Восстание в Нидерландах
В тот год, когда, после подтверждения эдикта 1526 г., мориски готовились к восстанию, разразилась другая война, возникшая отчасти также на религиозной основе, но окончившаяся совершенно иначе, чем война в Гранаде.
С некоторого времени как па севере Нидерландов, во Фландрии, так и в южных провинциях правление Филиппа II вызывало большое недовольство. Причины недовольства были самые различные, и некоторые из них сходны с причинами, вызвавшими восстание комунерос в Кастилии. В первую очередь это — назначение иностранца, кардинала Гранвелы, первым министром регентши Маргариты Пармской (побочная дочь Карла I) и затянувшееся пребывание в стране испанских войск. И то и другое рассматривалось как прямое посягательство на права и свободы фламандского народа.
К этим прибавились и другие причины: реформа местного епископата, состоявшая в том, что Филипп создал четырнадцать епископств (1561 г.), вместо прежних четырех, как для того, чтобы крепче держать духовенство в своих руках, так и для того, чтобы располагать большим числом преданных ему голосов в генеральных штатах (что вызвало недовольство и духовенства и генеральных штатов); известие о соответствующих статьях договора между Филиппом и Генрихом II Французским, заключенного в Като-Камбрези; боязнь возможного установления инквизиции по испанскому образцу, основанная на том, что реформа епископата является лишь подготовкой к этому шагу, и на том, что король систематически настаивал на исполнении отцовских декретов, направленных против протестантов (чему противилась Маргарита Пармекая); и, наконец, попытки централизации, которые делал Филипп во время своего пребывания во Фландрии и которые после его отъезда выразились в полном пренебрежении к национальным собраниям и к государственному совету (который он сам создал в качестве совещательного органа при своей сестре).
Все перечисленные серьезнейшие причины усугублялись давно существовавшей антипатией Филиппа к фламандцам (в отличие от Карла), которые отвечали ему тем же. Идеи, вкусы, сам образ жизни — все отличало Филиппа от его подданных.
Независимое поведение некоторых местных аристократов (аналогичное поведению адмирала Кастилии по отношению к Карлу I) сильно задевало короля. Филипп стал с подозрением относиться к их лояльности и в особенности к поведению принца Вильгельма Оранского, правителя Голландии и Зеландии, и графа Эгмонта, правителя Фландрии и Артуа. Раздражение Филиппа против Оранского выразилось в сильных упреках, которые он ему адресовал при отбытии в Испанию. Король назвал его единственным виновником тех трудностей, с которыми он столкнулся в генеральных штатах.
Два советника Филиппа, один в Испании (Альба), другой во Фландрии (Гранвела), убеждали короля принять решительные меры, в особенности против протестантов (кальвинистов), которые после вынужденного отвода испанских войск воспрянули духом и стали открыто совершать свои богослужения и слушать своих проповедников. Несмотря на приказ Филиппа о прекращении протестантского богослужения, фламандские власти отказались его выполнить, да и сама правительница сочла очень опасным настаивать на исполнении приказа Филиппа.
Фламандская знать, недовольная действиями Гранвелы (назначение которого архиепископом малинским с титулом примаса, то есть главы всей местной церкви, еще более усилило недоверие к нему), отправила в Испанию своего представителя, барона де Монтиньи, для принесения жалобы королю. Филипп оставил эту жалобу без внимания. В виде протеста герцог Оранский и граф Эгмонт отказались от своих должностей советников (1563 г.), а фламандская знать направила Филиппу несколько писем, в которых выдвигалось требование об отставке Гранвелы.
Некоторое время Филипп никак не реагировал на эти требования, но в конце концов Гранвела получил отставку (1564 г.). Казалось, что эта мера внесет успокоение. Несмотря на сопротивление правительницы, злоупотребления и насилия, чинившиеся приспешниками Гранвелы, продолжались, поддержанные втайне самим королем. Инквизитор Тительман доходил до такой крайности, что осуждал без всякого следствия даже людей, известных своей приверженностью к католической вере. Недовольство всех социальных слоев населения сильно возросло, и религиозная борьба резко обострилась.
Местная знать, убедившись в том, что отставка Гранвелы ничего не изменила, снова отправила к королю своего представителя, на этот раз графа Эгмонта (январь 1565 г.). Король обещал исправить недостатки в управлении страной и смягчить суровость принятых мер. Но на деле он предложил правительнице следить за строгим исполнением ранее отданных приказов, в особенности направленных против протестантов (октябрь 1565 г.), то есть как раз тех приказов, по поводу жестокости которых специальная комиссия из фламандских епископов и теологов сделала королю представление.
Но именно по этому пункту король принял уже совершенно твердое решение. Из письма Филиппа к сестре следует, что он готов был сжечь, если понадобится, 60 000 или 70 000 человек для искоренения ереси во Фландрии.
Многие преследуемые эмигрировали в Англию, другие открыто высказывали протест на собраниях или в специальных брошюрах. Одним из самых сильных был протест четырех крупных городов Брабанта, представители которых заявили на заседании верховного трибунала, что установление инквизиции есть посягательство на гражданские свободы. Среднее дворянство, среди которого было множество кальвинистов, образовало в Бреде специальную лигу, или союз (ноябрь 1565 г.), для борьбы с инквизицией.
Отмены инквизиции требовали многие чиновники. Наконец, то же советовали сама правительница и Гранвела в своем письме из Рима (январь 1566 г.). Члены лиги представили герцогине Маргарите прошение, в котором просили о смягчении эдикта против еретиков. Участники лиги, устроив ряд празднеств по случаю одержанной победы (на одном из этих празднеств они приняли прозвище гёзов — «нищих», которым в дальнейшем станут называться все восставшие), широко использовали терпимость правительницы и довели до крайности кальвинистские проповеди и манифестации, невзирая на то, что в лиге участвовало много католиков.
Правительница отправила в Испанию двух представителей, маркиза Бергена и барона де Монтиньи, с отчетом о положении в стране и с просьбой утвердить принятые ею решения. Король не дал прямого ответа. Тогда гёзы (с одобрения Оранского, который тайно их подстрекал) стали угрожать восстанием (июль 1566 г.). В этот момент был получен ответ короля. Он соглашался отменить инквизицию, возлагая преследование еретиков на епископов, и амнистировать осужденных (за исключением приговоренных трибуналами и с условием, что фламандская знать полностью покорится).
Вопрос об изменении эдикта против протестантов был оставлен королем нерешенным. Недостаточность этих уступок, учитывая возбужденное состояние общества, привела к тому, что гёзы стали готовиться к борьбе. Низшие слои Антверпена, Сент-Омера, Малина, Валансьена и других городов, взбунтовавшись, начали грабить католические церкви и предаваться всякого рода бесчинствам, не обращая внимания на попытки многих вождей гёзов-лютеран умерить их пыл.
События эти привели к разногласиям между лигой и знатными католиками, которые — как Эгмонт, Монтиньи, Горн, Аршот и многие другие — были не только уязвлены в своих религиозных чувствах, но и боялись господства протестантов. В соответствии с этим они оказали правительнице поддержку своими военными силами. В 1567 г. волнения были подавлены с помощью оружия.
Узнав обо всех событиях, король решил отправиться во Фландрию для восстановления там спокойствия и для наказания местной знати, которую он считал главной виновницей беспорядков. За отъезд короля высказывались папа, Гранвела и советник короля князь Эболи Руй Гомес. Правда, все трое считали, что необходимы уступки. Но Филипп решился пойти на самые крутые меры. Когда были подготовлены сильный флот и большая армия, король заявил, что он не может лично ехать во Фландрию и что вместо него отправится герцог Альба.
Назначение Альбы знаменовало переход к политике военных репрессий. Оранский, которому удалось узнать заблаговременно о намерениях короля, попытался организовать сопротивление, но ему решительно воспротивился Эгмонт. Оставшись в одиночестве, Оранский поспешил укрыться в своих владениях в Германии. Бежали и многие другие протестанты.