Японская слоговая система письма
Третий, еще более поздний путь возникновения слоговых систем письма — это дополнение к логографическим системам, когда эти системы использовались народами, языки которых отличались многообразием грамматических форм слов, не передаваемых логограммами.
От слоговых систем первой и в особенности второй групп эти слоговые системы отличаются главным образом их назначением. По крайней мере первоначально они предназначались не для самостоятельного применения, а лишь для обозначения грамматических аффиксов слов, корневые основы которых передавались логограммами.
В соответствии с таким их назначением системы эти более чем какие-либо иные, представляли собой продукт сознательного творчества; поэтому, подобно системам второй группы, им была свойственна большая продуманность и стройность. В то же время они отличались от систем второй группы тем, что они: а) сочетались с логографическим письмом, б) строились не на консонантной основе.
Как уже указывалось, к этой третьей группе относятся японская слоговая система кана и корейская лигатурно-звуковая система кун-мун. Сформировались эти системы следующим образом.
И корейская, и японская культура издавна развивалась под сильным китайским влиянием. В частности, еще с IV е. в Корее и Японии начали применять китайское письмо. Сперва китайские иероглифы использовались в этих странах для передачи китайского языка, который, подобно латыни в средневековой Европе, приобрел в Японии и Корее значение научного и литературного языка. Впоследствии китайские иероглифы стали применяться также для передачи корейского и японского языков.
Осуществлялось это двумя способами, получившими наибольшее развитие в Японии. Согласно первому из них, названному в Японии «кун» (буквальный перевод «пояснение») и более часто применяемому, за китайским иероглифом сохранялось его идеографическое, смысловое значение, но произносился он по-японски, превращаясь тем самым в логографическую гетерограмму; например, иероглиф сохранял свое смысловое значение «человек», но читалось это слово не по-китайски «жэнь», а по-японски «хито».
Согласно второму способу, названному в Японии «он» (буквальный перевод «звучание»), за иероглифом сохранялось его китайское фонетическое значение, правда, обычно несколько измененное в соответствии с фонетикой японского языка; например, тот же иероглиф — «жэнь» читался «дзин». В первом случае иероглиф выполнял роль идеографической логограммы; во втором случае он превращался в чисто фонетический, как правило, слоговой знак. Последнему способствовало то, что китайские иероглифы служили обычно для обозначения однослоговых морфем, а японские слова имели почти всегда многослоговой состав.
Сильно облегчило использование китайских иероглифов для передачи японского и корейского языков также то обстоятельство, что одновременно с иероглифами японцы и корейцы заимствовали значительное количество китайских слов и, что еще важнее, китайский способ словообразования. Многие сложные японские и корейские слова были образованы по китайским моделям путем слияния соответствующих простейших слов, что создавало возможность для японцев и корейцев обозначать эти сложные слова сочетанием таких же иероглифов, как и у китайцев. Так, например, для передачи японского слова «харакири», образованного по китайской модели из японских слов «хара» («живот») и «киру» («резать»), были использованы китайские иероглифы «це» («резать») и «фу» («живот»).
Особо следует отметить, что даже при передаче одной и той же фразы и при использовании одинаковых иероглифов они обычно располагаются в японской надписи в ином порядке, чем в китайской. Это обусловлено иной синтаксической последовательностью слов в японском языке по сравнению с китайским.
Подобно тому, как это произошло при заимствовании шумерских письмен вавилонянами, использование китайских иероглифов для передачи корейского и японского языков чрезвычайно усложнило корейское и японское письмо. Оно привело, во-первых, к тому, что почти каждый иероглиф получил в корейском и японском письме по нескольку значений (идеографических и фонетических); во-вторых, к тому, что для передачи одного и того же слова (по идеографическому способу) или слога (по фонетическому способу) стали использоваться разные иероглифы.
В особенности этому способствовало то, что:
1) большинство китайских иероглифов состоит из двух элементов — фонетического и идеографического — и может быть правильно и точно понято лишь при учете взаимоотношения обоих этих элементов;
2) в китайском языке имеется множество омонимов, различаемых по тонам, между тем как в японском и корейском языках слова по тонам не различаются;
3) китайские иероглифы заимствовались из разных районов Китая и в разные исторические периоды и, следовательно, с разным диалектным и историческим их произношением;
4) произношение японских и корейских слов за это время также изменялось.
Использование китайских иероглифов оказалось еще более неудобным в связи с иным грамматическим строем японского и корейского языков. В отличие от китайского корнеизолирующего языка японский и корейский языки относятся к языкам агглютинативного типа, так как японские и корейские слова грамматически изменяются, а китайские нет.
Между тем, как уже указывалось, при помощи логограмм легко передаются неизменяемые корневые основы слов, но гораздо труднее — различные грамматические формы слов, выражаемые в агглютинативных языках системой аффиксов. В основном для передачи этих аффиксов и были созданы в Японии и Корее в дополнение к китайской иероглифике особые чисто фонетические системы письма.