История Будды
История Будды увлекала меня даже в раннем детстве. Сердце влекло меня к юному Сиддхартхе, который после долгой внутренней борьбы, мук и страданий превратился в Будду. Одной из моих любимых книг была «Light of Asia» Эдвина Арнольда.
Впоследствии, когда мне приходилось часто разъезжать по своей провинции, я любил посещать те многие места, которые предание связывает с Буддой. Иногда я даже делал для этого крюк. Большинство этих мест находится в моей родной провинции. Здесь (на границе Непала) родился Будда, здесь он странствовал, здесь (в Гае, в Бихаре) он сидел под деревом Бодхи и достиг просветления, здесь он прочел свою первую проповедь, и здесь он умер.
Бывая в странах, где буддизм остается живой и господствующей верой, я посещал храмы и монастыри, встречался с монахами и мирянами и старался выяснить, что дал буддизм этим людям. Как он повлиял на них, какой след оставил в их душах и на их лицах, как они относятся к современной жизни? Многое мне не нравилось.
На рациональное этическое учение было нагромождено обильное многословие, множество обрядностей, канонических прав и, вопреки Будде, слишком много метафизики и даже магии. Несмотря на предостережение Будды, они обожествили его, и его колоссальные изваяния в храмах и других местах смотрели на меня, и я задавал себе вопрос: что бы он сам подумал по этому поводу?
Многие монахи были невежественными людьми, полными тщеславия и требовавшими почтения если не к самим себе, то к своему облачению. В каждой стране религия приобрела национальные черты и приспособилась к различным обычаям и образу жизни. Все это было довольно естественным и пожалуй, неизбежным явлением.
Но я видел и много такого, что мне понравилось. В некоторых монастырях и монастырских школах царила атмосфера мирного изучения и созерцания. Лица многих монахов отражали смирение и покой, достоинство, мягкость, отрешенность и свободу от мирских забот. Отвечало ли это все современной жизни или было лишь бегством от нее? Нельзя ли было привнести все это в непрерывную борьбу жизни и несколько умерить одолевающие нас вульгарность, дух наживы и насилия?
Пессимизм буддизма, так же как и тенденция уйти от жизни и ее проблем, не отвечал моим взглядам на жизнь. Где-то в глубине души я был язычником, с языческой любовью. к богатствам жизни и природы, и не испытывал особого отвращения конфликтам, порождаемым жизнью. Все, что я испытал, все, что видел вокруг, каким бы печальным и мучительным это ни было, не подавило во мне этого инстинкта.
Был ли буддизм пассивным и пессимистическим? Истолкователи буддизма могут сказать, что это так: многие из его последователей, возможно, восприняли его в таком духе. Я не компетентен судить о всех его тонкостях и его последующем сложном и метафизическом развитии. Но когда я думаю о Будде, у меня не появляется такого чувства, и я не могу представить себе, чтобы религия, основанная главным образом на пассивности и пессимизме, могла иметь такое влияние на множество людей и в том числе на людей высокоодаренных.
Образ Будды, с любовью воспроизведенный тысячами рук в камне, мраморе и бронзе, словно символизирует весь дух индийского мышления или, по меньшей мере, один его жизненно важный аспект. Сидящий на цветке лотоса, спокойный и безмятежный, выше страстей и желаний, выше бурь и борьбы этого мира, такой далекий, он кажется недосягаемым, недостижимым.
Но стоит приглядеться, и мы увидим, что за этими спокойными, неподвижными чертами скрываются страсти и эмоции, странные и более сильные, чем те страсти и эмоции, которые испытывали мы. Глаза его закрыты, но они как бы излучают силу духа, и весь образ наполнен жизненной энергией. Идут века, а Будда все же не кажется столь уж далеким; мы слышим его голос, призывающий нас не бояться борьбы, а со спокойным взором принять ее и видеть в жизни все большие возможности роста и прогресса.
В наши дни личность не утратила своего значения, и человек, оставивший, подобно Будде, такой отпечаток на образе мышления человечества (ибо даже сейчас в мыслях о нем есть что-то живое и волнующее), должен был быть замечательным человеком, представлявшим собой, по словам Барта, «законченный образец спокойствия и кроткого величия, безграничной нежности ко всему, что дышит, и жалости ко всему, что страждет, образец совершенной нравственной свободы и освобождения от всякого предрассудка».
А страна и народ, способные дать столь изумительный тип человека, должны обладать большим запасом мудрости и внутренней силы.