Постановления инквизиции и преследования мавров
Мы видели, что король и духовенство относились к морискам подозрительно — и не без оснований. Если бы даже для этого не было действительных причин, то опыт с обращенными в христианство евреями давал повод к недоверию, а здравый смысл подсказывал, как утверждал богослов Бенет, что на обращение, вынужденное силой, полагаться нельзя.
Под подозрением оказались все мориски: и те, что были обращены в 1525 и последующих годах, и те, что были обращены в Кастилии много раньше. В действительности большинство морисков оставалось магометанами; этому немало способствовало отсутствие методической и организованной проповеди христианства: в большей части поселений, несмотря на неоднократные приказы, никто не заботился о том, чтобы обучить морисков новой вере.
Опасения религиозного порядка, о которых красноречиво свидетельствует папское послание от 11 июня 1533 г., усугублялись опасением политического характера: возможностью сношений испанских морисков с африканскими маврами, хотя это могло касаться (как уже заявляли арагонские кортесы) только живущих на побережье.
Таким образом, для исполнения своих намерений и устранения грозивших опасностей у короля и церкви было три пути: добиться действительного обращения, преследуя тех, кто от него отказывается и продолжает жить как мудехары; решительно уничтожить все следы прежнего положения обращенных, принимая суровые меры, ограничивающие их общественную свободу; пресекать сношения с африканскими маврами. К этому направлены многочисленные постановления, касающиеся морисков, и вся деятельность папы и инквизиции.
Начало этому законодательству было положено распоряжениями конца 1525 г. и начала 1526 г. (уже упомянутым указом от 7 декабря 1526 г., повторенным в 1528 г.), возобновившими все запреты, наложенные католическими королями, но в более суровой форме: запрещено было носить амулеты, выполнять религиозные обряды, соблюдать свои особые обычаи — общего и правового порядка, — держать рабов, носить оружие и одежды арабского происхождения, сохранять арабские имена, а также выкупать или помогать тем, кто выкупает рабов-мавров, и т. д.
Кроме того, было подтверждено (в 1526, 1541, 1545 и 1563 гг.) запрещение вновь обращенным мудехарам (а также мудехарам Кастилии, обращенным значительно раньше) селиться на гранадских землях под страхом смерти и конфискации всего имущества. Другой указ (того же года) толкует смысл исключений, касающихся запрета носить оружие, разъясняя, что они относятся только к обращенным до 1492 г. и к тем, кто получил специальное разрешение католических королей, причем даже им разрешалось только ношение шпаги, кинжала и копья и только в черте населенных мест.
Гранадским морискам удалось, как уже было сказано, приостановить действие этого указа при помощи богатых подношений королю сверх установленных налогов; таким образом, власти задерживали до 1540 г. репрессивные меры, намеченные папским престолом.
Соглашение того же года, если бы оно выполнялось, могло бы смягчить также действие декабрьского указа в пункте о религиозных преступлениях. Но, как уже сказано выше, оно не было выполнено; инквизиторы продолжали — то с большей, то с меньшей строгостью — проводить расследования и налагать кары. Со своей стороны, папа в упомянутом послании побуждал короля и кардинала Манрике ускорить обращение неверных в христианство, а всех сопротивляющихся изгонять или обращать в рабство.
На процессах, организованных в эти годы инквизицией в Арагоне, Валенсии и на Майорке, фигурировало большое количество морисков. Бывали случаи вооруженного сопротивления; например, когда захваченного в плен Гаспара де Альфрекса везли из Сарагосы в Валенсию, ой был освобожден своими единоверцами (причем было убито несколько конвоиров) и бежал с ними в Африку. В 1537 г. арагонские кортесы обратились к инквизитору с жалобой на то, что мавров предают суду, не укрепив их достаточно в новой вере, и что при конфискациях отнимают имущество, принадлежащее не подсудимым, а их сеньорам (в силу феодального права), либо имущество, честно и законно приобретенное у них третьими лицами.
В Гранаде тоже раздавались жалобы. В 1526 г. король объявил морискам прощение за религиозные преступления, с возвращением всего конфискованного имущества, установив при этом срок действия этой милости; по прошествии установленного срока процессы возобновились, но имущество больше не изымалось.
Несмотря на это, маркиз де Мондехар написал в 1532 г. королю, сетуя на беспричинные (как ему казалось) притеснения морисков, чинимые инквизицией. Мориски в свою очередь подали королю ряд петиций, в которых просили о повторении милостивого акта 1526 г. Этому воспротивился совет инквизиции, хотя он и считал, что можно установить новый срок, в течение которого мориски исповедались бы в прошлых своих религиозных преступлениях.
Аналогичная петиция, поданная в 1539 г., тоже не была удовлетворена, несмотря на поддержку Мондехара; однако после третьей петиции 1543 г. король, вопреки противодействию кардинала Тавера и инквизиторов, пожаловал, по просьбе Мондехара, «всеобщее прощение за прошлые грехи без исповеди и запрет подвергать имущество морисков конфискации в течение двадцати пяти или тридцати лет». Кроме Мондехара, морискам оказывал содействие еще и граф де Тендилья. Последовали новые петиции — доказательство того, что предшествующие не были полностью удовлетворены, — в одной из них была ссылка на то, что просьбы морисков Вальядолида, Арагона и других местностей были удовлетворены.
В Валенсии дарование двадцатишестилетнего срока, во время которого морисков не должны были преследовать за религиозные проступки, не дало желаемых результатов: будучи уверены в своей безнаказанности, мориски открыто вернулись к старой религии. Хотя инквизиция в 1544 г. возобновила процессы против морисков, льготы все же продолжали действовать до 1561 г. и окончательно были отменены лишь в 1563 г.