Проблемы рукописной и печатной книги

Типограф М.А. Куколь-Яснопольский и демократическое книжное дело 60-х годов XIX в.

И.Е. Баренбаум


В 1865 г. в Петербурге появились первые книги, помеченные типографской маркой М.А. Куколь-Яснопольского

Михаил Александрович Куколь-Яснопольский — уроженец Харьковской губернии, бывший студент Медико-хирургической академии, коллежский регистратор — получил свидетельство на содержание типографии в Петербурге 7 декабря 1864 г. Типография помещалась в доме Бенардаки в Столярном переулке. С самого начала она привлекла к себе внимание III отделения. Уже 20 января 1865 г. агент III отделения доносил: «Принадлежность Куколь-Яснопольского к обществу Нечаткина, друга Утина и поборника Герцена и Комп., а также то обстоятельство, что в устраиваемой типографии занимаются студенты медицинской академии, наводит на мысль, что означенная типография утверждается не без тайной цели». В донесении от 8 февраля 1865 г. было обращено внимание на то, что в типографии Куколь-Яснопольского «принято за правило рабочих не нанимать: все работы должны будут производиться людьми близкими Яснопольскому, преимущественно из студентов Медико-хирургической академии. Сих последних в настоящее время там занимается трое; один уже отошел. Эти господа, вероятно, не умеют обходиться со станками, ибо большой станок, стоющий 2 т. р. с., ими уже испорчен и теперь починяется».

III отделение относило Куколь-Яснопольского к лицам «самого крайнего направления». В одном на секретных документов, относящихся к началу 1868 г., Куколь-Яснопольский был охарактеризован как «поборник Герцена и К°, друг домашнего учителя Худякова (осужденного) и всей Печаткинской К° и вообще личность чрезвычайно вредная». Здесь же говорилось о «крайней неблагонадежности» Куколь-Яснопольского. Из агентурных сведений видно, что в числе лиц, с которыми он был близок, кроме названных выше Печаткина и Худякова, были также Ткачев, Ишутин, Черкесов, Михайлов, Бакст, жена Печаткина — Варвара Глушановская, Голицын, Тиблен, Неклюдов — активные деятели революционной партии, «отъявленные нигилисты», по определению III отделения. Особенно дружен был Куколь-Яснопольский с Печаткиным. Их знакомство состоялось в то время, когда Печаткин сдавал экзамены за университет, а Куколь-Яснопольский посещал его как вольнослушатель. У них же на квартире Куколь-Яснопольский и поселился. В женской переплетной мастерской, которую содержала Варвара Печаткина, он выполнял обязанности кассира. Тайный полицейский агент доносил, что запрещенные книги, которыми пользовались работницы переплетной, хранились не в самой переплетной, а на квартире у Куколь-Яснопольского. У него же в феврале 1865 г. состоялось собрание «Общества взаимного вспомоществования», составленного из наборщиков петербургских типографий, при активном участии Е. Печаткина. Типография Куколь-Яснопольского, судя по агентурным данным, была открыта на деньги Евг. Печаткина. По данным инспекторского отчета за 1865 г., оборудование ее состояло из одной скоропечатной машины, двух станков и 244 пудов шрифта.

В ноябре 1867 г. Куколь-Яснопольский продал типографию вюртембергскому подданному Теодору Гаушу, который, в свою очередь, передал ее в собственность прусскому подданному Герману Мюллеру. Этот последний получил свидетельство на право содержания типографии 9 декабря 1867 г. 29 декабря того же года обер-полицмейстер Петербурга Трепов доносил, что «в настоящее время Куколь-Яснопольский, продав часть принадлежавшей ему типографии иностранцу Миллеру (Мюллеру) остальную часть перевез в типографию известного издателя Тиблена, с которым, по-видимому, вступает в общество» В донесении от 13 января 1868 г. утверждалось, что Куколь-Яснопольский, имея намерение купить типографии» Неклюдова (Тиблена и К°), сделал по этому поводу заявление Управлению обер-полицмейстера, но формального прошения еще не представил. «Надобно полагать, — указывалось в секретной записке,— что он вошел лишь в товарищество с Неклюдовым,— догадавшись, что обер-полицмейстер не дозволит ему приобресть означенную типографию в свою собственность».

В донесении от о апреля 1868 г. говорилось, что Куколь-Яснопольский «совершенно управляет типографией Неклюдова, которая находится под фирмою Тиблен и К°. Он постоянно и явно оказывает полное неуважение к властям, и конторщика за то, что сей последний старается исполнять установленные правила, — по крайней мере настолько, насколько это зависит от него, — называет трусом».

Обратимся непосредственно к издательской деятельности Куколь-Яснопольского. В 1865-1867 гг. принадлежавшая ему типография была одной из самых продуктивных в Петербурге. За время своего существования она успела выпустить около 50 названий.

Продукцию типографии по содержанию можно распределить по следующим разделам:

  1. история, социология, право;
  2. народное образование и педагогика;
  3. естественнонаучная литература;
  4. словесность.

Особенно полно представлены первый и третий разделы. Менее всего печаталось в типографии Куколь-Яснопольского беллетристических произведений. Социологическая и естественнонаучная тематика явно преобладает. Воспитанник Медико-хирургической академии, сохранивший и по окончании связь с ней Куколь-Яснопольский охотно печатал книги по естествознанию и медицине. Среди вышедших из его типографии книг по этой тематике мы находим сочинения И. Мечникова (магистерская диссертация «История эмбрионального развития Sepiola», 1867), Т. Гэксли (Современные вопросы антропологии, 1867), Г. Льюиса (Сердце и мозг, 1866), Р. Вирхова (Учение об опухолях, 1866), Тиндаля (Устройство вселенной, 1866), К. Фогта (Чтение о полезных и вредных животных, 1866), А. Россмеслера (Лес, 1866), А. Гано (Полный курс физики, 1865), В. Кюне (Учебник физиологической химии, 1867). Сюда же примыкают научно-популярные издания: «Рассказы о жизни животных» Бранделя и Бремя (1866), «Рассказы о семи лесных четвероногих» Дж. Гринвуда (1865), «Истории чайной чашки» А. Кэмпфьена (1866).

Среди книг социально-исторической тематики обращает на себя внимание ряд изданий по истории гражданской войны в США и французской революции XVIII в.: Флетчер. История американской войны (1867); М. Ланге. Авраам Линкольн и великая борьба между северными и южными американскими штатами в продолжении 1861-1865 гг. (1867); Дж. В. Дрэпер. Гражданское развитие Америки (мысли о будущей гражданской политике Америки) (1866); Г. Зибель. История французской революции и ее времени (1789-1795) (1865). Издание Куколь-Яснопольским этих сочинений не было, разумеется, случайным, оно отражало интерес русской разночинной демократии к революционным событиям прошлого и современности, к борьбе французского и американского народов за торжество идей свободы и подлинной демократии. К подобного рода сочинениям проявляли интерес Н.Г. Чернышевский, демократически настроенные издатели О.И. Бакет, Ф.С. Сущинский и др.

Из других изданий социальной тематики назовем «Литературный майораты» П.Ж. Прудона (1865), «Очерки русской истории» В. Санина (1866), «Тайны женских монастырей в Неаполе. Записки Энрикетты Караголло из рода князей Фарнезе, бывшей монахини Бенедиктинского ордена» (1867), Этнографические материалы по Средней Азии и Оренбургскому краю» М.Н. Галкина (1867).

Внимание Куколь-Яснопольского привлекают вопросы гражданского права, реформы судебных учреждений, состояние судопроизводства в странах Европы и Америки. Этим актуальным проблемам были посвящены издания: «Законоположение о присяжном судоустройстве и судопроизводстве важнейших государств Европы и Америки (1865-1866); «Высочайше утвержденное положение о введении в действие гласного судопроизводства по уставу 2 ноября 1864 г.» (1865); «Наши офицерские суды» Ф. Павленкова (1865). Интерес разночинных демократов к ассоциациям и артельным обществам нашел отражение в напечатанном Куколь-Яснопольским «Уставе высочайше утвержденного 15 августа 1865 года Общества городского молочного хозяйства» (1865) (учредители — Рождественский, Бакст, Герд).

Не менее интересны издания по вопросам народного образования, самообразования, воспитания, психологии и педагогики. Здесь прежде всего должен быть назван знаменитый «Самоучитель для начинающих обучаться грамоте» Худякова (1865). Среди прочих книг: Ю. Либих. Индукция и дедукция (1865); «Публичные лекции Эдуарда Лабуле о самообразовании, о народном воспитании и народных библиотеках» (1867); А. Филонов и А. Радонежский. Книга для первоначального чтения (1866); «Образование человеческого характера» (1865); «Дитя и мир» (1866).

Небольшой раздел словесности представлен «Опытом исторического обозрения русской словесности с хрестоматией)» Ореста Миллера (1865-1866), очерком В.И. Ламанского «Столетняя память Михаилу Васильевичу Ломоносову апреля 1865 г.» (1865), популярной повестью Жюля Верна «Англичане на Северном полюсе. Приключения капитана Гаттераса» (1866-1867).

О том, сколь не случаен был отбор изданий, печатавшихся в типографии Куколь-Яснопольского, можно судить и по их издателям, переводчикам и редакторам. Все это были видные деятели демократического лагеря, либо участники, либо очень близко стоявшие к тайным обществам — А.Д. Путята, Е.П. Печаткин, В.О. Ковалевский, Л.П. Шелгунова, Ф.Ф. Павленков, И.М. Сеченов, Н.И. Ламанский, А.А. Черкесов, Г.А. Немиров, В.Я. Ососов и др.

Тенденциозное направление изданий, выпущенных типографией Куколь-Яснопольского, не осталось незамеченным цензурным ведомством и III отделением. Особое внимание цензуры привлекли к себе следующие сочинения: «Самоучитель для начинающих обучаться грамоте» И.А. Худякова, «Древняя Русь» его же и «Письма об Англии» Луи Блана.

«Самоучитель» И.А. Худякова, изданный совместно с Печаткиным, с самого начала был задуман как пропагандистская книга. «На эту книгу, — пишет Худяков в своей автобиографии, — без сомнения, я потратил бы гораздо больше труда, если бы не мысль, что эту книгу могут запретить и, стало быть, все равно труд пропадет даром. Книга была написала так, что возбуждала интерес к естественным наукам, наменяла весь строй миросозерцания читателя, и я был доволен этим».

О «Самоучителе» Худякова с похвалой отзывался Герцен. «Превосходно составленный учебник, т.е. из ряда вон, очень жалею, что я его не знал прежде», — писал он в феврале 1866 г. Огареву. По учебнику Худякова он занимался со своей дочерью Лизой..

Книга вышла из типографии Куколь-Яснопольского в августе 1865 г. Она была представлена в цензурный комитет и разрешена к выпуску в свет цензором Лебедевым.

По выходе книги в свет на нее было обращено внимание III отделения. В агентурном донесении от 26 сентября 1865 г. говорилось: «О домашнем учителе Худякове в экспедиции нет сведений, известно только, что он еще прежде издал «Книгу для чтении», очень недурно составленную». Агент сообщал также, что «Самоучитель для начинающих обучаться грамоте» был напечатан в типографии, открытой на деньги Печаткина.

Книга Худякова была подвергнута пересмотру: «...она по своему направлению в высшей степени преступна и, будучи по своей цене (25 коп.) доступна для масс народа, может повести к последствиям самым гибельным». Особое внимание было обращено на материалистическое, антирелигиозное направление книги. «Отдел, в котором излагается общественная история человека, — говорилось в цензурной записке, проникнут исключительно стремлением представить превосходство народного правления и всемерно унизить монархическое начало. С этой целью лучшею эпохою процветания жизни общественной признается время республики в Греции и Риме; в новом мире передовое развитие общей жизни в Англии объясняется участием народа в делах своей страны; а в заключение представлены Американские штаты как идеал общественного устройства. Напротив того, управление монархическое выставлено в виде опеки».

22 октября 1865 г. Валуев на том основании, что в книге Худякова были собраны рассказы, «явно направленные к поколебанию в народе религиозных и политических убеждений», признал нужным запретить обращение «Самоучителя» в продаже и изъять его из всех книжных магазинов, лавок, библиотек и у лиц, занимающихся разносной торговлей.

В конце октября обер-полицмейстер Петербурга доносил в главное управление по делам печати об изъятии 5914 экз. Всего же из 100 000 отпечатанных экземпляров удалось конфисковать 5931 экземпляр. Таким образом, значительная часть тиража разошлась по рукам, и тем самым книга Худякова выполнила предназначенную ей пропагандистскую роль.

«Древняя Русь» вышла в свет в 1867 г., когда Худяков находился уже в ссылке, поэтому имя автора не было указано на обложке. Цензор А. Смирнов в своем докладе писал: «Книга эта содержит в себе краткое обозрение исторического быта древней Руси до времен Петра Великого. Особенность этого обозрения состоит в подборе фактов, рисующих быт государства с самой неблаговидной стороны. Князья и цари представляются хитрыми властолюбцами, притеснителями народа; бояре — пронырливыми корыстолюбцами; духовенство — крайне невежественным; народ — загнанною и забитою массою, без малейшего понятия о достоинстве человека. Все, что было худого в древнем быте Руси, тщательно собрано в этом обозрении и некоторые факты неправильно истолкованы... Хорошего о древней Руси автор почти ничего не нашел сказать. Вообще нельзя не убедиться, что автор нарисовал такую мрачную картину преднамеренно, и в читателе этой книги может сложиться весьма неблагоприятное мнение о социальной и политической жизни наших предков допетровского периода. Особенно эта книга не может быть одобрена для юношества».

Несмотря на столь недвусмысленную характеристику, Цензурный комитет, согласившись с мнением цензора, не счел все же возможным возбудить судебное ее преследование. М.М. Клевенский в своей работе о Худякове отмечая, что все изложенное в «Древней Руси» «проникнуто определенным стремлением внушать читателю отрицательное отношение к тем началам русской истории — православию, самодержавию и «народности», — которые до той поры неизбежно должны были восхваляться во всех книжках, предназначенных для народа», — пишет вместе с тем: «...остается только удивляться, как была пропущена цензурой эта книжка, — до такой степени она, по тем временам, «ядовита»». Ответ на этот закономерный вопрос мы находим в цитированном выше цензурном деле. «Либерализм» Цензурного комитета был вызван тем, что, по его мнению, приведенные в книжке «Древняя Русь» факты, «хоти и очевидно подобранные с целью выставить в неблагоприятном свете развитие великокняжеской власти и вообще политический и социальный быт древней России, но тем не менее факты эти, если и не допускаются бесспорно исторической критикой, то по крайней мере не вымышлены автором и известны в нашей исторической литературе; и притом все относятся к допетровскому периоду нашей истории».

Не «отважившись» возбудить преследование против издателя книги, Цензурный комитет, учитывая вместе с тем, что она может быть приобретена как учебное пособие для школьных библиотек и в таком случае «односторонностью и решительностью своих выводов может произвести вредное влияние на доверчивый ум молодого читателя», счел нужным заявить о ней в Главном управлении по делам печати.

Любопытно, что пропущенная в 1867 г. «Древняя Русь» Худякова была запрещена и уничтожена во втором ее издании, в 1898 г., с ссылкой на дополнительный закон о печати 7 июня 1872 г. На этот раз блюстители «нравственности и порядка» не пожелали терпеть «злоумышленное извращение отечественной истории», как докладывал министр внутренних дел И.Л. Горемыкин в представлении Кабинету министров.

Первое издание «Древней Руси» было единственным изданием, предпринятым «Рублевым обществом». Куколь-Яснопольский был, надо полагать, в курсе пропагандистских замыслов «Общества», содействуя с помощью своей типографии их осуществлению.

11 ноября 1866 г. из типографии Куколь-Яснопольского на рассмотрение Цензурного комитета поступила книга Луи Плана «Письма об Англии» (т. 1, перевод под ред. М.А. Антоновича, издание Петра Щапова). После рассмотрения ее цензором Еленевым на книгу был наложен арест, и весь тираж, поступивший уже в переплетную Печаткиной, был опечатан 14 ноября 1866 г. Цензурный комитет определил возбудить судебное преследование против редактора и издателя книги: «1) за выражение мыслей, отрицающих божественное происхождение и авторитет св. писания, подрывающих веру в основные истины христианской религии и чрез то проводящих в общество начала безбожия и безответственности (ст. 181 Улож. о наказ, издания 1866 г.); 2) за оскорбительные отзывы о неограниченном монархическом правлении, установленном у нас коренным законом империи (ст. 245 уложения о наказ, издания 1866 г.) и 3) за напечатание без разрешения цензуры мест, подлежащих рассмотрению духовной цензуры (ст. 1024 ул. о наказ, изд. 1860 г.)».

В обвинительном акте Цензурного комитета отмечалось, что книга Луи Блана «косвенно приводит читателя к заключению, что одна только демократическая республика способна удовлетворить всем требованиям народа». Арест книги мотивирован также тем, что «имя Луи Блана, почитаемого главою коммунистической школы во Франции, должно привлечь к рассматриваемой книге многочисленных читателей из круга нашей молодежи...» «...Настойчивое желание переводчика пустить в народное обращение мысли заведомо для него вредные и опасные, — говорилось в обвинительном акте, — не может быть... объяснено другою целью, как намерением возбудить в молодежи и неустановившемся в своих мнениях поколении нашего общества сочувствие к этим мыслям, облеченным в заманчивый образ свободного исследования...».

Цензурный комитет дважды обращался и типографию относительно звания и местожительства издателя книги П.В. Щапова, «но не получал на свои требовании ответа»; и лишь через обер-полицмейстера удалось выяснить, что Петр Васильевич Щапов проживает в Москве, что ему 24 года и что он является «почетным гражданином». Любопытно, что Цензурный комитет готов был возложить, в случае необходимости, ответственность и на владельца типографии, что в аналогичных случаях обычно не практиковалось. «Если и сии сведении об издателе книги окажутся недостаточными, — говорилось в обвинительном акте, — то комитет полагает, что на основании пункта 3 ст. 1042 улож. о наказ, изд. 1860 г. ответственность за содержание книги падет на типографщика, отпечатавшего оную, отставного коллежского регистратора Куколь-Яснопольского». Органы юстиции разошлись, однако, во мнении с Главным управлением по делам печати. Министр юстиции, ссылаясь на то, что суждения автора о монархическом правлении не касаются существующего в России образа правления, не считал возможным возбуждать против них преследование на основании 245-й статьи уложения о наказаниях. Он находил также, что разбор христианской религии сделай «в приличной форме», и если бы даже «мог быть отнесен к числу преступлении против веры, предусмотренных статьей 181 уложения, то едва ли можно было бы ожидать успеха подобных обвинений перед судом с участием присяжных заседателей, ввиду уже одной несоразмерности преступного действия с тяжестью наказания»

Председатель Цензурного комитета, поддерживая, в свою очередь, обвинительное заключение, писал в своем ответе министру юстиции: «Я с своей стороны не вижу основания предполагать, чтобы французский автор в аргументации своей противу монархической власти имел в виду Россию; но позволяю себе усомниться в том. чтобы издатель, делая это сочинение посредством перевода доступным русским малообразованным читателям, не рассчитывал на неизбежность применения высказанных Луи Бланом суждений к России.

Не отваживаясь прямо попадать на учреждения, укоренившиеся веками, политическая пропаганда начинает обыкновенно попыткою поколебать в обществе доверие к общему принципу, который лежит в основе учреждений».

Хотя П.В. Щапов и был привлечен к ответственности окружного суда (без участия присяжных заседателей), решением Кассационного департамента Правительственного сената он был оправдан. Дело ограничилось перепечаткой нескольких мест на 22 и 334 страницах. Арест с книги был снят.

Типография Куколь-Яснопольского приносила немало хлопот и неприятностей инспекторскому надзору. Вот как характеризовалась деятельность Куколь-Яснопольского в секретной справке, составленной генерал-адъютантом Треповым: «Михаил Куколь-Яснопольский замечен в постоянном и упорном нарушении установленных для содержателей типографий правил, в неисполнении законных требований подлежащих властей, в непрерывных сношениях с подозрительными в политическом отношении лицами, в принятии в свою типографию людей, состоящих на замечании полиции...».

О том, что Куколь-Яснопольский постоянно выказывал наклонность к нарушению установленных правил, доносил в своих рапортах в Главное управление по делам печати старший инспектор по надзору за типографиями генерал-майор Чебыкин.

Приведем перечень дел, по которым Куколь-Яснопольский был подвергнут судебному преследованию после вступления в действие закона от 6 апреля 1866 г. — с 1 сентября этого года:

  1. за напечатание разных объявлений и билетов без установленного разрешения;
  2. за напечатание записки членов Благородного собрания без цензурного разрешения и внесение в книгу заказов;
  3. за напечатание книги «Лес» Россмесслера вопреки правилам;
  4. за прием заказа на сочинение Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву»;
  5. за невнесение в шнуровую книгу сочинения «Древняя Русь»;
  6. за напечатание брошюры «Устав Общества Невского пивоваренного завода» без надлежащего дозволения;
  7. за напечатание книги «Учение об опухолях» Вирхова.

В основном все эти нарушения сводились к тому, что указанные издания либо не заносились в шнуровую книгу, либо, не превышая требуемый для бесцензурного издания объем (20 печ. листов), не подвергались предварительной цензуре. К этим нехитрым уловкам Куколь-Яснопольский прибегал для того, чтобы избежать возможных цензурных осложнений. Незанесение в шпуровую книгу позволяло увеличивать фактический тираж издания, часть которого можно было утаить в случае конфискации. Показательно, что именно так получилось с книгой «Древняя Русь», которая была подвергнута аресту. Не был показан тираж изданий и некоторых других книг, печатавшихся в типографии Куколь-Яснопольского — «Рабочая ассоциация», «Устав... общества городского молочного хозяйства» и др. Объяснения, которые давались по этому поводу владельцем типографии, не удовлетворили инспекторский надзор, и в каждом подобном случае Куколь-Яснопольский предавался суду.

Из перечисленных выше дел наибольший интерес представляет привлечение Куколь-Яснопольского к судебному преследованию за прием заказа на книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву».

6 июня 1866 г. инспектор 2-го участка донес генерал-майору Чебыкину, что в шнуровую книгу типографии Куколь-Яснопольского внесено было принятое к печатанию, по заказу Пушкарева, сочинение под заглавием «Путешествие из С.-Петербурга в Москву», без обозначения имени сочинителя и с отметкой, что заказ обратно выдан. Заказ был записан 1 апреля. Были указаны формат — 1/8 доля листа, тираж — 1200 экз. в графе «издатель» значилось: «Пушкарев - без цензуры», а далее: «возвращено издателю».

На предложение дать объяснение о причине возвращения экземпляра книги Куколь-Яснопольский пояснил, что это было сделано по требованию самого издателя Евгения Пушкарева, проживающего в Петербурге по Загородному проспекту, дом 6, кв. 2. О том, в каком виде был экземпляр, где он в настоящее время находится, а также кому принадлежит и чьего сочинения, Куколь-Яснопольский ответа дать не смог, но «обязался доставить самое обстоятельное объяснение не долее 6 числа в понедельник». Объяснения эти были признаны, однако, ложными, во-первых, потому что в шнуровой книге была обнаружена помарка, скрывающая имя владельца сочинения, и, во-вторых, потому, что, как утверждал участковый инспектор, незадолго до этого в газетах была опубликована заметка о «несчастной смерти» Евгения Пушкарева. К тому же Куколь-Яснопольский не выполнил своего обещания доставить к 6 апреля требуемое объяснение.

12 июля 1866 г. министр внутренних дел Валуев в отношения на имя С.-Петербургского обер-полицмейстера признал все данные Куколь-Яснопольским объяснения по поводу книги Радищева «весьма неосновательными», «вследствие сего и имея в виду, — писал он, — что в продолжение короткого времени, с 1 сентября 1865 г. содержатель типографии Куколь-Яснопольский подвергается уже неоднократным преследованиям за нарушение законов о печати, я пок. прошу Вас, м. г., поручить кому следует о вышеупомянутом новом нарушении закона, в этой типографии произвести строгое и тщательное исследование, сообщив при этом подлежащему судебному учреждению подробную справку о всех прежних нарушениях затем, чтобы суд имел полную возможность постановить заключение, сообразное постоянной преступной деятельности в упомянутой типографии.

21 июля обер-полицмейстер Трепов информировал Валуева о предании Куколь-Яснопольского суду за попытку напечатать «Путешествие из Петербурга в Москву» в обход цензурного запрета.

В истории с книгой Радищева многое остается неясным. Ссылка на Пушкарева была скорее всего лишь уловкой, и в этом отношении инспекторский надзор был, пожалуй, прав.

В некоторой связи с заказом на книгу Радищева находится, как нам представляется, эпизод с книгой князя М. Щербатова «О повреждении нравов в России». Это запрещенное в России сочинение, выпущенное Герценом в Лондонской типографии в 1858 г., было обнаружено 11 марта 1866 г. при очередном осмотре типографии Куколь-Яснопольского. Известно, что в одном томе с сочинениями Щербатова было одновременно издано и «Путешествие из Петербурга в Москву». В этом томе «Путешествие» занимает стр. 07—331. Оба сочинения были предварены предисловиями Герцена. Судя по рапорту Чебыкина, во время осмотра было обнаружено одно лишь сочинение Щербатова с предисловием Искандера (Герцена). Вторая же половина книги, как доносил Чебыкину участковый инспектор Попов, «была вырвана и скрыта». Возможно, с этого именно экземпляра и предполагалось сделать набор «Путешествия». Во всяком случае, не исключена возможность, что Куколь-Яснопольский имел дело с герценовским изданием книги Радищева.

12 апреля 1866 г. министр внутренних дел обратился к петербургскому военному генерал-губернатору с просьбой сделать распоряжение о строжайшем расследовании обстоятельств открытого ныне в типографии Куколь-Яснопольского хранения недозволенных к обращению в публике книг, с тем чтобы о последствиях сего расследования было передано на заключение подлежащего судебного учреждения и старшим инспектором типографии и свое время было донесено Главному управлению по делам печати.

Результатом этой переписки явилось появление рапорта генерал-майора Чебыкина в Главное управление по делам печати от 6 мая 1866 г.: «Не будет ли признано возможным ввиду столь постоянно возобновляющихся попыток со стороны Куколь-Яснопольского к нарушению существующих узаконений о порядке содержания типографий и по многократной прикосновенности его к суду и следствию — прекратить типографскую его деятельность устранением его от содержания типографии»

По приказу гр. М.Н. Муравьева — председателя следственной комиссии по каракозовскому делу — 12 апреля 1866 г. на квартире и типографии, принадлежавших Куколь-Яснопольскому, был произведен обыск в связи с поступившими в комиссию доносами о его причастности к событиям 4 апреля. Однако при обыске были обнаружены лишь фотографические карточки Герцена и Михайлова и два экземпляра журнала Прудона «La voix du peuple». В итоге, как доносил агент III отделения, «Куколь-Яснопольский был оставлен в покое и даже не был призываем к допросу».

В мае 1866 г., по предложению В.Я. Фукса и по согласованию с шефом жандармов, был произведен одновременный тщательный осмотр ряда наиболее «неблагонадежных» и «подозрительных» в политическом отношении типографий, среди которых была и типография Куколь-Яснопольского. Этот осмотр, а по существу — обыск, должен был быть произведен так, чтобы, как писал позднее Фукс председателю Совета Главного управления по делам печати Турунову, при этом не были задеты «частные интересы» владельцев типографий. Исключение было сделано лишь для типографии Куколь-Яснопольского, где по специальному приказу Трепова осмотр был осуществлен «с чрезвычайной строгостью, не щадя нисколько частных интересов», на чем настаивала Следственная комиссия под председательством гр. М.Н. Муравьева.

При осмотре типографии Куколь-Яснопольского последний отказался допускать до проверки шрифта, мотивируя это тем, что такая мера угрожала бы убытком и 4 1/2 тысячи рублей. «Вследствие сего поручено старшему инспектору сделать эту проверку безотлагательно при содействии местной полиции».

В результате проверки, «способом взвешивания полного количества шрифта», было определено, что в типографии Куколь-Яснопольского шрифта недоставало в наличии по сравнению с имущественной книгой более чем на 4 пуда. Так как Куколь-Яснопольскнй не разрешил работникам типографии принять участие в процедуре взвешивании шрифтов, то, как докладывал об этом Чебыкин, «причинен был содержателю типографии довольно значительный убыток».

Грозившая Куколь-Яснопольскому многими неприятностями поверка шрифта, учиненная Чебыкиным, обернулась неожиданно неприятной стороной для самих властей.

Куколь-Яснопольский, отличавшийся, судя по всему, дерзостной натурой, подал в Судебную палату жалобу с просьбой взыскать с Чебыкина убыток в размере 1500 рублей. Судебная палата отказала ему в этой просьбе, но соединенное присутствие кассационного и первого департаментов Правительствующего сената нашло принесенную Куколь-Яснопольским апелляционную жалобу на решение палаты «заслуживающею уважения». Окружной суд ввиду заявления Чебыкина о преувеличенной цифре убытка, «исчисленного Куколь-Яснопольским гадательно», определил допустить к соучастию в деле экспертов. В итоге сумма убытка была снижена до 1007 р. 09 к.

Обеспокоенный решением суда, Чебыкин начал усиленно хлопотать о том, чтобы ответственность за происшедшее была снята с него и возложена на те инстанции, чьи приказы он исполнял по своему должностному положению. Просьбу старшего инспектора поддержал обер-полицмейстер Петербурга генерал-лейтенант Трепов. «Было бы крайне несправедливо, а в правительственном смысле и весьма неудобно возложить ответственность по сему делу на бывшего старшего инспектора генерал-майора Чебыкина», — писал Трепов в рапорте на имя министра внутренних дел 20 ноября 1867 г. По мнению Трепова, убытки следовало принять на государственный счет. Дело затянулось. Министр финансов Рейтерн в своем ответе на запрос министра внутренних дел о возможности принять на счет государственного казначейства 1007 р. 99 к., присужденных к взысканию с. Чебыкина в пользу Куколь-Яснопольского, сообщал в январе 1868 г.: «... на принятие на счет казны означенных 1007 р. 99 к. я могу согласиться в таком только случае, если употребленный генерал-майором Чебыкиным способ взвешивания будет узаконен на будущее время особыми правилами для инспекторов, ревизующих типографии и другие подобные им заведения».

Так как министр внутренних дел Тимашев заверил министра финансов, что определенные правила на этот счет устанавливаются, последний нашел возможным «испросить высочайшее разрешение на отпуск из государственного казначейства тысячи семи рублей девяносто девяти копеек», присужденных с Чебыкина в пользу Куколь-Яснопольского. «Монаршее согласие» на это было получено. В итоге всей этой сложной бюрократической процедуры 27 мая 1868 г. на свет появился любопытный документ следующею содержания: «Департамент государственного казначейства уведомляет, что им предложено главному казначейству открыть к смете министерства внутренних дел 1868 г. особым последним § под наименованием: «расходы на счет остатков заключенных смет, сверхсметный дополнительный кредит в 1007 р. 99 к. для отпуска содержателю типографии Куколь-Яснопольскому за понесенные им убытки при взвешивании бывшим старшим инспектором для надзора за типографиями генерал-майором Чебыкиным шрифта в означенной типографии».

Таков финал истории с взвешиванием шрифта, в которой царские власти подлинно уподобились знаменитой гоголевской офицерской вдове, которая сама себя высекла.

Куколь-Яснопольский не смог лично получить причитающуюся ему от царского правительства сумму. Он находился к этому времени за пределами Петербурга, в ссылке. Деньги же получила по его доверенности Варвара Глушановская (Печаткина).

Типография Куколь-Яснопольского, как и ее владелец, пользовалась дурной славой в политическом отношении. Несмотря на бесконечные придирки, осмотры, обыски, судебные преследования, Куколь-Яснопольскому длительное время удавалось ускользать из рук административной власти.

В своем докладе о проведенной им ревизии делопроизводства инспекторов типографий и т. и. учреждений В.Я. Фукс писал: «В участке Попова находится типография Куколь-Яснопольского, в которой инспектор хотя и открывал неоднократные нарушения правил о типографиях, но, давая делам этого рода исключительно формально-полицейское направление, он не озаботился обратить на эту типографию, через поверку личного состава заведения и количества шрифта, законно стеснительные административные меры для преграждения дальнейших нарушений закона.

На отношение этой типографии к неблагонадежным в политическом отношении личностям вроде Худякова и Печаткина равным образом не было обращено ни малейшего внимания».

Человек смелый и дерзкий, Куколь-Яснопольский действовал все же достаточно предусмотрительно, что и не давало администрации оснований справиться с ним. Очевидно, предвидя применение к нему полицейско-административных мер, Куколь-Яснопольский и поторопился продать принадлежащую ему типографию. И декабре 1867 г. петербургским обер-полицмейстер Трепов в составленной им секретной записке (она, надо полагать, предназначалась для шефа жандармов) предложил «в виде пресечения вредного влияния» Куколь-Яснопольского на общество, «а также для примера другим содержателям типографий» — выслать его из столицы. Записка Трепова повергла высшее начальство в изумление. Об этом красноречиво свидетельствует карандашная приписка, сделанная на ее полях: «Каким образом его (т.е. Куколь-Яснопольского) типография продолжала существовать? Разве она не была закрыта гр. Муравьевым? — или же не закрыта впоследствии. — Имеет ли администрация права закрывать типографии — удобно выслать, когда дело предано суду». Последний вопрос относился, очевидно, к рассмотрению судом иска по поводу последних нарушений Куколь-Яснопольским правил о печати (прием заказа на книгу Радищева и др.)

После того как выяснилось, что типография Куколь-Яснопольского продана, а судебное дело завершилось лишь, денежным штрафом, вновь был поднят вопрос о высылке его из Петербурга. На этот раз исполнительную власть смущало лишь то обстоятельство, что Куколь-Яснопольский все еще не возвратил обер-полицмейстеру полученное им свидетельство на право содержания типографии. Отобрать же это свидетельство можно было либо по суду, либо по решению «высшей административной власти». Решение это состоялось, и Куколь-Яснопольский был, наконец, выслан из столицы в 1868 г. в г. Макарьев Костромской губернии под надзор полиции. В 1871 г. ему было разрешено вновь свободно проживать в Петербурге, но с тем, чтобы он был оставлен под надзором полиции. О дальнейшей судьбе этого энергичного деятеля демократической книги 60-х годов нам, к сожалению, ничего не известно. Какими-либо сведениями о его издательской деятельности после 1871 г. мы также не обладаем.

MaxBooks.Ru 2007-2023