призван был продолжить известный уже читателю труд А.П. Лебедянской.
Резюмируя в двух словах краткий обзор советской историографии русского первопечатания, отметим, что в послереволюционные годы было выпущено большое количество исследований, в которых основание первой типографии рассматривалось в социально-политическом, экономическом, филологическом, лингвистическом, искусствоведческом планах. Не была забыта и фактографическая сторона вопроса. При очевидных больших успехах и достижениях советской историографии все же не было создано обобщающей монографии, характеризующейся комплексным рассмотрением всех сторон сложного, но исключительно важного для отечественной истории вопроса.