Пряслица
Для работы с каждым веретеном нужно пряслице. Типичное для Руси веретено представляло собой круглую палочку длиной 25—30 см, с утолщением посередине, с более тонкими концами.
Пряслице использовалось как грузило, в котором проделывалось отверстие. Отверстие было таким, что нижний конец веретена входил в него на несколько сантиметров, а назначение пряслица заключалось в том, чтобы помочь веретену вращаться и удерживать его в равновесии. Грузило могло быть сделано из камня, из глины, из кости или из металла, но чаще всего для этого использовался розовый шифер.
Розовый шифер добывали в Овруче, на северо-западе от Киева; затем, видимо, его доставляли в Киев, где было налажено производство пряслиц, а уже отсюда их развозили по всем русским землям. Производство было массовое, поскольку при раскопках любого почти древнерусского городища обнаруживают довольно-таки много пряслиц из розового шифера. Находки исчисляются тысячами, причем на некоторых из пряслиц — опять же на очень небольшой их части — сохранились надписи.
Пряслица с надписями обнаружены при раскопках в Киеве, Вышгороде, Любече, Теребовле, Друцке, Витебске, Гродно, Волковыске, Пинске, Рязани, Суздале, Белоозере, Городище и Новгороде. Таких пряслиц насчитывается всего тридцать; если их распределить по числу городов, получится совсем немного; однако и это количество позволяет установить некоторые закономерности. Если не принимать во внимание граффити, представляющие собой отдельные буквы или сочетание букв в порядке алфавита, все надписи, поддающиеся прочтению, указывают на владельца предметов.
Обычно — это имена («Молодило», «Настасьино пряслице», «Насткино»), иногда — обозначение статуса владельца («бабино пряслице», «княжье», «невестино»), изредка — обстоятельств, при которых собственник получил предмет («Иванка дал это прясло Жирке», «Иванко нашел»), или молитвы за него («Господи, помоги рабе твоей Недане (Елене?)»). При поверхностном наблюдении напрашивается вывод, что надписанные пряслица свидетельствуют о широком распространении письма в быту, о письменности для домашних потребностей, об использовании ее в традиционных для женщин занятиях, о значении писца в жизни семьи («Иванко сделал это для тебя, моей единственной дочери»).
Сколь бы ни были заманчивы предположения, которые возникают в связи с надписями этого рода, мы не должны слишком поспешно рисовать себе картины массового распространения грамоты среди простых русских женщин, которые будто бы умели и прясть, и читать, и надписывать свои имена на пряслицах.
Во-первых, приведенные тексты все же встречаются редко, а те, кто их создавал, принадлежали к узкому социальному слою, как можно предположить на основании двух надписей, в которых упоминается князь.
Во-вторых, даже наиболее яркие приметы быта, встречающиеся в надписях, может статься, означают не совсем то, что в них находят. Так, надписи «бабино пряслице», равно как и «княжье пряслице» (а, кроме того, имена Иванко и Настка/Настасья), встречаются каждая — дважды, причем на предметах, найденных далеко друг от друга. Довольно большой процент повторяемости — в рамках столь ограниченного корпуса текстов — хотя нельзя исключить и вероятность простого совпадения, наводит на мысль, что буквальным значением текстов не исчерпывается смысл надписания пряслиц.
В частности, возможно, помета «бабино» делалась на пряслице вовсе не для того, чтобы его вернули бабушке, если бедняжка вдруг потеряет эту вещь, а служила ярлыком, обозначающим тип изделия. В-третьих, и это важнее предыдущего, хотя пряслица, конечно, использовались прежде всего для домашних работ, к таким работам, вероятно, их функции не сводились. Иначе как объяснить, что из всего множества домашней утвари надписи сосредоточиваются на одних только пряслицах? Напрашивается предположение: в качестве однотипного и широко распространенного предмета обихода пряслица из розового шифера могли использоваться также в меновой торговле, в качестве одного из многих эквивалентов денег.