Централизация Кастилии
К централизации в своих королевствах стремились оба короля — как Изабелла, так и Фердинанд. Они понимали ее как переход к короне всей реальной власти в государстве и уничтожение или подчинение ей всех прежде независимых институтов, какой бы характер они ни носили. При этом оба супруга проявили свою решимость и волю, в равной степени ограничивая привилегии феодалов, церкви и буржуазии. В своей деятельности им пришлось неизбежно столкнуться с фуэрос, вольностями и фактической независимостью старинных политических группировок Кастилии и Арагона.
Изабелла и Фердинанд были, бесспорно, лишь продолжателями политики других королей — своих предшественников (например, Альфонса XI и Хуана II в Кастилии; Педро IV, Альфонса V и Хуана II в Арагоне). Но в Кастилии нужно было покорить главным образом лишь олигархическую знать, потому что средний класс в значительной мере был уже политически завоеван короной, когда Изабелла вступила на престол.
В Арагоне же при восшествии на престол Фердинанда знать играла незначительную роль в управлении (хотя отдельные ее представители еще продолжали нарушать мир в некоторых местностях), сохранив в период упадка власть лишь в нескольких городских центрах.
Поэтому большая часть актов Изабеллы, направленных против городов, является лишь простым (хотя и более эффективным) повторением мероприятий ее предшественников. В то же время беззаконие и самовластие Фердинанда в Арагоне и Каталонии (хотя эти действия и имели немало подобных же прецедентов) задевали города сильнее и возбуждали вначале резкое противодействие.
Вызванные централизаторскими стремлениями Изабеллы мероприятия, направленные против кастильской знати, уже известны. Следует отметить, что одним из важнейших мероприятий подобного рода являлась передача короне прав на магистерство духовных орденов, санкционированная папской буллой. Этот акт позволял предотвратить мятежные поползновения со стороны членов орденов — крупных объединений дворян.
Но всего этого было недостаточно, чтобы удовлетворить абсолютистские стремления королевской власти. Необходимо было также подчинить себе те учреждения среднего сословия, которые представляли его политическую силу. Путь к этому представлялся более легким, чем в случае, когда шла речь о борьбе со знатью. Во-первых, буржуазия в большей своей части была глубоко роялистской, и из ее среды выходили законоведы, проникнутые цезаристским духом юстинианова права, используемые королями в борьбе против знати.
Поэтому не было необходимости прямо наступать на буржуазию и при этом в такой форме, которая уместна была в борьбе против дворянской олигархии, часто неприкрыто оппозиционной. С другой стороны, внутренние раздоры в городах и разложение муниципального строя со временем дали королям возможность непосредственного вмешательства в дело управления городами. Подобное вмешательство принимало самые различные формы, хотя видимая автономия этих центров и сохранялась.
Такая система воздействия на города вполне удовлетворяла корону. За очень редкими исключениями, королевская власть не уничтожала фуэрос и не отменяла привилегий. Она довольствовалась прекращением законодательной деятельности муниципалитетов (за период правления Фердинанда и Изабеллы известно только одно новое фуэро — города Бернедо, данное в 1491 г.) и продолжала исподволь унифицировать городское законодательство посредством постановлений кортесов (в большинстве случаев по просьбе депутатов городов) и особенно путем королевских грамот и указов.
Короли привлекали также на свою сторону среднее сословие, оказывая его представителям различные милости и унижая тем самым знать. Они сохранили, видимость прежних вольностей и удовлетворяли стремления буржуазии, во многом совпадавшие с королевскими. Такими способами корона добивалась важных для реализации ее политических целей результатов.
Две существенные черты характеризуют политику короны по отношению к городам: особое законодательство, касающееся управления муниципиями, и особая тактика королей по отношению к кортесам, этому подлинно представительному учреждению буржуазии.
Законодательство это сравнительно скудно, многие законы являются лишь повторением прежних, изданных во времена Хуана I, Хуана II и даже Альфонса XI. Но оно отчетливо отражает процессы внутреннего разложения городского строя: раздоры между городами; внутреннюю борьбу в них; захват власти сильными мира сего; все усиливающееся вмешательство королевских делегатов и чиновников; замену прежних выборных муниципальных должностей другими должностями, замещаемыми по назначению короля пожизненными и наследственными; создание городских канцелярий.
Два закона, один—принятый на кортесах в Мадригале (1476 г.), а другой — дата которого не установлена, содержат намеки на «межгородские усобицы», которые вызвали смуты и бесчинства, и на волнения, с которыми не могли «справиться судьи (алькальды) данной местности».
Эти волнения вызывались, во-первых, борьбой между влиятельными родами, которые стремились захватить все городские должности; во-вторых, противоречиями между рыцарями, дворянами и плебеями или между купцами и законоведами (последние же были горды королевскими милостями и занимали ведущее положение в канцеляриях) и, в-третьих, трениями между городскими властями и королевскими чиновниками — алькальдами и коррехидорами, о злоупотреблениях которых говорится в нескольких грамотах Альфонса XI, Энрике II, Хуана II и в грамотах «католических королей».
Известны также произвольные действия представителей знати, которые то захватывали силой «гостиницы или другие здания в королевских городах и местечках», то занимали «окрестные земли в тех местах, где они проживали»; тогда существовало множество городов и местечек, «ограбленных» и лишенных «своих владений, рубежей окрестностей, лугов, пастбищ и водопоев». Подобного рода захваты производились также и самими городскими жителями и, очевидно, некоторыми муниципиями по отношению к смежным городам.
Чтобы покончить с этими злоупотреблениями, короли прибегали к уже испытанным средствам: ежегодно назначали коррехидоров (несмотря на жалобы кортесов в Мадригале, что коррехидоры назначаются без просьб со стороны городов), запрещали отправление одним лицом двух коррехидорских должностей и не назначали коррехидорами кавалеров духовно-рыцарских орденов; обязали коррехидоров подчиняться судьям-ревизорам «в течение 50 дней после оставления им должности», для того чтобы последние могли «рассудить всех жалобщиков, а коррехидоры—расплатиться за нанесенный ущерб»; посылали специальных следователей, когда местные алькальды не могли сами разрешить спорных вопросов (причем оплата этих должностных лиц возлагалась или на тяжущиеся стороны или на чиновника, по вине которого возникло дело), инспекторов или ревизоров, которые проводили ревизию отчетов о городских владениях и о размежевании городской территории и контролировали деятельность различных должностных лиц; отменили во многих городах выборные должности (магистратуры), замещая их пожизненно назначаемыми коронными чиновниками (так король и королева поступили в Касересе, где происходили внутренние усобицы в связи с выборами); запретили сдачу на откуп магистратур, во избежание злоупотреблений и превращения этих должностей в наследственные синекуры (ранее существовала такая практика, причем этот порядок в ряде случаев оказывался узаконенным особыми королевскими привилегиями); запретили выдачу «экспектативных грамот» (т. е. обещаний назначения на определенную должность), при этом король всегда сохранял за собой право назначения того или иного должностного лица. Почти все эти мероприятия были повторением подобных же мер, принятых предшественниками Фердинанда и Изабеллы.
Были регламентированы также выборы в тех городах, где система эта сохранилась, причем сохранялись льготы, предоставленные аристократии; были организованы городские нотариальные конторы, определены нормы оплаты городских чиновников и разработаны подробнейшие правила, касающиеся функций и прав нотариусов, и ряд иных установлений.
Все эти данные, однако, не позволяют еще представить себе масштаба политической централизации; фактически было уничтожено все своеобразие прежнего судебного, строя, и вся политическая жизнь города и система внутреннего управления оказались подчиненными короне. Перечисляя функции королевского совета и судебной администрации, мы столкнемся с другими ограничениями, косвенным образом наложенными на городскую автономию.
В некоторых случаях короли прибегали к особым мерам, более прямым и решительным, в борьбе с наиболее отчетливыми проявлениями духа независимости вольных городов. Так была предпринята попытка полного уничтожения автономии объединенных в эрмандаду городов северного побережья, хотя в Бискайе и выражались протесты против отмены традиционных фуэрос.
В послании 1490 г. король осудил созыв хунт эрмандады без участия коррехидора Бискайи, и хотя многие юридические обычаи сохранялись в течение некоторого времени, но союз городов пришел в упадок, утратив в конце концов свое былое политическое значение. Наконец, торговля некоторыми городскими должностями, которая уже началась в этот период и достигла значительного размаха в следующий, закрепила зависимость городов от центральной власти.
По отношению к кортесам католические короли проявили те же абсолютистские тенденции — они созывали кортесы всего лишь девять раз за более чем двадцатипятилетний промежуток (1475-1503 гг.), несмотря на то, что за это время имели место весьма важные события. Впрочем, в первые годы своего правления они использовали кортесы для частичного проведения внутренней реформы, причем важные решения были приняты на кортесах в Толедо.
Но с 1482 по 1498 г., т. е. в тот промежуток времени, когда была завоевана Гранада, открыта Америка, создана новая инквизиция и проведено изгнание евреев, кортесы не созывались ни разу. Правда, кортесы не обладали законодательной властью, и короли не должны были считаться с их волей, утверждая законы (хотя и требовалось одобрение кортесов, когда шла речь о податях). Но кортесы играли значительную роль, когда происходило провозглашение короля, устанавливая права преемственности в наследовании престола, что имело место при разрешении подобного вопроса в последние годы царствования Энрике IV.
Кроме того, короли приносили присягу фуэрос и вольностям перед депутатами кортесов. Право представления королю петиций от сословий кортесов, и в особенности от плебейского сословия, превращало это учреждение в орган, который осуществлял прямую связь между народом и монархом, в орган, отражавший нужды народа, который искал их удовлетворения в законной форме, испрашивая санкцию короля.
Наконец, существовал старинный обычай консультации с кортесами в тех случаях, когда король стремился придать своим решениям большую силу или представить их как волеизъявление народа (так было, например, в случае отмены ранее предоставленных пожалований). Все эти функции придавали кортесам такое значение, что отказ от их созыва для обсуждения вопросов, подобных тем, которые возникли в 80-х и 90-х годах XV в., означал подрыв престижа этого учреждения.
После смерти королевы Изабеллы Хуана и Фердинанд созывали кортесы шесть раз, снова испрашивая их совета при разрешении ряда трудных вопросов (взаимоотношения с Францией, присоединение королевства Наварры). Но в деятельности Фердинанда и Изабеллы вполне отчетливо проявляется тенденция умалить значение кортесов, а то обстоятельство, что влияние кортесов заметно уменьшается в эту эпоху, сказывается и в почтительном тоне петиций сословий и в том, что созыв этого учреждения отныне осуществляется уже королевским советом, президент которого становится одновременно и президентом кортесов. При этом редакция актов кортесов поручается членам королевского совета.
Структура кортесов не подверглась значительным изменениям. В 1480 г. имели право голоса в кортесах 17 городов, большей частью кастильских (Галисия не имела ни одного голоса); впоследствии получила голос Гранада, а в 1506 г., по просьбе депутатов, было точно установлено количество городов, посылающих депутатов в кортесы. Выборы депутатов производились обычно городским советом каждого города (т. е. совместно должностными лицами, алькальдами, рехидорами, присяжными, членами совета и др.), а не народом.
Обычно избирались рехидоры и присяжные, а иногда король сохранял за собой право назначения депутатов. Депутатам выдавался императивный мандат, т. е. точные и подробные инструкции, которым они должны были следовать. Им назначалось вознаграждение на путевые издержки (140 мараведи), на что неоднократно жаловались города.
Тогда же начала устанавливаться практика оплаты издержек депутатов из королевской казны — это создало новую форму зависимости депутатов от короны, тяжелые последствия которой должны были сказаться в скором времени. Заседания были закрытые, председательствовал на них всегда сам король, если только этому не препятствовала его болезнь, так, на сессии кортесов в Бургосе (1515 г.) председательствовал от имени больного короля Фердинанда епископ Бургосский.