Книга. Исследования и материалы. 1964 г.

Культурно-историческое значение рукописной книги в период становления книгопечатания

А. С. Мыльников


В связи с 400-летнем русского книгопечатания уместно еще раз вернуться к рассмотрению вопроса о том, какова была судьба и культурно-историческая роль рукописной книги в эпоху книгопечатания. Мы говорим «еще раз» потому, что сам по себе этот вопрос не нов. К настоящему времени накопилось достаточное количество фактов, отчасти получивших освещение в литературе. И все же в работах по истории книги этому вопросу до сих пор уделялось гораздо меньше внимания, чем он заслуживает.

I

Поставленный вопрос представляется отнюдь не праздным хотя бы потому, что в России, например, рукописная книга не только не умерла после введения здесь типографского искусства, но, наоборот, сохраняла жизненную силу на протяжении довольно значительного времени. Тем не менее в изданных в последнее время трудах по истории русской книги изложение развития рукописной книги обычно обрывается XVII веком. Так, Е.И. Кацпржак в своей «Истории письменности и книги» справедливо отмечает, что в XVI-XVII веках рукописная книга, производство которой продолжало возрастать, удовлетворяла потребность населения в книге. Однако для последующего времени специально этот вопрос она не затрагивает. Примерно также, хотя и несколько подробнее, освещается история рукописной книги в России XVII века авторами учебного пособия «История книги».

К слову сказать, в большинстве зарубежных руководств по истории книги рукописной книжности уделяется внимание лишь применительно к периоду до возникновения книгопечатания. Так, Ф. Функе в полном соответствии с традицией рассматривает рукописную книгу в качестве предыстории книги печатной. Излагая историю распространения книгопечатания в Германии, а также в отдельных странах Европы, включая Россию, он не касается вопроса о рукописной книге в этот период. Отмечая, что рукописная книга была в странах средней Европы вытеснена типографским станком, знаток истории чешской книги Ф. Горак писал: «Таким образом, содержание рукописей в большинстве случаев теряет цену в научном отношении для современности и остается только их оригинальность к внешнее оформление. Однако старая рукописная книга остается носителем идей давно прошедших времен и посредником духовного наследия античности и средневековья».

Такой подход к месту рукописной книги в общей истории книги остается правилом в большинстве случаев — о некоторых исключениях из него будет сказано ниже. Между тем для подобного резкого разграничения истории книги на период до и после начала книгопечатания, при игнорировании сохранившейся рукописно-книжной традиции, нет решительно никаких оснований1Здесь и далее речь идет лишь об истории русской и европейской книги .

Возвращаясь к истории русской культуры, заметим, что рукописная книга XVI-XVII веков сравнительно хорошо изучена как с точки зрения содержания, так и в палеографическом отношении. Что же касается рукописной книги последующего времени, то и здесь многое давно уже вошло в поле зрения исследователей русской литературы и общественно-политической мысли. О рукописной книжности кратко упоминается в курсах истории литературы XVIII века2Д.Д. Благой. История русской литературы XVIII в., изд. 3. М.,1955, стр. 33-34., а также в трудах по вспомогательным историческим дисциплинам3Л.В. Черепнин. Русская палеография. М., 1956, стр. 438..

Одним из первых, кто не только обратил внимание на рукописную книгу после XVII века, но и приступил к ее библиографическому учету и изучению, был А. Н. Пыпин4А.Н. Пыпин. Для любителей книжной старины. Библиографический список рукописных романов, повестей, сказок, поэм и пр., в особенности из первой половины XVIII в. Сб. общества любителей российской словесности на 1891 г. М., 1891, стр. 194-276..

В советское время интерес к этой проблеме вновь оживляется и еще в начале 1930-х годов находит отражение в подготовке Институтом русской литературы (Пушкинским домом) выставки так называемой массовой рукописной книги XVIII века5Большой вклад в изучение рукописной книги XVIII века внес крупный советский палеограф М.Н. Сперанский, автор незаконченной монографии о сборниках литературного содержания. См.: М.Н. Сперанский. Рукописные сборники XVIII века. Материалы для истории русской литературы XVIII века. М., 1963..

Сложилось парадоксальное положение — специалисты в области литературоведческих и исторических дисциплин издавна уделяли и теперь уделяют гораздо больше внимания рукописной книге, притом не только до XVII века, но и позднее, нежели сами историки книги. Отмечая неблагополучие такого положения, автор одной из недавних работ, посвященной русской рукописной книге XVIII-XIX веков, справедливо писал: «...история рукописной книги не должна, как это до сих пор общепринято, заканчиваться XVII в.; рукописная книга двух последующих веков имеет все основания для того, чтобы стать предметом специального изучения»6Н.Н. Розов. Светская рукописная книга XVIII-XIX вв. в собрании А.А. Титова. Сборник ГПБ, т. 2. Л.. 1954, стр. 146..

Но не менее интересным представляется не только факт сохранения рукописной традиции в России столь длительное время. Невольно возникает вопрос — является ли это чисто национальной особенностью истории русской книги или носит более общий характер.

К первому предположению склоняется, например, такой компетентный историк книги как Н.П. Киселев. Высказав ряд ценных и оригинальных наблюдений над московским книгопечатанием XVII века, Н. П. Киселев с определенностью подчеркнул, что в России «...рукописная традиция продолжалась еще долго — многими десятилетиями, а в некоторых отраслях литературы и столетиями». Как бы локализуя «такой ненормальный и нигде не виданный порядок», он пишет: «Во всех странах Западной Европы типографское книгопроизводство пришло на смену рукописному и вытеснило его; в Московской Руси это не произошло»7Н.П. Киселев. О московском книгопечатании XVII века. В сб.: Книга, вып. 2. М., 1960, стр. 128..

II

История русской книги позволяет наметить два этапа в развитии рукописной книжности после введения в России книгопечатания (так называемой поздней рукописной книги). Первый этап завершается в основном на рубеже XVII-XVIII веков. Рукописная книга этого периода входит в круг явлений древнерусской культуры и литературы. Рукописную книгу последующего времени условимся называть новой.

Первый из этих периодов изучен довольно хорошо. Тот факт, что вплоть до начала XVIII века книгопечатание в России, явившееся монополией правительства, обслуживало нужды церкви и, в меньшей мере, государственного аппарата, предопределил весьма значительную роль рукописной книги как единственной (если отвлечься от устного народного творчества) формы распространения художественной и научной в тогдашнем понимании литературы.

Рукописная книга того времени, имевшая хождение среди грамотного населения, была распространена в среде народного читателя и в правящих кругах.

Основными центрами изготовления богословской и богослужебной книги оставались монастыри. С конца XVII века начинается развитие старообрядческом рукописной книги, выражавшей протест против официальной церкви. Помимо этого, рукописную книгу еще с XV века изготовляли в городах и даже деревнях. В XVII веке много профессиональных переписчиков книг было в Москве и Новгороде. Существовали мастерские письма, причем в роли переписчиков выступали и женщины. В некоторых случаях состоятельные любители чтения заводили писцов среди своей дворни.

Рукописными книгами успешно торговали на ярмарках, «торжищах», а в XVII веке в Москве их продавали наряду со специальным книжным рядом и в овощном ряду.

Рукописная книга XVII века оставила замечательные образцы пародийной и сатирической литературы, отчасти переводного характера. Из рукописной традиции, как известно, выросла и русская периодическая печать.

Как мы видим, рукописная книга, корнями своими уходящая в далекое прошлое, успешно развивалась, сосуществуя с печатной книгой. Перспективы ее развития были тем более прочными, что до поры до времени книгопечатание не охватывало всех сторон духовной деятельности русского народа.

Однако нас больше интересует второй этап, ознаменованный постепенным вытеснением рукописной книги и последовавшим затем ее исчезновением. Это произошло где-то на исходе XIX века, и хотя позднее встречаются отдельные примеры рукописной книжности, она теряет свое сколько-нибудь серьезное значение.

Характеризуя рукописную книгу XVIII-XIX веков, следует избегать расширения ее содержания за счет рукописей, строго говоря, книгой не являвшихся: деловых конспектов, копий, снятых по различным причинам «для себя», авторских или писарских экземпляров, подготовленных для набора в типографии и т.п. Хотя некоторые из подобных рукописей в отдельных случаях позднее и превращались в глазах современников в книгу, мы принимаем во внимание лишь то, что сознательно изготовлялось и распространялось как книга.

Необходимым условием для изучения рукописной книги нового времени является тщательное обследование фондов различных (и притом не только центральных) библиотек, архивов и музеев. Не следует забывать и о важности выявления и собирания материалов, пока еще находящихся в частных руках.

Особенно плодотворным является изучение отдельных исторически сложившихся собраний рукописной книги. И не только с точки зрения содержания, но и с точки зрения учета встречающихся на части экземпляров приписок и владельческих записей. Все это вместе взятое, как мы увидим, дает возможность ответить на вопросы о круге, социальном составе и интересах читателей рукописной книги, о методах ее производства и распространения и т.п.

Светское книгопечатание положило начало серьезным изменениям в соотношении между рукописной и печатной книгой. Здесь уместно напомнить, однако, слова из упоминавшейся выше работы А.Н. Пыпина: «При Петре и после литература продолжает жить по-старинному, в рукописях; печать долго еще остается делом непривычным, и достойным ее считаются только вещи церковные и официальные» (стр. 197).

Признавая справедливость этих слов, не следует думать, что рукописная книга представлялась современникам каким-то анахронизмом, забавным отзвуком прошлого. Наоборот, рукописная книга находила довольно широкий круг потребителей, включая и такую отрасль культуры, как театр. «Можно думать с полным основанием, — замечает по этому поводу исследователь русского театра XVIII века,— что не менее тридцати лет основой репертуара партикулярных демократических театров была рукописная драматургия; первые указания на постановку в этих театрах печатных пьес относятся к концу 60-х гг. XVIII в.»8В.Д. Кузьмина. Русский демократический театр XVIII века. М., 1958, стр. 79.. Добавим, что в течение весьма длительного времени в театральном деле рукописные тексты пьес прочно удерживались наряду с печатными их изданиями.

Рукописная книга XVIII—XIX веков продолжала привлекать к себе разнообразный круг читателей из дворянской и духовной среды, а также из купечества, мещанства, даже крестьянства-. Особой популярностью она пользовалась у провинциального читателя. Так, отличительной чертой собрания известного ростовского краеведа и коллекционера А.А. Титова (ГПБ) «является наличие в нем значительного количества светских рукописных книг, ходивших по рукам в городах и селах верхнего и среднего Поволжья еще в конце прошлого столетия».

На многих рукописных книгах встречаются указания, что их владельцами были купцы, промышленники, чиновники, крестьяне и т.п. Книги приобретались, дарились, переходили по наследству. Из записей на «Повести об Акире премудром» (последняя четверть XVIII века) из собрания Библиотеки Академии наук явствует, что книга принадлежала крестьянину Ферапонтова монастыря Петру Васильевичу Стоумову из деревни Лещево, а позднее перешла к его сыну Ивану9Впрочем, владельцы этой книги, приписанные к крестьянскому сословию, на деле могли принадлежать к торгово-промышленным кругам..

Как видно из некоторых владельческих записей, любители чтения собирали у себя библиотеки, снабжая входившие в их состав рукописные книги соответствующими пометами. Так, на списке «Александрии», относящемся к первой четверти XVIII века, почерком XIX века написано: «К числу книг Петра Мыльникова».

Соответственно кругу потребителей, содержание рукописной книги XVIII-XIX веков по сравнению с предшествовавшим временем сильно изменилось. По рукам еще ходили и изготовлялись, продолжая давнюю традицию, книги богословского содержания, а также многие памятники древнерусской светской литературы. Но, продолжая развиваться, рукописная книга впитывала в себя новые явления русской жизни. Она обогатилась произведениями оригинальной литературы, а также такими первоклассными переводными произведениями как «Потерянный рай» Д. Мильтона или «Похвала Глупости» Эразма Роттердамского. Среди рукописных книг этого времени встречаются нравоучительные и развлекательные романы и повести, всякого рода «гистории» с характерными названиями — «Гистория об английском милорде Гереоне и вдовствующей маркграфине Луизе Бранденбургской», «Гистория о гишпанском знатного рода дворянине, служившем при королевском дворе, именуемом Долморие, и о прекрасной королеве Елеоноре Гишпанской и о многобедственных их случаях» и т.п.

Вместе с тем, попадаются рукописные книги исторического, географического, правового содержания, книги по прикладным и точным дисциплинам. Словом, рукописная книга этого времени делает попытку приспособиться к различным вкусам и практическим потребностям своих читателей.

С последних десятилетий XVIII века рукописная традиция начинает использоваться передовыми кругами России для политической, революционной борьбы с самодержавием. В это же время получает значительное развитие рукописная книга масонского содержания. Образцы ее широко представлены в собрании Отдела рукописей ГПБ и в нескольких других советских библиотеках и архивах. Масонские рукописи, как оригинальные, так и переводные, оформлялись в виде кодексов, часть которых отличалась чрезвычайной высотой художественного оформления, и тайным образом циркулировали среди членов масонских лож. Одним из активных распространителей рукописной книги такого рода был виднейший просветитель Н.И. Новиков, вошедший в историю отечественной культуры также как замечательный книгоиздатель демократического толка.

Вообще, до появления более совершенных, таких как машинопись или гектограф, способов размножения произведении печати (листовок, брошюр, журналов, газет и др.), рукописная традиция широко применялась тогда, когда невозможно было использовать типографский станок. Эта часть истории русской рукописной книги требует самостоятельного рассмотрения, при котором, между прочим, были бы обобщены наблюдения и факты, уже получившие свое отражение в литературе10Цензурные или политические соображения, впрочем, далеко не всегда играли главенствующую роль. Известно немало случаев существования рукописной книги, либо по разным причинам не попавшей в типографский станок, либо даже и не предназначавшейся в момент создания для него. Таковы, например, рукописные кодексы, изготовлявшиеся любителями каллиграфии или книжной графики для себя или для узкого круга друзей. Одним из мастеров такого рода был видный советский архитектор покойный академик А.С. Никольский. Отзвуком книжно-рукописной традиции, по-видимому, является порядок изготовления и хранения подавляющей части диссертаций в машинописном виде. Их хранилищем во всесоюзном масштабе, как известно, является Государственная библиотека СССР им. В.И. Ленина. В этом смысле позволительно говорить о бесконечно долгом существовании рукописной книги наряду с печатной..

Таким образом, одной из наиболее знаменательных черт в развитии рукописной книги XVIII-XIX веков было усиление в ее репертуаре удельного веса книг светского (отчасти оппозиционного или революционного) содержания при расширении и демократизации состава ее читателей.

В свою очередь этот вывод подводит нас к другому, не менее важному, вопросу — как было организовано изготовление и распространение рукописной книги в XVIII-XIX веках.

В рассматриваемый период монастырское книгописание сходит на пет. В качестве примера используем фонд рукописной книги Кирилловского музея-заповедника, созданного в первые годы Советской власти на базе Кирилло-Белозерского монастыря, наряду с соседними монастырями долгое время являвшегося важным центром северной русской традиции письменности.

В нынешнем своем состоянии фонд рукописных книг музея образован путем объединения рукописных книг бывшего Кирилло-Белозерского монастыря и окрестных церквей и монастырей и состоит по преимуществу из рукописных книг XVIII-XIX веков11Исторически сложившаяся Кирилло-Белозерская библиотека была еще в 1878 г. передана из монастыря в Спб. духовную академию, а в 1919 г. — Государственной Публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, где впервые была изучена и закаталогизирована. Это собрание состоит из 1455 томов рукописей, среди которых имеются древнейшие списки ряда произведении древнерусской литературы. В 1955 г. Кирилло-Белозерская библиотека пополнилась еще десятью томами, переданными из Кирилловского музея. В конце 1962 г. в Публичную библиотеку оттуда же доставлена еще партия рукописей, относящихся в основном к XVIII-XIX вв. и исторически с древней библиотекой не связанных. Они положили начало второму Кирилло-Белозерскому собранию ГПБ..

Ознакомление с ними показывает, что древнерусская книжная традиция более или менее удерживалась до рубежа XVIII —XIX веков.

Рукописные книги сохраняли некоторые элементы внешнего оформления, утратившего, впрочем, то высокое мастерство и художественную тонкость, которые присущи рукописным книгам предшествующих веков. Но уже с рубежа XVIII-XIX столетий отмечается полный упадок. Лишь малочисленные экземпляры несут теперь на себе печать сохранения традиции.

Это, несомненно, было связано с требованием удешевления рукописной книги (а значит и ее изготовления), что являлось одним из проявлений ее демократизации, большим распространением ее среди широкого круга любителей чтения.

Более прочными оказались позиции старообрядческого книгописания. Именно в центрах старообрядчества получила свое преимущественное развитие богословская рукописная книга нового времени. Инициатор и участник неоднократных археографических экспедиций Института русской литературы В.И. Малышев следующими словами характеризует состояние рукописной традиции на нижней Печоре, издавна населенной старообрядцами: «Прочно державшееся в Усть-Цилемском крае старообрядчество поддерживало интерес к рукописной книге до недавнего времени... к началу XX в. в крае имелось огромное количество самого разнообразного по форме и содержанию рукописного материала. Он охотно читался и переписывался»12В.И. Малышев. Усть-Цилемские рукописи XVII-XIX вв. исторического и бытового содержания. ТОДРЛ, т. XVII. стр. 564..

Одним из примеров распределения по векам рукописных книг, находившихся у старообрядцев, могут явиться данные археографической экспедиции 1959 года, обследовавшей ряд районов Карельской АССР13Л.А. Дмитриев и А.И. Копанев. Археографическая экспедиция в Беломорский, Кемский и Лоухский районы Карельской АССР летом 1959 г. ТОДРЛ, т. XVII. стр. 535-536.. Из 60 рукописных книг, собранных среди местного населения, к XVI или XVII векам относилось лишь 6 книг, зато к XVIII - 29, к XIX - 16 и, наконец, 12 книг были изготовлены в XX веке («Месяцеслов», «Служебник» и т.д.).

Итак, ни монастыри, значение которых отныне в истории письменности утрачивается, ни районы старообрядчества, поставлявшие специфическую по целям и содержанию рукописную книгу, не могли, естественно, быть местами создания светской рукописной книги. Она, как правило, переписывалась в той именно среде, в которой наиболее охотно читалась.

Определенными сведениями о существовании в это время мастерских по переписыванию книг мы не располагаем. Чаще всего, как видно из приписок владельцев и писцов, в роли переписчиков по собственной инициативе (из любви к этому делу или по коммерческим и иным соображениям) выступало офицерство, мелкопоместное дворянство, купечество, низшее духовенство, мелкие чиновники, мануфактурные и фабричные служащие и т.д. Так, на книге «История королевы Ильдежерты Норвежской» читаем: «Сия книга лейбгвардии Измайловского полку подпорутчика Петра Осипова сына Чехочева, списана 1759-го году». Интересна запись на одном из списков «английской повести» из собрании А.А. Титова: «Списано с печатной книги в Сибири при Невьянском заводе конторщика Степана Махотина, Ярославской большой мануфактуры бухгалтером Иваном Михалиным 1786 года». Н.II. Розов, опубликовавший текст приписки, справедливо заметил: «То, что переводный роман, изданный в 1779 г. в Москве, попал в Сибирь, а оттуда в рукописной копии в Поволжье, очень показательно для выяснения роли рукописной книги в деле распространения произведений печати».

На некоторых рукописных книгах видны наслоения ряда периодов истории русской культуры. Книги, созданные в более раннее время, не только переходили из рук в руки, но и как бы жили собственной жизнью, дополнялись, исправлялись. Таков, например, сборник древних русских пословиц из собрания Н.П. Тиханова (ГПБ), принадлежавший одно время «устюжанину Ивану Петрову сыну Клестозу». Писанный полууставом XVII века основной корпус книги был дополняем позднейшими читателями, о чем свидетельствуют вклеенные листы с почерком XVIII века.

Некоторые приписки позволяют представить обстоятельства появления и последующего движения рукописных книг. На сборнике исторического содержания из собрания Тиханова имеется, например, следующая запись: «Сего 1765 году 5 февраля в бытность мою в Петербурхе пожаловал сию книгу дядя Федор Сергеевич переведя оную из с немецкого языка и писанную его рукою». И далее: «Подарена от Ивана Милославского лейб-гвардии Измайловского полку фуриеру Ивану Никифорову 1777 году в сентябре...».

Но форма дара не была основным путем распространения рукописной книги. Как и в XVII веке, в два последующие столетия она продолжала сохраняться на книжном рынке не только столичных, но и губернских и уездных городов и являлась непременной частью ассортимента товаров на ярмарках. Одним из крупных поставщиков рукописной книги в XVIII и начале XIX века был Петербург. Провинциальные купцы, приезжавшие сюда с товарами, довольно часто приобретали здесь рукописные книги, оставляя в них «на память» записи не только о месте приобретения, но и о цене, что представляет значительный интерес для истории книжной торговли. Так, на последнем листе «Истории Карла XII» Кольера в переводе с французского языка А. Теплова (список второй половины XVIII века) читаем: «Сия книга принадлежит Николаю Евреинову. Куплена в Спб., 1768 года, генваря 15 дня» и далее: «Цена 4 р. 50 копеек».

На листах 1-14 книги «Краткое изъявление о круге земном и разделение всех частей его которые государства в коейеждо части обретается» (список середины XVIII века) имеется следующая запись: «Сия книга торопецкова купца Ивана Васильева сына Вязмитенова. Куплена в Санпетербурхе, заплочина... 1791 г. октебря 8 дня».

На одной из книг собрания А.А. Титова, принадлежавшей, как предполагает Н.Н. Розов, рыбопромышленнику, формально еще звавшемуся крестьянином, сохранилась любопытная приписка, свидетельствующая о том, что рукописные книги продавались не только в больших городах: «Сия малая книжица Ростовского уезду села Вощажникова крестьянина Ивана Максимова — куплена в Выборге в 1766 году».

Иногда рукописные книги превращались в своего рода путевые дневники. На списке начала второй половины XVIII века «Повесть о Гереоне» калязинский купец Петр Михайлов Овчинников, приобретший эту повесть за 60 коп. в книжной лавочке на Морском рынке Петербурга, сделал запись о прибытии сюда его барок с алебастром.

Определенный интерес для истории книжной торговли в провинции, причем «старой» (по отношению к данному периоду) рукописной книгой, представляет продажная запись на сборнике рукописей XVI-XVII веков: «1759 году декабря 4 дня продал сию книгу Соборник Слободского уезда, Сыренской Всесвятской церкви поп Феоктист Кошурников, продал города Тула Оружейной слободы мастеровому Семену Терентиеву сыну Кугучеву, а цену взял пятдесят копеек, писал поп Феоктист своею рукою».

В XIX веке основным местом торговли светской рукописной книгой для чтения становятся провинциальные ярмарки и базары: «Сия книга куплена июля в 5 день 1825 Николаем Куриц на торжище...» — значится в приписке на рукописной книге XVIII века «О покаянии». О том, как живуча была эта традиция, можно судить хотя бы по тому факту, что еще в конце XIX века А.А. Титов активно скупал рукописные книги для своего собрания на Нижегородской ярмарке.

III

Коснувшись в самых общих чертах судьбы русской рукописной книги XVII—XIX веков, мы подошли к одному из наиболее важных вопросов — об оценке этого явления в общей истории книги. Что это — случайность, присущая лишь русской культуре? Или это явление, до известной степени имеющее аналог в истории европейского книгопечатания?

Напомним, что еще в 1926 году в Государственной Публичной библиотеке была организована выставка западноевропейских рукописных часовников (livres d’heures). Вот что писала по поводу экспонатов выставки одна из ее устроительниц О.А. Добиаш-Рождественская: «Как памятники графического искусства, Livres d’Heures большей частью настоящие шедевры, которые отмечаются всегда равным числом строк, строгим, прекрасным письмом — чаще всего готическим, которое... доживает до XIX в.». В качестве одного из любопытных экспонатов на выставке был представлен испанский часовник XIX века готического письма на пергаменте.

Этот пример (не являющийся единственным) показывает, что книжно-рукописная традиция была не чужда культуре других народов Европы.

Чрезвычайно плодотворным оказывается изучение истории книги у южных и западных славян — народов наиболее близкой и родственной нам культуры. А тот факт, что книгопечатание здесь распространилось примерно в то же время, что и в основных странах Западной Европы, придает этому примеру типический характер. Известно, что славянское книгопечатание глаголицей началось с 1483 года, продолжившись вскоре в собственно-славянских типографиях на Балканах — в Цетинье, Трговице и других городах. Колыбелью же славянского кириллического книгопечатания был Краков, где в 1491 году Швайпольт Фиоль издал несколько православных литургических книг. Эта традиция была затем продолжена в южнославянских землях. С середины 1470-х годов сперва на латинском, а затем на национальном языках начинается книгопечатание в Польше. Особо следует выделить период раннего книгопечатания в Чехии, начавшегося изданием в Плзне в 1468 году первой чешской инкунабулы.

Книгопечатание в Чехии обладало чертами, найти которые можно лишь у немногих европейских народов: оно носило не только национальный, но и светский по преимуществу характер. Первой книгой, изданной в Чехии, был не богослужебный, как обычно, текст, а популярный в средневековой литературе рыцарский ромам «Троянская хроника» Гвидо из Колонны, написанный в конце XIII века и в списках обошедший всю Европу. Переведенный и на чешский язык, он был одной из наиболее читаемых рукописных книг до появления в Чехии книгопечатания. Показательно, что не менее половины из напечатанных здесь в XV веке книг были светскими по содержанию, в чем, между прочим, нашел выражение бурный рост чешских городов и формирование здесь прогрессивной идеологии бюргерства. И в последующее время, вплоть до насильственного порабощения Чехии австрийскими Габсбургами, книгопечатание в Чехии развивалось чрезвычайно быстрыми темпами.

Несмотря на все это, книгопечатание отнюдь не вытеснило в Чехии рукописную книгу полностью. От XVI — начала XVII веков — времени расцвета раннего книгопечатания в Чехии — до нас дошли образцы рукописном книги разнообразного содержания, главным образом юридического и религиозно-политического. В качестве одного из примеров приведем «Апокалипсис» на чешском языке XVI века (предположительно 1504 год) готического письма. Названия глав, начальные инициалы и наиболее важные с точки зрения переписчика места текста выполнены киноварью. Эта рукописная книга интересна не только сохранением в ней древних традиций оформления. Примечательно расхождение текста апокалипсиса с печатными библиями. Отчасти причины расхождении могут быть поняты благодаря подробной приписке, заключающем книгу. Писец (быть может, он же и переводчик) сообщал, что стремился дать «истинный» перевод, чтобы «правда получила распространение, а заблуждения были отброшены». Стремление бороться за «смысл правой веры», выраженное в приписке, обличает в переводчике сторонника «Общины чешских братьев» —организации религиозно-политического характера, продолжавшей некоторые прогрессивные гуситские традиции в чешской культуре.

Если обратиться к культуре южных славян того же периода, то и там встречаются аналогичные примеры широкого распространения, наряду с печатными, рукописных книг. Так, часть произведений выдающегося сербского дубровникского писателя Ивана Гундулича (1558-1638) в течение двух столетий распространялась в списках. Это относится прежде всего к его национально-патриотическому эпосу «Осман» и пьесе «Дубравка», напечатанных лишь (соответственно) в 1826 и 1837 годах. В то же время остальные произведения И. Гундулича на сербском языке были опубликованы при его жизни.

Рукописная книга у многих славянских народов сохранялась и в последующие века, получив особое распространение в годы порабощения некоторых из них и притеснения их культуры со стороны иноземных завоевателей. Так, например, заметное оживление книжно-рукописной традиции в Чехии наступило после захвата страны австрийскими Габсбургами, угнетавшими чешский народ в экономическом, политическом и национальном отношении. Особо сложными были десятилетия от начала XVII до последней трети XVIII века, получившие в истории чешской культуры название «эпохи тьмы». От этого периода осталось немалое количество рукописных книг и сборников, продолжавших прогрессивную линию чешской литературы и отмеченных духом народности. Из рукописной книги, тесно связанной с идеологией крестьянско-плебейских и мещанско-бюргерских слоев общества, наибольшее распространение в Чехии того времени получили сборники народных песен революционно-гуситского содержания. Частью дошедшие в списках более раннего времени, частью переписывавшиеся в XVII-XVIII и начале XIX века они получили популярность в народе. Активными переписчиками и распространителями подобных рукописных сборников были представители нарождавшейся национальной интеллигенции и крестьяне-книжники, составлявшие любопытное явление демократической чешской культуры того времени.

Таково, например, происхождение хранившегося в собрании видного чешского просветителя первой половины XIX века Й. Юнгмана «Сборника разных нравственных рассказов и повествовании, поучающих и веселящих, собранных воедино и записанных И. Благой». Автор сборника чешский писатель-самоучка Йозеф Блага (1754-1831) составил его в 1820-30-х годах. В сборник включены произведения, повествующие о расправе Габсбургов с борцами за независимость Чехии, содержащие материалы к истории чешского народа в «эпоху тьмы» и пр. Сборник Й. Благи был до известной степени типичным для чешской рукописной книги конца XVIII — начала XIX веков.

О том, что рукописная традиция в чешской культуре была жива до второй половины прошлого века, свидетельствует очень яркий памятник 60-х годов XIX века. Речь идет о рукописной книге под названием «Гавличек Боровский К. Дух Гавличка. Сборник его стихотворных произведений».

Кинга художественно оформлена красной и светло-синей краской, текст написан на чешском языке четким почерком. Перед титульным листом вклеен печатный портрет этого выдающегося чешского сатирика. Чрезвычайной продуманностью отличается подача материала, который разделен на несколько частей специально оформленными листами-разделителями. Книга снабжена эпиграфом из К. Гавличека «Не допустим!» и включает эпиграммы, песни, поэмы и эллегии К. Гавличека Боровского, носящие сатирический характер и направленные против абсолютизма, католической церкви и деспотизма. Некоторые из представленных в сборнике произведений К. Гавличека переписаны с изданий, которые смогли увидеть свет в революцию 1848-1849 годов, но большая часть его произведений при жизни (а он умер в 1856 году) по цензурным причинам не могла быть опубликована.

Источником текстов этой части литературного наследия К. Гавличека для составителя сборника видимо послужили многочисленные списки бесцензурных произведений писателя, широко распространенные в середине XIX века в чешских городах и деревнях. Об этом можно судить, например, по включению в сборник стихотворений, К. Гавличеку не принадлежащих, но по слухам того времени приписанных ему (например, пародия «Где мой дом?»).

Оппозиционный, может быть даже революционный, смысл сборника оттеняется еще одним небезынтересным обстоятельством. В конце его вплетена брошюра, изданная в 1862 году, в момент некоторого послабления цензурного гнета, в честь К. Гавличека. Конечно, многое из того, что имелось в сборнике, в брошюре отсутствует и невольно напрашивается сравнение того, что было, с тем, что было можно.

Роль рукописной книги в чешской культуре столь значительна, что еще Й. Юнгман, выпустивший двумя изданиями (в 1825 и 1849 годах) капитальную библиографию «История чешской литературы», наряду с печатными книгами, постарался с максимальной для своего времени полнотой учесть и рукописную книгу.

Подтверждение наших наблюдений можно получить и в истории сербской и польской книги XVIII-XIX веков. Уже упоминавшийся эпос И. Гундулича «Осман» представлен в собрании ГПБ двумя списками, заслуживающими упоминания. Один из них писан скорописью XVIII века, другой относится к началу следующего столетия и выполнен с более раннего списка. На титульном листе его стоят «выходные» сведения — Дубровник, 1768. На форзаце же указано, что он переписан в Праге в 1819 году М. Лигауном. Небезынтересна и другая сербская рукописная книга XVIII века «Сербские песни» Андрея Качита, посвященная гр. Потемкину.

Среди польских рукописных книг XIX века, хранящихся в Государственной Публичной библиотеке, имеются комплекты двух рукописных журналов, составлявшихся в начале 40-х годов XIX века поляками, проживавшими в Петербурге. Первый из них — «Меркурий» имел периодичность два раза в неделю (сохранились №№ 1-8 за 1840 год), другой, под названием «Pamietnik polnocny», выходил три раза в месяц как продолжение «Меркурия» (№№ 1-9 за 1841 год). Оба журнала носили литературно-художественный характер, причем особое внимание уделялось критико-библиографическому обзору новой польской литературы.

Мы привели отдельные факты, сознательно делая упор на памятники, хранящиеся лишь в некоторых рукописных собраниях Советского Союза (ясно, что число примеров, относящихся и не только к славянской культуре, можно было бы умножить). Но, думается, и этого вполне достаточно, чтобы расширить географические и хронологические границы поздней рукописной книги и отказаться от представления о ней, как о чем-то случайном или локальном.

IV

В чем же следует искать живучесть книжно-рукописной традиции и каково ее соотношение с книгопечатанием?

Как убедительно показано в цитировавшейся работе Н.П. Киселева, в России рукописная книга долгое время восполняла пробел, который, в силу характера книгопечатания, не был занят печатной книгой. Но, как мы видим, даже в Чехии, стране раннего книгопечатания, причем не исключительно богослужебного по содержанию, тоже сохранялась почва для существования рукописной книги.

При ответе на вопрос о причинах этого следует исходить из анализа ряда фактов, прежде всего, внутри и внешнеполитического положения страны, круга и социального состава читателей и их запросов, находивших выражение в тематике книжного репертуара. В тех случаях, когда по тем или иным обстоятельствам печатная книга не могла удовлетворить общественного интереса, на помощь приходила книга рукописная, несвязанная столь тесное цензурно-политическим контролем, существовавшим за печатным словом.

В одном из русских рукописных сборников XVIII века, включавшем повесть Вольтера «Задиг», содержится приписка, где, между прочим, читаем: «...хотя повесть и перевод и напеч. в 1759 г. но понеже оная напечатана по частям в разных местах, а сверх того много в ней пропущено... то вздумалось некоторому охотнику перевести оную вновь и издать особливою книжкою, придав к ней «Видение Бабука...».

Не случайно в XVII-XVIII веках, когда у южных славян и в Чехии нормальное развитие книгопечатания было нарушено внешними факторами, демократические слои общества ответили на это массовым возрождением рукописной книги. Также точно и в России, наряду со всевозможными беллетристическими произведениями, распространение которых в течение определенного времени не могло обеспечить книгопечатание, с конца XVIII века в списках стали циркулировать такие сочинения, которые вообще не могли быть тогда легально изданы.

По отпадении этих и подобных им условии ликвидировалась и общественная потребность в рукописной книге.

Период сосуществования рукописной и печатной книги, гранью которого само по себе изобретение типографского искусства не служило, был характерен многочисленными взаимосвязями между ними, со все возраставшей силой действовавшими до тех пор, пока печатная книга не поглотила полностью книгу рукописную.

Во-первых, как известно, рукописная книга сыграла в свое время роль образца для печатной книги. Первопечатные книги не только в России, но и в других европейских странах и тематически и с точки зрения внешнего оформления продолжали многие традиции рукописной книги. Это отразилось, в частности, в отсутствии на них титульного листа и в послесловиях типографа, аналогичных припискам писцов рукописных книг. Но, сыграв роль образца, с течением времени рукописная книга сама подпадает под влияние печатной книги. Внешний вид рукописной книги, имевшей хождение, например, в России в XVIII-XIX веках, значительно меняется. Наряду с сохранением традиционной формы сборника в рукописной книге появляются и такие элементы развитой печатной книги, как титульный лист, пагинация, оглавление и др. Воспринимается даже форма периодических изданий для рукописных журналов.

Но отмеченные изменения отнюдь не носили всеобщего характера и не коснулись в полной мере, например, старообрядческой рукописной книги, для которой было характерно сознательное соблюдение древних традиций. Следует, однако, подчеркнуть, что традиции соблюдались настолько, насколько это возможно было выдержать в изменившейся обстановке жизни и действия старообрядческих общин, на которые не могла не оказывать влияние внешняя среда.

Во-вторых, поскольку, как мы указывали, рукописная книга в ряде случаев дополняла тематически печатные книги, она могла сыграть роль источника печатной книги. Именно так обстояло дело с русской рукописной книгой XVIII века развлекательного содержания. «Сличая состав этой письменной беллетристики с тою печатною литературой, которая непосредственно следует за нею во второй половине столетия, — писал А.Н. Пыпин, — приходим к довольно любопытному наблюдению: между ними нельзя не увидеть тесной связи. Первые печатные романы продолжают то направление вкуса, которое намечено было рукописными переводами».

Рукописная книга была также непосредственным предшественником лубочных изданий, начавших появляться в России во второй половине XVIII века. Исходя из наблюдений В.П. Адриановой-Перетц, В.Д. Кузьмина по поводу «Дела о побеге из пушкарских улиц петуха от куриц» замечает, что это пародийное произведение XVII века «получило к середине XVIII в. распространение в рукописных сборниках, вошло в некоторых списках середины века в состав так называемых «фигурных» жарт и попало в лубочные издания». Это же произошло и с известной в предшествующей рукописной традиции повестью «Шемякин суд».

Нельзя, наконец, пройти мимо весьма распространенных не только в русской, но и в европейской практике случаев переписывания полностью или в отрывках печатных текстов. Иногда это диктовалось цензурными соображениями — достаточно напомнить списки с радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву», с журнала Н.И. Новикова «Покоющийся трудолюбец» или с упомянутых ранее изданий сатирических произведений К. Гавличека Боровского. Иногда же подобные соображения могли отсутствовать, заменяясь причинами иного свойства — дороговизной, редкостью печатной книги, либо традицией.

Сохранились во множестве списки с печатных изданий петровского времени. Среди книг, полученных в конце 1962 года Публичной библиотекой из Кирилловского музея-заповедника, находится, например, список с печатного издания торжественной службы по случаю Полтавской победы. Между чешскими рукописными книгами собрания ГПБ одна переписана с печатных оригиналов — сборник чешских поговорок 1705 года. С такими точно фактами встречаемся и в истории польской и сербской культуры XVIII века. Рукописная книга, как бы меняясь местами с печатной, принимала на себя в этом случае роль распространителя последней. Мы уже не говорим, что рукописная форма могла быть единственным путем распространения произведений. Известна роль, которую сыграли в истории общественного движения России списки с письма В.Г. Белинского Н.В. Гоголю или с ряда недозволенных цензурой стихотворных произведений А.С. Пушкина или Л.Н. Толстого. Но это уже иной вопрос.

Итак, мы видели, что рукописная книга в России добрые три века (а в некоторых зарубежных странах и более) развивалась параллельно с книгопечатанием и в некоторые исторические эпохи настолько его дополняла, что без ее учета и использования история литературы, просвещения и общественной мысли выглядела бы крайне неполно и обеднение. Но если это так, то необходимо признать, что рукописная книга — не только предыстория книгопечатания. Это, помимо остального, и определенное закономерное явление в истории книги вообще. Как таковая, рукописная книга заслуживает пристального внимания и изучения на всем протяжении своего существования.

MaxBooks.Ru 2007-2023