Напряженная обстановка
В эти первые месяцы 1942 года положение в Индии становилось все более напряженным. Театр военных действий все приближался, так что теперь стали вероятными воздушные налеты на индийские города. Что произойдет в тех странах Востока, где бушует война? Что нового произойдет во взаимоотношениях между Индией и Англией? Будем ли мы жить по-старому, гневно взирая друг на друга, связанные и одновременно разобщенные горькими воспоминаниями прошлого, жертвы неотвратимой трагической судьбы? Или же общая опасность поможет нам перекинуть мост через эту пропасть?
Даже базары пробудились от своей обычной летаргии и были охвачены волнением. Они были полны самых разнообразных слухов. Состоятельные классы боялись будущего, которое так быстро надвигалось на них, ибо это будущее, что бы оно ни несло с собой, по всей вероятности, должно было нарушить привычный им социальный порядок и создать угрозу их интересам и привилегированному положению. Крестьянин и рабочий не знали этих страхов, ибо они мало что могли потерять, и они были бы рады любому изменению в своем бедственном положении.
В Индии всегда наблюдалась горячая симпатия к Китаю и, как следствие этого, некоторая антипатия к Японии. Вначале ожидалось, что война на Тихом океане принесет облегчение Китаю. На протяжении четырех с половиной лет Китай боролся с Японией один на один. Теперь у него были могущественные союзники, и это, несомненно, должно было облегчить его бремя и уменьшить нависшую над ним опасность.
Однако эти союзники получали удар за ударом; под натиском наступающих японских армий английская колониальная империя разваливалась с поразительной быстротой. Значит, это величественное здание было всего лишь карточным домиком без всякого фундамента и внутренней устойчивости? Этот факт неизбежно сопоставлялся с длительным сопротивлением Китая японской агрессии, несмотря на отсутствие у него почти всего того, что требуется для современной войны.
Престиж Китая в глазах народа вырос, что же касается Японии, то народ не питал к ней симпатии, однако оп получал удовлетворение, наблюдая крушение старых европейских колониальных держав под натиском вооруженной мощи азиатской державы. Враждебные к восточноазиатской расе настроения наблюдались и среди англичан.
Пережить разгром и поражение само по себе было достаточно горько, но тот факт, что победу над ними одержала восточная азиатская держава, усугублял горечь и унижение. Один высокопоставленный англичанин сказал, что он скорее предпочел бы, чтобы «Принс оф Уэлс» и «Рипалс» были потоплены немцами, чем желтыми японцами.
Приезд китайских руководителей, генералиссимуса Чан Кайши и его супруги, явился большим событием для Индии. Официальные условности и позиция правительства Индии помешали им общаться с народом, но уже самый факт их пребывания в Индии в этот критический момент и ясно выраженное ими сочувствие делу освобождения нашей страны помогли вытянуть Индию из раковины ее национальной замкнутости и яснее осознать международные проблемы, судьба которых решалась в то время.
Узы, связывавшие Индию с Китаем, укрепились, так же как и желание Индии встать плечом к плечу с Китаем и другими странами в борьбе против общего врага. Опасность, грозившая Индии, содействовала сближению националистических и интернационалистских взглядов. Единственным разобщающим фактором была политика английского правительства.
Правительство Индии, без сомнения, ясно отдавало себе отчет в надвигающейся опасности. Оно должно было ощущать тревогу и сознавать необходимость срочных действий. Однако таковы были привычные условия жизни англичан в Индии, они так закостенели в своей раз навсегда установленной рутине, так сжились с постоянной бюрократической волокитой, что в их взглядах и деятельности не наблюдалось сколько-нибудь заметных изменений.
Не видно было, чтобы они торопились, спешили, испытывали напряжение, проявляли активность. Система, которую они представляли, была создана для другой эпохи и с другими целями. Касалось ли это их армии или их гражданских учреждений, назначение их состояло в одном — в оккупации Индии и в подавлении всяких попыток индийского народа к освобождению. Для этой цели они были вполне пригодны; совсем иным делом была современная война против могущественного и жестокого противника, и им было чрезвычайно трудно к ней приспособиться.
Они не были годны для этой цели интеллектуально, к тому же значительная часть их энергии уходила на подавление национализма в Индии. Крушение бирманских и малайских властей, оказавшихся неспособными справиться с новыми проблемами, было знаменательным и красноречивым фактом, однако из этого факта не было сделано никаких выводов. Бирмой управляла такого же рода гражданская администрация, как и та, что управляла Индией; по существу, несколькими годами ранее она еще была частью индийской администрации. Методы управления там были те же, что и в Индии, и Бирма показала, насколько отжившей была эта система.
Однако система эта продолжала существовать в неизменном виде, и вице-король со своими высшими чиновниками действовали точно так же, как и раньше. Они прибавили к своим штатам многих высокопоставленных чиновников, столь постыдно обанкротившихся в Бирме, и на самой верхушке в Симле водворилось еще одно «превосходительство».
Подобно тому как в Лондоне существуют эмигрантские правительства, нам была предоставлена привилегия иметь в своей среде чиновников — эмигрантов из английских колоний. Они нашли для себя как нельзя более подходящее место в английской системе в Индии.
Подобно силуэтам в театре теней, эти высшие чиновники продолжали действовать по-старому, пытаясь произвести на нас впечатление своим сложным величественным ритуалом, своими придворными церемониями, своими дурбарами и инвеститурами, своими парадами, своими обедами и вечерними туалетами, своими напыщенными разглагольствованиями. Дом вице-короля в Дели представлял собой главный храм, где творил обряд верховный жрец, но кроме него имелось множество других храмов и жрецов.
Весь этот церемониал и величественная помпезность были рассчитаны на то, чтобы производить впечатление, и они действительно производили в былые дни впечатление на наш народ, ибо индийцы также падки до всяческих церемоний. Однако с тех пор появились новые критерии, произошла переоценка ценностей, и теперь весь этот старательно разыгрывавшийся спектакль стал объектом шуток и насмешек.
Индийцев принято считать медлительными людьми, не склонными к спешке и торопливости, но даже они стали проявлять известную быстроту и энергичность в своей работе, настолько сильно было их желание сдвинуть дело с мертвой точки. Конгрессистские правительства провинций, каковы бы ни были их недостатки, горячо стремились добиться практических результатов и трудились упорно и непрерывно, не считаясь во многом с давно установившейся рутиной. Возмутительно было видеть пассивность и медлительность правительства Индии и его многочисленных чиновников перед лицом серьезного кризиса и опасности.
И вот в этот-то момент в стране появились американцы. Они очень торопились, были чрезвычайно активны, ничего не знали о методах и церемониале правительства Индии, да и не слишком стремились с ними познакомиться. Не терпя проволочек, они пресекали всяческие обструкции и бюрократизм и нарушали ровное течение жизни в Дели.
Они мало заботились о том, как следует одеться в том или ином случае, и подчас нарушали строгие правила протокола и официальной процедуры. Хотя помощь, которую они оказывали, была весьма желанной, их самих в высших официальных кругах недолюбливали и отношения с ними были натянутые. Индийцам они в общем нравились.
Их энергия, энтузиазм, с каким они относились к своему делу, были заразительны и составляли резкий контраст с полным отсутствием этих качеств в официальных английских кругах в Индии. Мы ценили их прямоту и отсутствие официальной принужденности. Над трениями между новопришельцами и чиновничьим классом немало потешались втихомолку и по этому поводу рассказывали множество истинных и вымышленных историй.
Приближение войны к Индии сильно беспокоило Ганди. Нелегко было согласовать его политику и программу ненасилия с этим новым обстоятельством. Гражданское неповиновение, естественно, исключалось перед лицом вторгающейся вражеской армии, а также в условиях двух противостоящих друг другу армий. Пассивность или примирение с вторжением равным образом исключались. Что же оставалось?
Его собственные коллеги и Национальный конгресс в целом отвергли применение принципа ненасилия в подобном случае или в качестве альтернативы вооруженному сопротивлению вторжению, и он в конце концов согласился, что они имели на это право. Но, тем не менее, он был встревожен, и, поскольку дело касалось его лично как человека, он не мог поддержать какие бы то ни было насильственные действия.
Однако он значил гораздо больше, чем отдельная личность. Занимал ли он какое-либо официальное положение в националистическом движении или нет, но он играл в нем выдающуюся, руководящую роль, и его слово имело большой вес для огромного числа людей.
Мало кто в настоящем или прошлом знал Индию и особенно индийские народные массы так, как знал их Ганди. Дело было не только в том, что он много путешествовал по Индии и соприкасался с миллионами людей. У него было какое-то свойство, позволявшее ему устанавливать эмоциональный контакт с массами. Он мог слиться с массами, чувствовать вместе с ними, и именно потому, что массы сознавали это, они платили ему любовью и преданностью.
И все же его представление об Индии было до известной степени окрашено теми взглядами, которые он усвоил в молодые годы в Гуджарате. Гуджаратцы представляли собой, по существу, общину мирных торговцев и купцов, находившихся под влиянием джайнистской доктрины ненасилия. Другие районы Индии в гораздо меньшей степени испытали на себе влияние этой доктрины, а некоторые вообще не испытали ее влияния.
Многочисленное сословие воинов-кшатриев, разумеется, не допускало, чтобы она служила помехой войне или охоте на диких животных. Другие сословия, включая брахманов, также в целом мало были подвержены влиянию этой доктрины. Но у Гапди был свой особый взгляд на развитие индийской мысли и истории. Он считал, что ненасилие было главным принципом, лежавшим в основе этого развития, хотя имели место и многочисленные отклонения от него.
Эта теория представлялась весьма искусственной, и многие индийские мыслители и историки не соглашались с ней. К достоинствам доктрины ненасилия на нынешнем этапе человеческого существования это никакого отношения не имело, но говорило о некоторой пристрастности исторических воззрений Ганди.
Особенности географического положения страны имели огромное определяющее влияние на ее национальный характер и историю. Тот факт, что Индия была отрезана могучим барьером Гималаев и морем, внушил обитателям этого обширного района сознание своего единства и в то же время породил замкнутость. На этой обширной территории возникла яркая и однородная цивилизация. Она имела неограниченный простор для своего расширения и развития и продолжала сохранять прочное культурное единство.
Однако в рамках этого единства возникло и разнообразие, обусловленное также географическими факторами. Обширные северные и центральные равнины не походили на пестрые холмистые районы Декана, и люди, обитавшие в различных географических районах, приобрели свои отличительные особенности. Ход истории также был различен на севере и на юге, хотя иногда пути ее скрещивались и сливались.
Равнинный характер местности и обширные открытые пространства севера, напоминающие Россию, требовали мощных центральных правительств для защиты от внешних врагов. На юге, как и на севере, существовали процветающие империи, но настоящим центром империи был север, который часто господствовал над югом. В старые времена сильное центральное правительство неизбежно было самодержавным.
Тот факт, что маратхи сыграли отнюдь не последнюю роль в падении Могольской империи, не был простой исторической случайностью. Маратхи пришли из холмистых районов Декана. У них в какой-то мере сохранился дух независимости, в то время как огромное большинство населения северных равнин стало угодливым и покорным. Англичане легко одержали победу в Бенгалии. Обитатели ее плодородных равнин покорились им с удивительным смирением. Закрепившись там, англичане проникли затем и в другие районы.
География имеет значение и сейчас, она будет иметь значение и в будущем, однако ныне более важную роль играют другие факторы. Горы и моря уже не являются более барьерами, но они все еще определяют характер народа, а также политическое и экономическое положение страны. Их нельзя игнорировать при рассмотрении новых планов раздела, расчленения или воссоединения, если только эти планы разрабатываются не во всемирном масштабе.
Ганди глубоко изучил Индию и индийский народ. Хотя он и не питает большого интереса к истории как таковой и, быть может, не обладает тем пониманием истории, тем чутьем историка, которое свойственно некоторым людям, однако оп не упускает из виду и ясно представляет себе исторические корни индийского народа. Он хорошо осведомлен о текущих событиях и тщательно следит за ними, хотя внимание его сосредоточено, естественно, на сегодняшних проблемах Индии.
Он обладает способностью схватывать самую суть проблемы или той или иной ситуации, отбрасывая в сторону все несущественное. Подходя ко всему, как он считает, с моральным критерием, он схватывает суть вещей и видит их в перспективе. Бернард Шоу сказал, что хотя он (Ганди), возможно, совершает много тактических ошибок, но его основная стратегия остается правильной. Большинство людей, однако, не слишком тревожится по поводу отдаленных результатов, их гораздо больше интересуют тактические выгоды момента.