Годы застоя в работе
Имя сэра Артура Эванса известно ныне всем совершенный им во имя науки подвиг — раскопки «дворца Миноса» в Кноссе — описан как в научном, так и популярном изложении и является ныне достоянием всего образованного мира.
Эванс стал первооткрывателем древних критских письмен. В Кноссе он нашел большое количество глиняных табличек, исписанных «линейной» письменностью, а также слепки каменных печатей типа «молочных камней». В. 1909 году Эванс выпустил в Оксфорде «Scripta Minoa I» — объемистый, превосходно иллюстрированный том, посвященный памятникам критского письма. Здесь рассматривались главным образом иероглифические надписи, однако в предисловии автор обещал опубликовать во и томах и памятники линейного письма, которые он уже подразделил на классы А и Б.
Правда, работа Эванса «Scripta Minoa I» наряду с памятниками иероглифического письма содержала и кносские образцы линейного письма А, а также 14 табличек, исписанных линейным письмом Б. И все-таки должно было пройти не менее 26 лет, прежде чем Эванс, да и то лишь частично, выполнил обещание ив 1935 году опубликовал в V томе своего «Palace of Minos» около 120 табличек, текст которых начертан линейным письмом Б.
А ведь раскопано их было более 2800! Поэтому нельзя не признать справедливым брошенный в адрес Эванса упрек в том, что он и сам забросил работу над публикацией текстов и не поручил ее кому-либо другому. Эвансу же следует поставить в вину те десятилетия застоя — с 1909 по 1952 год (в 1952 году были наконец изданы переработанные бывшим учеником Эванса сэром Джоном Майрсом (Scripta Minoa II), — когда исследовательская работа не только была парализована и шла по ложному пути из-за отсутствия материала, но и сознательно сдерживалась.
Немилость Эванса навлек на себя даже Нестор нынешнего критоведения, заслуженный финский исследователь Иоганнес Сундвалль, рискнувший в 1932 и 1936 годах скопировать 38 новых табличек!
Теперь нам становятся понятными слова английских исследователей Вентриса и Чэдвика о том, что «два поколения ученых были умышленно лишены возможности конструктивно работать над проблемой» линейного письма Б. Страсти, которые неизменно разгорались вокруг проблемы дешифровки этой письменности на протяжении полувека, с 1900 по 1950 год, воочию убеждают нас в справедливости брошенного Эвансу упрека.
Самой собой разумеется, что таинственные памятники древности немедленно зачаровали и посвященных, и непосвященных, «уважаемых ученых, талантливых дилетантов, а также всякого рода заумных представителей тех периферийных областей археологии, где эта наука переходит в бессмысленный бред».
Одни, вслед за Эвансом, утверждали, что в основе всех найденных памятников письма лежит один и тот же язык, другие привлекали на помощь классический кипрский силлабар, третьи занимались поисками во всех частях света вероятного народа — творца письменности, причем с такой ролью приходилось мириться самым различным народам древнего мира: хеттам и египтянам, баскам и албанцам, славянам и финнам, евреям и шумерам.
Больше всех запутался в этом лабиринте в последние годы своей жизни знаменитый Бедржих Грозный, умерший в 1952 году. Ничто, конечно, не может умалить великих заслуг этого человека перед наукой, но в 1940—1949 годах он был сражен весьма опасной формой «профессиональной болезни», от которой не застрахован ни один дешифровщик: способность критически рассуждать, столь блестяще им некогда доказанная, совершенно покинула его, и он ринулся в генеральное наступление на все еще недешифрованные письменности мира. То, что Грозный предложил в качестве разрешения проблемы линейного письма Б, было запутанной и легко опровержимой неразберихой из хеттских и вавилонских слов.
И лишь сам Артур Эванс, располагавший всем письменным материалом, мог позволить себе роскошь не витать в заоблачных высотах. С большой тщательностью и осторожностью он сопоставлял факты, полученные из наблюдения над внешними особенностями письменных источников. Он видел, что таблички представляли собой инвентарные описи, списки людей, перечни животных и предметов наглядно-изобразительные «идеограммы» в конце групп знаков или строк уточняли, о чем шла речь в каждом отдельном случае, а количество перечисляемого приводилось по десятичной системе.
В начале строк стояли группы из двух или нескольких (до семи) знаков, изображавшие, очевидно, слова «минойского» языка.
Рисунок дает представление о том, как Эванс пришел к таким выводам. На рисунке воспроизведена табличка, которую Эванс в 1904 году нашел в кносском «арсенале», или «цейхгаузе» она состоит из 12 слов (легкоразличимых благодаря коротким вертикальным словоразделителям) и имеет на конце (справа вверху) несомненную пиктограмму боевой колесницы (вид сверху) тут же рядом цифра «три».
Исходя из весьма схематической классификации по внешней форме знаков, иа Крите могут быть установлены рисуночная (иероглифическая) и линейная письменности, каждая из которых подразделяется на более древнюю и более новую формы, соответственно обозначаемые А и Б.
За пределами четырех означенных видов — иероглифического А, иероглифического Б, линейного А и линейного Б — особняком стоит Фестский диск, покрытый письменными знаками совершенно иного рода он чужд письменным памятникам Крита и кажется откуда-то привезенным.
На Кипре нам известна слоговая письменность, полностью дешифрованная примерно к 1875 г. По внешней форме она очень напоминает критское линейное письмо.
Кипрские письменные памятники более древнего вида, называемые кипро-минойскими, кипро-микенскими или протокипрскими, по-видимому, действительно представляют собой связующее звено между критскими письменностями и кипрским слоговым письмом.
Среди ученых, трудившихся в годы застоя над микенской письменностью, следует выделить А. Э. Каули, уже известного нам в связи с дешифровкой хеттских иероглифов. Еще в 1927 году он обратил внимание исследователей на шесть знаков. Три из них в группах и 
всякий раз повторялись перед указанием общего итога в инвентарных описях что касается трех других, то они входили в группы 
и 
, для которых Каули предположил значение «ребенок»: «мальчик» и «девочка» . В дальнейшем его предположение подтвердилось.
Однако это вовсе не означало, что период заблуждений окончился. Долгое время еще занимались всякого рода домыслами, приписывая критским табличкам, помимо уже ранее упомянутых языков, также «догреческий», «пеласгский» и даже «эгейско-азианический диалект, родственный хеттскому языку».
Но всех превзошел некий совсем юный англичанин, восемнадцатилетний студент, который еще в 1940 году исследовал таблички в целях установления их этрусского происхождения. Наш студент упорно и твердо придерживался своего особого мнения вплоть до 1952 года, когда он... в действительности дешифровал крито-микенское линейное письмо Б.
И все же тем инструментом, на котором была сыграна прелюдия к дешифровке, оказалась лопата археолога. Уже в течение десятилетий памятники рассматриваемой нами письменности были известны также и по находкам в материковой Греции, в Микенах и Фивах, в Тиринфе, Элевсине и Орхомене. Только тогда эту письменность называли «минойской».
Поэтому Эванс просто объявил микенцев критскими захватчиками и колонистами на материке филологи же пытались, как мы уже видели, попеременно навесить на них ярлыки то пеласгов и этрусков, то иллирийцев и хеттов, и т.д., и т.п.
Тупик, в который зашло исследование памятников «минойского» письма, был в значительной степени создан руками самого Эванса и его сторонников, господствовавших в этой отрасли науки и пресекавших всякие попытки критического пересмотра материала. Дело дошло даже до того, что маститый ученый А. Д. Вейс вынужден был уйти с поста руководителя Британской школы — английского археологического института в Афинах, оставив поле битвы за Эвансом.