Периодизация появления пиктографических изображений
К какой же эпохе относятся древнейшие памятники первобытного искусства и когда появляются в них особенности, характерные для пиктографических изображений?
От нижнего палеолита до нас не дошло никаких памятников искусства. Лишь в самом конце нижнего палеолита — в период мустьерской культуры (примерно 100—40 тыс. лет до н.э.) и неандертальского человека — обнаружены первые следы краски (охры). Однако эти следы представляют собой еще бесформенные красные полосы и пятна, нанесенные на каменную плиту (пещера Ла Ферраси, Франция). Видимо, «неандертальский человек еще не мог нарисовать или вылепить фигуру зверя». Таким образом, относить (подобно П.Я. Марру, И.И. Мещанинову, А.Г. Спиркину и др.) даже самое начало формирования картинно-синтетического письма к эпохе нижнего палеолита нет никаких оснований.
«Первые следы первобытного искусства относятся к эпохе верхнего (позднего) палеолита», к ориньяко-солютрейской (примерно 40—25 тыс. лет до н.э.) культуре, и, видимо, возникают в связи с формированием современного кроманьонского человека.
Памятники изобразительного искусства этого времени, как правило, представляют собой контурные, линейные изображения животных (лев, носорог, лошадь, олень и т.д.), высеченные на камне, вырезанные на кости или нанесенные черной и красной краской на скалы и стены пещер скульптурные памятники того же времени представлены почти исключительно фигурами женщин с подчеркнутыми признаками пола. Изображения эти еще очень примитивны, но достаточно реалистичны.
Возникновение древнейших из этих изображений, видимо, было вызвано вспыхнувшими в сознании первобытного человека ассоциациями сходства между очертаниями камней или скал и обликом тех или иных животных; творчество лишь подчеркивало это сходство. Изображения, целиком обязанные своим возникновением творческому воображению первобытных людей, вероятно, появились позже.
Пиктографическим ни один из этих ориньяко-солютрейских рисунков, видимо, считать нельзя, так как ни один из них не имеет повествовательного сюжетного характера; все они представляют собой изолированные, обособленные, не связанные друг с другом и, как правило, статичные изображения отдельных животных. Кроме того, выполнены эти рисунки с несвойственным для пиктографии стремлением к художественно-образному воспроизведению натуры.
Основное назначение этих рисунков — художественно-познавательное. Они представляют собой первоначальные попытки первобытного человека обобщить свои наблюдения, отобразить в рисунках те явления окружавшей его действительности, которые вызывали у него наибольший интерес, имели для него наибольшее жизненное значение. Именно этим объясняется, что почти единственными объектами этого искусства были: зверь — предмет охоты и главный источник пищи и женщина — предмет любовного влечения и мать — прародительница, покровительница матриархально-родовой общины.
Наибольшего расцвета первобытное искусство достигает в следующую, мадленскую культуру (примерно 25—15 тысяч лет до н.э.) верхнего палеолита. Стены многих пещер этой эпохи (пещер Комбарель, Кап Бланк, Фон де Гом, Трех братьев во Франции, Ла Пасьега, Альтамира, Кастильо в Испании и др.) покрыты бесчисленными изображениями, образующими как бы «картинные галереи» того времени. Изображения эти еще реалистичней, обнаруживают еще лучшее знание натуры, чем ориньяко-солютрейские. Кроме того, изображения эти отличаются от однокрасочных, контурных и статичных ориньяко-солютрейских рисунков своей многоцветностью, деталировкой, чрезвычайной выразительностью и экспрессией, в частности, умелой передачей движения.
Однако и в эту эпоху большинство рисунков представляют собой изолированные изображения отдельных животных. «Даже в тех случаях, где наблюдаются большие скопления рисунков, в них не обнаруживается никакой определенной связи». Лишь очень немногие являются более сложными композициями, изображениями каких-либо сцен.
К числу таких изображений относятся: изображение группы лошадей и готовящегося прыгнуть в их сторону льва (пещера Фон де Гом), изображение группы переходящих реку оленей, у ног которых плывут рыбы (грот Лортэ в Верхних Пиренеях) и др. При этом конкретное содержание даже таких рисунков делает их пиктографическое истолкование очень маловероятным. Против такого их истолкования свидетельствует также чрезвычайно тща-тельное, детальное, нередко многокрасочное, художественное их выполнение.
Об этом же косвенно свидетельствуют и материалы этнографии: ни у одного из культурно отсталых народов, находившихся перед появлением европейских колонизаторов на ступенях общественно-экономического развития, аналогичных концу верхнего палеолита — началу мезолита (огнеземельцы, тасманийцы, некоторые наиболее отсталые племена Меланезии, экваториальной Африки, тропических лесов Амазонки), не было обнаружено несомненных памятников письменности.
Особый интерес представляют рисунки мадленской эпохи, содержащие изобразительные элементы, которые могут быть истолкованы как условные знаки. К числу таких рисунков относятся: обнаруженное в пещере Марсуляс изображение бизона с нанесенными на его тело буквообразными знаками; обломок оленьего рога из пещеры Турдан с тремя знаками, еще более напоминающими буквы (в частности, финикийский «алеф»), и некоторые другие. Вероятней всего эти знаки служили целям первобытной магии; это подтверждается, например, тем, что голова зубра из пещеры Марсуляс проткнута наконечником копья, а знаки на его теле напоминают отпечатки ладони, как был символизирующие обладание этим зверем. Еще больший интерес представляет в этом отношении изображение, найденное на скале у входа в мадленскую пещеру Ла Пасьега во Франции.
Изображение это толковалось некоторыми исследователями как пиктограмма, сообщающая о запрете входа в пещеру. Однако такое истолкование лишь гипотеза, которая не может быть доказана.
В своей работе о происхождении речи В. В. Бунак приходит к аналогичному выводу: «То, что известно о древнейших, вернее палеолитических изображениях человека и животных на стенах пещер ни в какой мере не подтверждает гипотезы о значении этих изображений, как особых сигналов, заменяющих или дополняющих речь».
Тем не менее, полностью отрицать мемориальное и коммуникативное назначение некоторых изображений верхнего палеолита было бы неправильным. Вполне возможно, что первобытный охотник, возвратившись с охоты, стремился рисунком закрепить в своей памяти образ особенно поразившего его зверя; возможно также, что, рассказывая об охоте сородичам, он дополнял рассказ изображением этого зверя. В первом случае рисунок имел, хотя бы частично, мемориальное назначение, во втором — коммуникативное. Правда, ни рисунок, для памяти, ни «иллюстративное» дополнение к устному рассказу, как уже отмечалось, не являются еще пиктографическим письмом, но элементы пиктографии здесь уже налицо.