Индийский динамизм против британского консерватизма
В новых законодательных собраниях провинций сельские районы были представлены значительно шире, и поэтому все эти собрания потребовали проведения аграрных реформ. Особенно тяжелым было положение арендаторов в Бенгалии — в связи с существованием постоянного замнидарств а и по ряду других причин. Затем шли другие провинции с преобладанием крупного заминдарства (землевладения), прежде всего Бихар и Соединенные провинции, и, наконец, такие провинции, как Мадрас, Бомбей, Пенджаб и др., где первоначально существовала в какой- то форме крестьянская собственность на землю, но наряду с ней выросли также крупные поместья. Система постоянного заминдарства препятствовала проведению сколько-нибудь эффективных реформ в Бенгалии.
Почти все признают, что с этой системой надо покончить, это рекомендовала даже одна официальная комиссия, но могущественные частные интересы находят возможности провалить эти реформы или задержать их проведение. Пенджаб обладал тем преимуществом, что он располагал свободными землями.
Для Конгресса аграрный вопрос был главным социальным вопросом, и его изучению и выработке соответствующей политики было уделено много времени. Эта политика была различна в разных провинциях, меняясь в зависимости от условий, а также от классового состава конгрессистских организаций. Существовала всеиндийская аграрная политика, сформулированная центральными руководящими органами Конгресса, и каждая провинция дополняла ее и вносила в нее свои конкретные черты.
В Соединенных провинциях конгрессистская организация была в этом отношении самой передовой. Она приняла решение о необходимости ликвидации заминдарской системы, но это было невозможно в условиях действия Закона об управлении Индией 1935 года, не говоря уже о том, что этому препятствовали особые полномочия вице-короля и губернатора, а также вторая палата, состоявшая преимущественно из представителей землевладельцев. Таким образом, для осуществления этих преобразований нужно было несколько расширить рамки существующей системы, если только какой-либо революционный переворот не положит конец самой этой системе. Это чрезвычайно затрудняло и осложняло проведение реформ, и на них потребовалось значительно больше времени, чем первоначально предполагалось.
И все же были проведены существенные аграрные реформы и приняты энергичные меры для разрешения проблемы задолженности крестьянства. Приняты были также меры к разрешению таких проблем, как условия труда на промышленных предприятиях, народное здравоохранение и улучшение санитарных условий, местное самоуправление, низшее и среднее, а также высшее образование, ликвидация неграмотности, развитие промышленности, сельского хозяйства и многие другие.
Предыдущие правительства игнорировали все эти социальные, культурные и экономические проблемы, так как их задача заключалась в том, чтобы обеспечить бесперебойную работу полиции и исправное взимание налогов; все остальное пускалось на самотек. Изредка предпринимались какие-то слабые шаги, создавались комиссии или комитеты для обследования, которые после нескольких лет работы и многочисленных поездок по стране представляли обширные доклады.
Затем эти доклады откладывались в долгий ящик, и тем дело кончалось. Даже статистика не была поставлена надлежащим образом, несмотря на настойчивые требования общественности. Это отсутствие статистических данных, обследований, необходимой информации серьезно затрудняло прогресс в любом направлении. Таким образом, новым правительствам провинций пришлось наряду с обычной административной деятельностью взвалить на себя горы работы, накопившейся за долгие годы бездействия.
Со всех сторон их окружали проблемы, требовавшие срочного разрешения. Правительства провинций должны были реорганизовать полицейское государство в государство, служащее общественным интересам, что вообще представляет собой нелегкое дело, по в данном случае это еще больше затруднялось ограниченностью их власти, нищетой народа и разногласиями между этими правительствами провинций и деспотической авторитарной центральной властью во главе с вице-королем.
Мы видели все эти трудности и препятствия, мы сознавали в глубине души, что не сможем многого сделать, пока условия не будут радикально изменены, это порождало у нас страстное стремление к независимости,— и все же мы были охвачены жаждой прогресса и желанием следовать примеру других стран, так далеко ушедших вперед во многих отношениях. Мы думали о Соединенных Штатах Америки и даже о некоторых восточных странах, которые стремились вперед.
Но главное, перед нами был пример Советского Союза, который за каких-нибудь два десятилетия, заполненных войной и гражданскими раздорами, и несмотря на, казалось бы, непреодолимые трудности, достиг колоссальных успехов. Одних коммунизм привлекал, других нет, но все были восхищены успехами Советского Союза в области образования, культуры, здравоохранения и физического воспитания, а также в области разрешения национальной проблемы — изумительными и грандиозными усилиями, направленными к созданию нового мира на обломках старого.
Даже Рабиндранат Тагор, этот крайний индивидуалист, которому не импонировали некоторые стороны коммунистической системы, стал поклонником этой новой цивилизации и сопоставлял ее с условиями, существовавшими на его родине. В своем предсмертном письме он говорил «о неистощимой энергии, с которой Россия пытается бороться с болезнями и неграмотностью и благодаря которой она уверенно ликвидирует невежество и нищету, стирает следы унижения с лица обширного континента.
Ее цивилизация свободна от порождающих вражду различий между классами и сектами. Быстрые, поразительные успехи, достигнутые ею, вызывают у меня чувство радости и одновременно — зависти. Когда я вижу, что в другой стране около 200 национальностей, еще несколько лет назад находившихся на совершенно различных ступенях развития, двигаются вперед в мирном прогрессе и в дружбе и когда я смотрю на свою собственную страну и вижу, как высокоразвитые и мыслящие люди скатываются к хаосу варварства, я не могу не сопоставить эти две системы управления, из которых одна основана на сотрудничестве, а другая — на эксплуатации, что сделало возможным столь различные условия».
Если другие могут сделать это, то почему этого не можем сделать мы? Мы верили в свои способности, в свой разум, в свою волю, настойчивость и терпение, в способность достичь намеченной цели. Мы учитывали трудности, нашу нищету и отсталость, паши реакционные группы и классы, нашу рознь, но мы были готовы бороться с трудностями и преодолевать их. Мы знали, что за это придется заплатить дорогой ценой, но мы были готовы к этому, ибо никакая цена не могла быть выше той, которую мы платили изо дня в день при существовавшем положении. Но как было взяться за разрешение наших внутренних проблем, когда на каждом шагу мы сталкивались с внешней проблемой английского владычества и оккупации, которая сводила на нет все наши усилия?
Однако, поскольку правительства провинций давали нам некоторые возможности (хотя и ограниченные), мы хотели максимально использовать их. Но это оказалось чрезвычайно тяжелым делом для наших министров: на них навалилась масса работы и огромная ответственность, а постоянный административный аппарат не оказывал им помощи ввиду недостаточности контакта и отсутствия единства во взглядах. К сожалению, и численность министров была чрезвычайно мала. Они должны были подавать пример скромной жизни и экономии общественных средств.
Их оклады были весьма низкими, и подчас получалась любопытная картина, когда секретарь министра или другой его подчиненный, являвшийся чиновником Индийской гражданской службы, получал в виде жалованья PI дополнительных выплат вчетверо или даже в пять раз больше, чем министр. Мы не могли оказывать влияния на размеры жалованья чиновников Индийской гражданской службы. Министру обычно приходилось ездить в вагоне второго и даже третьего класса, тогда как его подчиненные могли позволить себе путешествие в первом классе или даже в роскошном салон-вагоне того же самого поезда.
Часто утверждали, что Исполнительный комитет Конгресса постоянно вмешивался в работу правительств провинций, отдавая им распоряжения сверху. Это совершенно неверно; никакое вмешательство во внутреннее управление не имело места. Исполнительный комитет Конгресса хотел только, чтобы правительства провинций проводили общую политику по всем основным политическим вопросам и чтобы программа Конгресса, изложенная в избирательном манифесте, претворялась в жизнь постольку, поскольку это было возможно. В частности, надо было проводить единую политику по отношению к губернаторам и правительству Индии.
Введение провинциальной автономии в условиях, когда в центральном правительстве все сохранялось в прежнем виде и оно по-прежнему не несло ответственности перед законодательным органом и оставалось авторитарным, могло привести к росту местнических настроений и розни и ослабить чувство единства индийского народа. Вероятно, английское правительство имело это в виду, поощряя подрывные элементы и тенденции.
Правительство Индии, несменяемое, не ответственное перед законодательным органом и непреклонное, по-прежнему представлявшее старые традиции английского империализма, стояло неподвижно, как скала, и, разумеется, проводило единую политику по отношению ко всем правительствам провинций. Точно так же поступали губернаторы, получавшие инструкции из Дели или Симлы.
Если бы конгрессистские правительства провинций действовали разными методами, каждое по-своему, то с ними можно было бы расправляться поодиночке. Поэтому было необходимо, чтобы правительства провинций держались вместе и противопоставляли правительству Индии единый фронт. Со своей стороны правительство Индии было в такой же мере заинтересовано в том, чтобы воспрепятствовать такому сотрудничеству, и предпочитало иметь дело с правительством каждой провинции в отдельности, не затрагивая аналогичные проблемы в других провинциях.
В августе 1937 года, вскоре после сформирования конгрессистских правительств провинций, Исполнительный комитет Конгресса принял следующую резолюцию:
«Рабочий комитет рекомендует министрам-конгрессистам создать комитет экспертов для рассмотрения срочных и насущных проблем, разрешение которых необходимо для осуществления любой программы реконструкции страны и социального планирования. Разрешение этих проблем потребует проведения больших обследований и сбора материалов, а также четкого определения общественной цели.
Многие из этих проблем нельзя разрешать в масштабах одной провинции, так как интересы соседних провинций взаимосвязаны. Необходимо было провести подробное обследование рек для разработки мер, направленных к предотвращению наводнений, использованию воды для орошения, для борьбы с эрозией почвы, к ликвидации очагов малярии, для разработки проектов гидроэлектростанций и других проектов.
Для этой цели следует обследовать и изучить данную реку на всем ее протяжении, необходимо также широкое государственное планирование. Развитие промышленности и руководство ею также требуют совместных и согласованных действий нескольких провинций. Поэтому Рабочий комитет рекомендует, чтобы для начала был создан межпровинциальный комитет экспертов для общего рассмотрения подлежащих разрешению проблем и для разработки рекомендаций относительно того, как и в каком порядке они должны разрешаться.
Этот комитет экспертов может рекомендовать создание специальных комиссий или управлений для самостоятельного рассмотрения каждой такой проблемы и для консультации заинтересованных правительств провинций относительно необходимых совместных мер».
Из этой резолюции видно, какого рода указания получали временами правительства провинций. Она показывает также, как стремился Исполнительный комитет Конгресса поощрять сотрудничество между правительствами провинций в области экономики и промышленности. Это сотрудничество не ограничивалось конгрессистскими правительствами, хотя рекомендации, естественно, были обращены к ним. Работы по всестороннему изучению той или иной реки не могли быть ограничены рамками провинции: так, изучение долины Ганга и создание комиссии по реке Ганг (чрезвычайно важная работа, которая до сих пор еще не проделана) могут быть произведены только при условии сотрудничества правительств трех провинций — Соединенных провинций, Бихара и Бенгалии.
Резолюция показывает также, какое большое значение придавал Конгресс широкому государственному планированию. Подобное планирование было невозможным, пока центральное правительство находилось вне народного контроля и пока не были сняты оковы с правительств провинций.
Однако мы считали, что можно выполнить существенные предварительные работы и заложить основы для будущего планирования. К сожалению, правительства провинций были так поглощены своими собственными делами, что претворение в жизнь этой резолюции задержалось. Национальный комитет по планированию был создан только в конце 1938 года, и я был назначен его председателем.
Я неоднократно подвергал критике работу конгрессистских правительств и выражал недовольство тем, что дело продвигается слишком медленно; однако теперь, оглядываясь назад, я поражаюсь, какие успехи были достигнуты ими за короткий срок в два года и три месяца, несмотря на бесчисленные трудности, которые окружали их. К сожалению, часть проделанной ими важной работы не успела принести плодов, поскольку в момент отставки конгрессистских правительств она находилась в стадии завершения и была приостановлена их преемником, то есть английским губернатором.
Деятельность конгрессистских правительств принесла пользу крестьянам и промышленным рабочим и придала им силы. Одним из наиболее важных достижений было введение системы массового начального образования. Эта система не только была основана на последних достижениях педагогической науки, но и специально приспособлена к индийским условиям.
Все силы, заинтересованные в сохранении существующего положения, препятствовали прогрессивным мероприятиям. Предприниматели (преимущественно европейцы, но частично также и индийцы) крайне грубо вели себя по отношению к членам комиссии, созданной правительством Соединенных провинций для обследования условий труда на текстильных предприятиях Канпура, и часто отказывались предоставлять комиссии фактический и цифровой материал.
Рабочие давно уже стояли перед лицом объединенного фронта предпринимателей и правительства, а полиция всегда была к услугам фабрикантов. Поэтому эти последние резко отрицательно отнеслись к новой политике, проводившейся конгрессистскими правительствами. Вот что пишет о тактике предпринимателей Б. Шива Рао, старый участник индийского рабочего движения, примыкающий к умеренному крылу этого движения: «Ухищрения и неразборчивость в средствах, характеризующие действия в подобных случаях (забастовки и др.) предпринимателей и полиции, показались бы невероятными человеку, незнакомому с индийскими условиями». Во многих странах правительства в их нынешнем составе становятся на сторону предпринимателей.
В Индии, указывает Шива Рао, для этого имеются дополнительные причины: «Помимо личной враждебности, почти все индийские должностные лица охвачены страхом, что профессиональные союзы, если дать им возможность развиваться, поднимут сознательность масс. Поскольку в Индии политическая борьба время от времени выливается в форму таких движений, как несотрудничество и кампании гражданского неповиновения, они считают, что нельзя допускать, чтобы массы организовались».
Правительства определяют политику, законодательные учреждения принимают законы, но осуществление политики на деле и проведение в жизнь этих законов зависит в конечном счете от административных учреждений и их персонала. Поэтому правительствам провинций волей-неволей приходилось опираться на административный аппарат, в частности на Индийскую гражданскую службу, и на полицию. Чиновники этих служб, проникнутые совсем иными, авторитарными традициями, не могли примириться с новой атмосферой, с требовательностью общественности, с тем, что их собственная роль стала менее значительной, не хотели подчиняться людям, которых они привыкли арестовывать и заключать в тюрьмы.
Первое время они проявляли тревогу в отношении будущих событий. Но никаких революционных перемен не произошло, и они постепенно успокоились и продолжали работать по-старому. Министрам нелегко вмешиваться в работу человека, находящегося на своем посту, это можно делать только в исключительных случаях. Персонал административных учреждений образовал круговую поруку, и все тесно держались друг за друга.
В случае смещения одного из чиновников его преемник обычно продолжал ту же линию. Было невозможно внезапно изменить старую реакционную и автократическую психологию административного персонала в целом. Отдельные лица могли изменять свои взгляды, некоторые могли попытаться приспособиться к новым условиям, но подавляющее большинство людей мыслила иначе и всегда действовали иначе — могли ли они претерпеть метаморфозу и стать борцами за новый порядок?
В лучшем случае они могли проявлять пассивную, неповоротливую лояльность; в силу самой природы вещей нельзя было ожидать пламенного энтузиазма к новой работе, в которую они не верили, и которая противоречила их собственным корыстным интересам. К сожалению, даже такая пассивная лояльность не всегда проявлялась.
Высшие чины Гражданской службы, издавна привыкшие к диктаторским методам и неограниченной власти, отнеслись к новым министрам и членам законодательных органов как к самозванцам, ворвавшимся в чужие владения. Трудно было отказаться от привычной уверенности в том, что именно они, постоянно действующий аппарат, и в особенности английские сотрудники этого аппарата, представляют Индию, а все остальные — малозначащие придатки.
Нелегко было мириться с пришельцами, а еще труднее — выполнять их приказания. Эти люди чувствовали себя примерно так, как чувствовал бы себя правоверный индус, если бы неприкасаемый ворвался в святилище его храма. Заколебалось здание престижа и расового превосходства, построенное с таким старанием и ставшее для них почти религией. Считается, что китайцы придают большое значение внешнему достоинству, но я думаю, что вряд ли найдется китаец, так страстно стремящийся сохранить «внешнее достоинство», как англичане в Индии. Для этих последних речь идет не только о своем личном, расовом или национальном престиже; это тесно связано также с их властью и с их частными интересами.
Однако с пришельцами приходилось мириться, хотя эта терпимость убывала по мере того, как ослабевало чувство страха. Такими настроениями были проникнуты все административные ведомства, но особенно они проявлялись за пределами центральных канцелярий, в округах, а также в вопросах, связанных с тем, что именуется «правопорядком», и считавшихся прерогативой местного судьи и полиции.
Требования конгрессистских правительств соблюдения гражданских свобод использовались местными чиновниками и полицией как оправдание для того, чтобы допускать вещи, которые обычно не потерпело бы ни одно правительство. Я убежден в том, что в ряде случаев эти нежелательные инциденты происходили по инициативе местных чиновников или полиции. Столкновения на религиозной почве вызывались рядом причин, но судебные власти и полиция тоже были в этом повинны.
Опыт показывает, что быстрые и решительные меры могут положить конец беспорядкам, а мы неоднократно были свидетелями необыкновенной медлительности и сознательного уклонения от выполнения своих обязанностей. Совершенно очевидно, что это делалось с целью дискредитировать конгрессистские правительства.
В промышленном городе Канпур, находящемся в Соединенных провинциях, местные власти проявили такую вопиющую некомпетентность и неуклюжесть, которые могли быть только умышленными. Религиозно-общинные трения, которые иногда доходили до местных столкновений, были более частым явлением в конце двадцатых и в начале тридцатых годов. После создания конгрессистских правительств количество столкновений значительно сократилось. Но и характер этих трений изменился, они приняли открыто политический характер и сознательно поощрялись и организовывались.
Гражданская служба создала себе, главным образом путем саморекламы, репутацию деловитости. Но стало очевидным, что за пределами узкой сферы деятельности, с которой они освоились, эти чиновники оказывались беспомощными и неумелыми. Они не усвоили демократические методы и не умели завоевать доброжелательного к себе отношения и добиться сотрудничества со стороны народа, которого они боялись и который презирали.
У них не было никакого представления относительно обширных, осуществляемых быстрыми темпами программ социального прогресса, и они могли только препятствовать их осуществлению своим бюрократизмом и узостью кругозора. За исключением некоторых отдельных лиц, это относится ко всем чиновникам высшей администрации, как англичанам, так и индийцам. Удивительно, насколько они были непригодны для разрешения новых задач, стоявших перед ними.
Разумеется, и в народных правительствах было немало неумения и некомпетентности. Но это компенсировалось энергией и энтузиазмом, тесным контактом с массами, желанием и способностью учиться на собственных ошибках. Здесь проявлялась жизненная энергия, жизнь била ключом, чувствовался напряженный пульс, горячее стремление добиться результатов; все это представляло разительный контраст с апатией и консерватизмом английского правящего класса и его сторонников.
Таким образом, Индия, страна традиций, являла странную картину: роли переменились. Англичане, которые пришли сюда как представители динамичного общества, стали теперь главной опорой неподвижной, устарелой традиции, среди индийцев же было много сторонников нового, динамичного порядка, горячо стремившихся к преобразованиям не только политического, но также социального и экономического характера. Эти индийцы представляли (возможно, и не сознавая этого) новые крупные действующие силы.
Такая перемена ролей показывала, что если в прошлом англичане и играли в Индии созидательную или прогрессивную роль, то теперь этого давно уже нет и они превратились в помеху и препятствие какому бы то ни было прогрессу. Темп работы их ведомств был медленный, и они не в состоянии были разрешить насущные проблемы, стоявшие перед Индией. Даже их публичные высказывания, в которых прежде была известная ясность и сила, стали нелепыми, напыщенными, лишенными какого-либо реального содержания.
В течение долгого времени английские власти распространяли легенду, будто английское правительство через свои высшие органы в Индии обучает нас трудному и сложному искусству самоуправления. Мы сами вели свои дела, и вели довольно успешно в течение нескольких тысяч лет до прихода англичан, милостиво взявшихся обучать нас. Нет сомнения в том, что нам не хватает многих качеств, которые следовало бы иметь; некоторые вольнодумцы даже утверждают, что эта несостоятельность возникла при господстве англичан. Но каковы бы ни были наши слабости, очевидно, что существующая администрация совершенно не способна вести Индию к прогрессу.
Сам характер этой администрации лишал ее этой возможности, ибо качества, необходимые в полицейском государстве, радикально отличаются от тех качеств, которые требуются в прогрессивном демократическом обществе. Прежде чем браться обучать других, им следовало бы переучиться самим и испить воды Леты, чтобы забыть, чем они были.
Своеобразное положение, в котором оказались народные правительства провинций, имевшие над собой автократическое центральное правительство, порождало много странных контрастов. Конгрессистские правительства стремились защитить гражданские свободы и ограничивали деятельность провинциальных управлений по расследованию преступности (УРП), главная обязанность которых заключалась в том, чтобы вести слежку за политическими деятелями и всеми, кто был заподозрен в антиправительственных настроениях.
Но хотя в провинциях деятельность этих учреждений была поставлена в известные рамки, имперское УРП продолжало свою работу, вероятно, с еще большей энергией, чем прежде. Не только наши письма подвергались цензуре, порой просматривалась даже переписка министров, правда, это делалось втихомолку и официально не признавалось. За последние четверть века или больше, отправляя письмо индийскому или иностранному адресату, я всегда сознавал, что оно будет прочитано, а быть может, даже скопировано каким-нибудь цензором секретной службы.
Говоря по телефону, я постоянно должен был помнить, что мой разговор, по всей вероятности, подслушивается. Письма, которые я получал, тоже проходили через какого-нибудь цензора. Я не хочу сказать, что обязательно просматривается каждое письмо; иногда это делается выборочно. Все это относится к мирному времени, а в военное время устанавливается двойная цензура.
К счастью, мы действовали в открытую, и нам нечего было скрывать в нашей политической деятельности. Тем не менее, чувство, что ты находишься под постоянным надзором, что за тобой следят и твои разговоры подслушивают, — неприятное чувство. Это раздражает, угнетает и даже мешает поддержанию личных знакомств. Нелегко писать так, как хотелось бы, если цензор заглядывает через ваше плечо.
Министры работали очень напряженно, и многие из них не выдержали нагрузки. Их здоровье пошатнулось, цвет лица поблек, вид был измученный и крайне утомленный. Но их поддерживало чувство долга, и они заставляли так же напряженно работать своих секретарей — индийцев, числившихся на Индийской гражданской службе, и весь свой штат: до поздней ночи горели огни в окнах их кабинетов. Когда в начале ноября 1939 года конгрессистские правительства вышли в отставку, многие вздохнули с облегчением: правительственные учреждения теперь оканчивали работу ровно в четыре часа дня и снова вернули свой прежний вид уединенных помещений, где царит тишина и куда народ допускается неохотно.
Жизнь вошла в прежнюю колею, темпы снова замедлились, послеобеденные часы и вечера опять освободились для игры в поло, теннис и бридж и для удовольствий клубной жизни. Дурной сон кончился, можно было снова заниматься делами и развлекаться, как в прежние времена. Правда, шла война (пока что только в Европе), и Польша была разгромлена легионами Гитлера. Но все это было очень далеко, к тому же это была «странная война». В то время как солдаты исполняли свой долг, сражались и умирали, здесь тоже должен был выполняться долг, заключавшийся в том, чтобы солидно и с чувством собственного достоинства нести бремя белого человека.
За короткий период деятельности конгрессистских правительств укрепилась наша уверенность в том, что главным препятствием прогрессу в Индии была навязанная англичанами политическая и экономическая система. Нельзя отрицать, что многие освященные традицией обычаи, социальные формы и порядки также препятствовали прогрессу и их необходимо было устранить.
Однако присущую индийской экономике тенденцию к развитию ограничивали не столько эти формы и обычаи, сколько то, что англичане душили нас политически и экономически. Если бы не эти стальные тиски, экономика неизбежно развивалась бы, вызывая социальные сдвиги и уничтожая отжившие обычаи и церемониалы. Следовательно, необходимо было сосредоточить все усилия на том, чтобы вырваться из этих тисков, расходование энергии на другие цели не давало существенных результатов, как если бы мы пахали песок.
Сама эта система базировалась на полуфеодальном способе землевладения и на многих других пережитках прошлого и охраняла их. Любая форма демократии в Индии была несовместима с английской политической и экономической системой, и столкновение между ними было неизбежно. Поэтому в период частичной демократии 1937-1939 годов всегда существовала непосредственная угроза конфликта. Отсюда возникла официальная британская точка зрения, сводящаяся к тому, что из демократии в Индии ничего не вышло, так как англичане способны рассматривать демократию только с позиций защиты системы ценностей и частных интересов, которые они создали в Индии.
Поскольку не удавалось создать покорную и раболепствующую демократию, которую они могли бы одобрить, и поскольку обнаружилось стремление к осуществлению всякого рода радикальных преобразований, английским властям оставалось только вернуться к чисто деспотическому режиму и положить конец всякой игре в демократию. В развитии этой концепции можно видеть явное сходство с зарождением и ростом фашизма в Европе. Даже господство законности, которым так гордились англичане в Индии, уступило место чему-то вроде осадного положения и управления посредством указов и декретов.