Книга. Исследования и материалы. 1964 г.

Памво Берында – архитипограф

Г.И. Коляда


Памво1Памво — так называл себя Берында в напечатанных нм книгах, так называли его и современники. Берында, выдающийся деятель украинской культуры XVII века, известен прежде всего как автор «Лексикона славеноросского», который он сам же и напечатал в 1627 году в типографии Киево-Печерской лавры. Его Лексикон пользовался большой популярностью не только на Украине, но и в Белоруссии и в Московской Руси.

Но Памво Берында был не только кабинетным ученым, но и типографом в самом широком смысле этого слова. Типографской деятельностью он занимался на протяжении всей своей жизни.

Технику книгопечатания Берында освоил в Стрятинской типографии Гедеона и Федора Балабанов.

В начале 10-х годов XVII века он начинает работать в типографии Львовского братства. В 1614 году здесь была напечатана «Иоанна Златоустаго... книга о Священъстве». На титульном листе под выходными данными стоят инициалы ПБМ, а под ними знак месяца и звезды. Инициалы, которые расшифровываются «Памво Берында монах», говорят, что роль Берынды в издании этой книги была руководящей. Имена рядовых работников типографии в книгах не назывались; их относили к «прочим», как на титуле Книги о Священъстве, или упоминали общей фразой: «Прочих же делателей да напишет бог в книги живота».

От 1616 года до нас дошли листовые гравюры, изображающие четырех евангелистов, исключительно близкие к фронтисписам Виленского Евангелия 1575 года Петра Мстиславца. Под изображением евангелиста Иоанна отпечатано (с набора): «От Вочеловечения Господня. 1616. Индиктиона 14. Иуниа. 15. Памво Типог».

Подпись показывает, что гравюры оттиснуты в 1616 году. Но герб Балабанов на рамке «Евангелиста Луки» говорит о том, что доски были вырезаны еще в одной из балабановских типографий. Случилось это не позже января-февраля 1607 года, так как епископ Гедеон Балабан умер в феврале 1607, а его племянник Федор Юрьевич в мае 1606 года.

Можно предположить, что гравюры были исполнены для неосуществленного Балабаном издания Четвероевангелия. После смерти Гедеона, как мы полагаем, гравер — Памво Берында — взял доски с собой. А в 1616 году, когда Львовское братство принимало у себя монемвасийского архиепископа Иоасафа, Берында оттиснул с этих досок изображения четырех евангелистов для поднесения архиепископу.

Хронологически это самые ранние из всех доныне известных на Украине и в России датированных листовых гравюр. Дату появления таких гравюр исследователи относят к более позднему времени. Так, Д.А. Ровинский считает, что «отдельные гравированные листки появляются во второй четверти XVII столетия»2 Д.А. Ровинский. Подробный словарь русских граверов XVI-XIX вв. Спб., 1895, стлб. 14-15..

Лишь немногие авторы до сего дня писали о Памве Берынде, как о гравере. Д.А. Ровинский в первом томе своего «Словаря русских граверов» приводит монограмму ПБ с указанием, что она «находится на гравюре... «Темница святых осужденных», которую гравировал мастер Л. М.». А во втором томе говорит, что этот гравер прибавлял «иногда к своей монограмме буквы П. Б. (означавшие Памву Берынду), а также изображения луны и звезды». В приводимой на той же странице репродукции «Темница богоугодная» вверху, справа, в поле гравюры стоит изображение луны и звезды, а за ними монограмма ПБ. В этой монограмме вторая мачта буквы П служит мачтой и для Б. Совершенно такую же монограмму находим и в Лексиконе Берынды на стр. 329 внизу в картуше. Что же касается луны и звезды, то это типографский знак, который сопровождает имя Берынды, начиная с названной выше Книги о священъстве 1614 года. С этими знаками, — говорит Д.А. Ровинский, — есть работы Л. М. в Киевской Триоди 1627 г. и др. На ксилографии «Душа чистая яко девица» внизу слева инициалы Л. М., а справа тот же знак луна и звезда и монограмма ПБ. Ф. Титов утверждает, что на рамке титульного листа второго издания лаврских Акафистов 1629 года внизу в углах заметны инициалы: «П. Б. Понд. Тип.». К сожалению, он не сообщает, есть ли при инициалах П. Б. изображение луны и звезды, сопутствующие инициалам и полному имени Памвы Берынды.

Румынский ученый Хаджеу тоже считает, что Памво Берында был не только лексикографом, но и выдающимся гравером-художником.

Доказательство этого мы видим в том, что Берында сам резал доски одной и той же криптограммы на стлб. 12 и 132 своего Лексикона. Если бы Берында дал граверу свой образец криптограммы, тот старался бы с максимальной точностью воспроизвести оригинал. На стлб. 12 одна и та же криптограмма повторена дважды под словом «Блудница», при этом в одном случае длина ее приблизительно 15,0 мм, а в другом — только около 11,5 мм. Есть различие и в рисунке знаков криптограмм. Гравер-исполнитель, вырезая оригинал, не позволил бы себе такую вольность. Остается одно: доски криптограмм резал сам автор, для которого разница между вырезанными знаками одной и той же криптограммы имела не больше значения, чем разница в написании одного и того же слова.

В стрятинском балабановском Служебнике 1604 года есть три ксилографии, изображающие Иоанна Златоуста, Василия Великого и Григория Двоеслова. В львовской Книге о священъстве повторены первые две гравюры, а в лаврском Служебнике 1620 года — все три. На первых порах создается впечатление, что во всех трех изданиях изображения оттиснуты с одних и тех же досок. Но это не так: по-видимому, с одной и той же доски оттиснуты изображения в балабановском Служебнике и Книге о священъстве: во всяком случае установить различие между ними не удалось. Что же касается оттисков в стрятинском и лаврском Служебниках, то применение различных досок в них не вызывает сомнения.

Так, на изображении Иоанна Златоуста на переплете книги в левой руке Иоанна в балабановском Служебнике — два жука, в лаврском — четыре; в балабановском Служебнике книгу пересекает вертикальная линия, в лаврском ее нет; в балабановском Служебнике в среднике ничего нет, а в лаврском — буква г; в балабановском число черточек на кресте омофора больше, чем в киевском; в балабановском Служебнике внизу справа цветок касается нижнего листа вертикально стоящего растения, а в лаврском между ними промежуток около 1 мм.

Можно думать, что, работая в Стрятинской типографии, Берында вырезал три доски для стрятинского Служебника 1604 года. Если вспомнить, что Берында последовательно работал в балабановских типографиях, Братской львовской и, наконец, Киево-Печерской, то невольно возникнет предположение: уходя от Балабанов, он вместе с досками четырёх евангелистов взял и доски, изображающие трех авторов литургии.

Доски, резанные в балабановской типографии, остались в продолжавшей свою деятельность братской типографии; оттиски с них видим в львовских Служебниках 1637, 1666 и других годов. Переехав в Киев, Берында вырезал здесь новые доски, внося в них только незначительные изменения по сравнению со своими стрятинскими оригиналами.

К сожалению, сказанное о Памве Берынде как художнике-гравере изображений четырех евангелистов и трех авторов литургии не находит себе подтверждения в документах, хотя наличие его инициалов и типографского знака в поле гравюр и заставляет нас считать его их гравером.

В 1616 году Берында напечатал в братской друкарне «На рожество... Иисуса Христа Верше, для утехи православных Христианом». На обороте титульного листа под виршем-посвящением «До превелебного... Иеремии Тисаровского Епископа Львовского» стоит подпись «Недостойный Иеромонах Памво Беринда Типограф».

Содержание сборника шире его заголовка. Кроме вирша «На рожество», в нем есть еще шесть виршей, последний — «До чительника». Здесь автор обещает: если «вдячность [т.е. благодарность] будетъ видати, будетъся тыж и що значного выдавати... на пожитокъ церкви». В книге шесть ксилографий: одна — портретное изображение Василия Великого, оттиснутое с доски балабановского Служебника 1604 года, а пять других — иллюстрации к виршам; они повторяются в последующих изданиях Львовской Братской типографии, например, в Евангелии 1636 года.

Каковы были отношения между Берындою и Тисаровским, чем объясняется посвящение виршей ему, мы не знаем. Но, принимая во внимание, что Гедеон Балабан старался передать Львовскую епископию своему племяннику Исаии Балабану, архимандриту жидиченскому, против кандидатуры которого остро возражало братство, выдвигая кандидатуру Тисаровского, можно думать, что Берында как сторонник Балабанов был тогда против Тисаровского и теперь, желая загладить старое, посвятил ему вирши. В заключительных строках посвящения он «прикровенно» советует Тисаровскому открыть собственную друкарню, рассчитывая применить в ней свои типографские познания:

Во всем поволным слугою хотячи быти

И пожиток собою церкви учинити,

Якобы слава твоя, Отче, проквитала,

Кгды бы ся с книг хвала Божая помножала.

Составить панегирик Тисаровскому Берынду могло вынудить и его стесненное материальное положение. Он, правда, состоял на службе в братстве, но как раз в то время братчики все средства вкладывали в окончание Успенской церкви, и даже школьным учителям стали неаккуратно выплачивать жалованье.

Время для поднесения «Вершей» выбрано удачно. Поздравления с рождеством, колядки были обычаем, и Берында мог посвятить свою «книжочку» епископу «за Коляду и Щодрый день», не унижая себя.

Но надежды на открытие Тисаровским типографии не оправдались, и, очевидно, в следующем году Берында уехал в Киево-Печерскую лавру, куда его давно звал Елисей Плетенецкий, архимандрит лаврский: «до самого его писал и килька крот посылал».

Берында приехал в Киев с согласия Львовского братства: «писанье... под печатью братства отдал» Плетенецкому. Но братство отпускало Берынду лишь на короткое время.

В печатании первой книги, вышедшей из типографии Киево-Печерской лавры, — Часослова — Берында не мог принимать участия, так как Часослов вышел в свет в конце 1616 или в начале 1617 года, — лист книги с выходными данными утрачен. Берында в это время находился еще во Львове. Не упоминается его имя и в следующем киевском издании «Везерунк цнот» (1618 г.), панегирике Александра Мисуры Елисею Плетенецкому.

Имя Берынды связано с выходом в свет «в лето... 1619, генваря 16, дне» Анфологиона, первого большого лаврского издания (1064 стр., в лист). Даты начала печатания в Анфологионе нет. Ф. Титов считает, «что, по-видимому, печатание Анфологиона могло начаться приблизительно около половины 1617 г. и никак не ранее начала этого года».

Текст Анфологиона украшен инициалами, заставками, концовками. Многие из них оттиснуты с досок Стрятинской типографии Федора Юрьевича Балабана. О приобретении материалов этой типографии Киево-Печерской лаврой говорится в панегирике «Везерунк цнот». Елисей Плетенецкий «повскресил Друкарню, припалую пылом Балабанов». О том же идет речь и во втором предисловии к Анфологиону.

В Анфологионе около 30 буквиц, оттиснутых со стрятинских досок, например, М — на фоне орла, П — на фоне ангела с трубой, П — на фоне растительного орнамента, Р — на фоне «сирены» с арфой, С — на фоне феникса в огне, С — на фоне Каина, убивающего Авеля, Т — на фоне двух тритонов). Последние два инициала, а также П с растительным орнаментом — копии из Библии Плантена 1569-1573 годов.

В книге 11 заставок, оттиснутых со стрятинских досок. Многие из них проникнуты духом Ренессанса. На них мы видим амуров, гарпии, «сирен», дельфинов обычно среди акантовых листьев с причудливыми плодами. Есть и заставки, восходящие к традициям орнаментики украинской рукописной книги, — вазоны с цветами.

Рис. 1. Заставка из стрятинского Служебника 1604 г., повторенная в киевском Анфологионе 1619 г.

Особый интерес представляет заставка, изображающая четырех дельфинов среди растительного орнамента: на головах двух средних стоят птицы (рис. 1). Рисунок с некоторыми изменениями повторяет заставку из Псалтыри с Часословцем, изданной Божидаром Вуковичем в Венеции в 1519 году (рис. 2).

Рис. 2. Заставка из венецианского Служебника 1519 г.

Заставки встречаются и в других южнославянских книгах, напечатанных в Венеции. Главное отличие стрятинской заставки: две птицы на головах у средних дельфинов (в божидаровской — четыре).

Заставку с дельфинами находим в стрятинском Служебнике и в Требнике 1606 года. Доска вместе с другим типографским инвентарем была приобретена лаврой у наследников Федора Юрьевича Балабана. С нее-то и была оттиснута заставка в Анфологионе, а перед тем в первом лаврском издании — Часослове 1616-1617 годов. Оттиски с той же формы находим и в последующих лаврских изданиях, например: в Служебнике 1620 года, в Учительном Евангелии 1637 года и др. Так Стрятинская друкарня послужила мостом между южнославянской типографией Божидара Вуковича в Венеции и лаврской в Киеве.

Балабаны задолго до начала деятельности Стрятинской типографии собирали отовсюду книги: «от земля волоское, мултайское и сербской» и др. Несомненно был у Балабанов среди венецианских славянских книг и «Соборник» (Минея праздничная), изданный Божидаром Вуковичем в 1538 году. Книга эта была одной из необходимейших в отправлении церковных служб и была переиздана в Румынии, в Шебеже, в 1580 году.

Копни одной заставки, состоящей из трех компонентов, и трех иллюстраций из божндаровского Соборника видим в Анфологионе. Доски их могли быть вырезаны в Стрятине, как и доски некоторых инициалов, восходящих к инициалам плантеновской Библии, которые мы встречаем в позднейших лаврских изданиях. Так, в следующем после Анфологиона Служебнике 1620 года на стр. 112 и др. есть буквица Д — греческая прописная дельта — это копия инициала из плантеновской Библии, а в Беседах на 14 посланий... апостола Павла 1623 года на стлб. 1019 есть буквица С — греческая прописная сигма — копия из той же Библии.

Оттисков с названных досок нет в известных нам стрятинских изданиях. По-видимому, эти гравюры предназначались для других изданий, которые собирались напечатать Балабаны. Но так как типография прекратила свою деятельность, доски вместе с другим типографским инвентарем попали в Лаврскую типографию.

Возможно и другое. Вместе с типографией наследники Федора Юрьевича Балабана, очевидно, продали в Лавру и библиотеку, в которой были и божидаровский Соборник и плантеновская Библия. Если это так, то доски божидаровских иллюстраций и заставок были вырезаны уже в Лавре при ближайшем участии Памвы Берынды, который, как сказано во втором предисловии к Анфологиону, «по Благоискусству Типографскому деланием съпривнесе подвиг».

Рис. 3. Заставка из венецианского Соборника 1538 г.

Заставка божидаровского Соборника — составная, из трех компонентов (рис. 3). Точно так же оттиснута заставка и в Анфологионе (стр. рис. 4). Кроме того, крайние ветки в вертикальном положении с текстом между ними напечатаны в Анфологионе еще на стр. 714 (ошибочно напечатано «704»). Компоненты этой заставки продолжают раздельное существование и в последующих лаврских изданиях.

Рис. 4. Заставка из киевского Анфологиона 1619 г.

Используются они в качестве концовок, например средняя часть: в Беседах на 14 посланий Иоанна Златоуста 1623 года, в Лейтургиарионе 1629 года, в Евхологионе 1646 года, в Акафистах 1663 года, в обоих Синопсисах 1680 года, в Книге житий святых... первой 1689 года, в Патерике 1702 года и др.

Кроме этой заставки, в Анфологионе и других лаврских изданиях встречаем три ксилографии-иллюстрации, копии из того же божидаровского Соборника: «Крещение господне», «Преображение» и «Успение... богородицы». Копни в Анфологионе передают все оригиналы с некоторыми незначительными изменениями.

Рис. 5. «Крещение» из венецианского Соборника 1538 г.

Например: в венецианской гравюре «Крещение» (рис. 5) голубь («дух святой») изображен как бы висящим вниз головой; налево, за фигурой Иоанна, крестящего Христа, дан только намек на «скалы». А в лаврской копии (рис. 6) голубь изображен в полете, скалы проработаны детальнее, на их фоне стоят фигуры; есть и другие отклонения от оригинала.

Рис. 6. «Крещение» из киевского Анфологиона 1619 г

Различия такого же характера и в двух других киевских копиях — «Преображение» и «Успение». Эти ксилографии, с тех же досок оттиснутые, встречаются и в позднейших лаврских изданиях, например «Преображение» в «Тлъковании на Апокалипсий» Андрея Кессарийского, напечатанном в 1625 году; «Успение» — в Служебнике 1620 года и в книге «Главизны поучителны» Агапита диакона 1628 года (в обоих изданиях на обороте титульного листа).

Приведенные факты говорят о заимствованиях украинским книгопечатанием с начала XVII века книжной орнаментики из южнославянских венецианских изданий. Известны такие же заимствования из других южнославянских изданий и в виленском книгопечатании конца XVI века. Надо думать, что, кроме указанных случаев, были и другие, но вопрос этот новый, в книговедческой науке не изученный. Книги же, изданные в странах восточного славянства, прокладывают себе путь в южнославянские земли. Перед нами встречные культурные течения в славянском мире, ждущие своих исследователей.

В Анфологионе есть наряду с другими четыре стрятинских ксилографических концовки. Титульный лист книги помещен в богато украшенной рамке, обычной принадлежности почти всех последующих лаврских изданий.

В приведенных выше словах из второго предисловия к Анфологиону говорится о «подвиге» Памвы Берынды как типографа. Другие же типографские делатели совсем не названы. О них сказано общей фразой: «Их же имена да напишутся в книге живота». Из этого следует, что в печатании Анфологиона Берынде принадлежала основная ведущая роль. Он же выбирал и книжную орнаментику для издания. Но Берында не был только техническим руководителем издания. В коротком послесловии на последнем листе он говорит о себе: «И нам аще и мало что внесшим тщаниа к сей святей Книзе и исправлению...».

Значит, ко времени приезда Берынды в Киев редактирование Анфологиона, «исправление» его еще не было завершено, а редактирование последних разделов его продолжалось, очевидно, и во время печатания. Берында принял в нем участие, был, употребляя московский термин, справщиком его. Об этих обеих функциях Берынды и говорит Елисей Плетенецкий в письме Львовскому братству от 3 марта 1619 года: «корыгатором... дозорцою был».

С письмом Плетенецкого Берында выехал во Львов, чтобы ликвидировать там все свои дела и вместе с сыном навсегда переехать в Киев. Он спешил вернуться в Лавру, так как был «призван к исправлению бесед посланий апостольских в типографию». Об этом говорит и Захария Копыстенский во втором предисловии к Беседам. После того, как их перевел с греческого языка Киприан, «сущи от Острога» и «сътвори тоя книги исправлению» Лаврентий Зизаний3Лаврентий Зизаний — автор Лексиса, первого печатного словаря славянского языка, изданного в 1596 г. в Вильне, предшественника Лексикона Славеноросского Памвы Берынды., «Елисей Архимандрит... вручив ю мне... и... Памве Берынде, тщателю в божественных Писаниих и в деле сем разумно-искусну... на дело прийдохове... тако яко дволетствовати нам в деле Книги сея». В своем посвящении Бесед Федору Копыстенскому сам Берында говорит об этом: в их «исправлении... и я в части... корректорства в пресладчайшем и добрезнаменитом широкоглагольном языку Славенском послужилем».

Беседы, как это видно из послесловия на последнем листе их, «начажеся печатати в лето... 1621, месяца марта 26». Значит, редакторская работа после «исправления» Лаврентия Зизания должна была начаться где-то в конце марта — в начале апреля 1619 года. К этому времени и должен был вернуться Берында из Львова. Вопрос о его участии в редактировании Бесед был согласован с ним, очевидно, еще до его отъезда из Киева.

Конечно, «дволетствовати» не следует понимать с точностью до дней и недель. Тут возможны отклонения на какие-нибудь 2-3 месяца. Во всяком случае Берында должен был вернуться в Киев к маю-июню 1619 года.

Работая над редактированием Бесед, Берында в то же время готовил к печати «Номоканон», вышедший в 1620 году. Предисловие подписано: «Недостойный и мний в иеромонасех, Памво Берында». Наличие во всей книге только имени Берынды приводит к заключению, что вся работа над книгой — и подготовка текста к печатанию — выполнена им. В других киевских изданиях 1620-23 годов имя Берынды не встречается. Очевидно, в это время он, занятый редактированием второй книги Иоанна Златоуста — Беседы на Деяния, осуществлял только общее руководство Лаврской типографией.

В том же году — предисловие Елисея Плетенецкого помечено 14 октября 1620 года — был напечатан Служебник. Это — почти дословная перепечатка стрятинского Служебника 1604 года. Орнаментика, начиная с рамки, почти исключительно стрятинская или (инициалы) в том же стиле выполненная. Изображения авторов литургии — копии стрятинских.

Печатание Бесед на 14 посланий продолжалось около двух лет — с 25 марта 1621 до 2 апреля 1623 года. В цитированном уже послесловии к ним на стлб. 3200 названы «типографове Стефан Берында и Тимофей Петрович», печатавшие их, и «Тимофей Александрович, мастер художества печатного», выполнявший «резные работы для книги», как полагает Ф. Титов.

При печатании Бесед было употреблено несколько шрифтов. Основной текст их напечатан новым шрифтом, неизвестным в прежних лаврских изданиях. Беседы богато украшены книжной орнаментикой — заставки, инициалы, концовки, иногда оттиснутые со стрятинских досок, но чаще с новых, специально для Бесед резанных. Есть иллюстрации. На обороте титульного листа — «Успение», под ним герб Елисея Плетенецкого, на стр. 28 нен.— изображение Иоанна Златоуста и т.д. Внизу богато украшенной рамки даны три лаврских вида.

Одновременно с печатанием Бесед на 14 посланий производилось редактирование Бесед на Деяния того же Иоанна Златоуста. Во втором предисловии к ним Захария Копыстенский говорит, что Гавриил Дорофеевич их «от Еллиногреческаго Архитипу... в Словенский язык... разумне и право преведе и преложи». Гавриил Дорофеевич работал вместе с Берындой у Балабанов и еще при жизни Гедеона Балабана перевел эти Беседы для него. Это видно из предисловия к упоминавшейся уже Книге о священъстве 1614 года, изданной Львовским братством при ближайшем участии Берынды.

Лавра, придавая большое значение напечатанию Бесед, хотела показать, что инициатива издания книги принадлежит ей, и Гавриил Дорофеевич перевел се по заказу Лавры. В действительности же Гавриил Дорофеевич, служивший в Лавре, мог внести в свой старый перевод только некоторые изменения, исправления. Окончательная же редакция Бесед на Деяния принадлежит Памве Берынде, как говорит в том же предисловии Копыстенский: «...еже в конечном исправлении переведениа Славенского, и в Типографии устроении художном книги сеа Благоговейный Иеромонах Памво Берында... Трудолюбезне разумом и рукою усрьдно исправляяй и делаяй послужи».

Дата начала печатания Бесед на Деяния не известна. Вероятно, их начали печатать сразу же после Бесед на 14 посланий. А «в Типографии съвершися Книга та Месяца Августа 24 дня, в лето... 1624». Одновременно с Беседами на Деяния печаталась Псалтырь. Дата начала ее печатания тоже не известна, но в свет она вышла ранее Бесед — «месяца июня 28». Имя Берынды в ней не упоминается.

Беседы на Деяния — большой том, 24 нен. + 534 стр. Книжные украшения в них того же характера, что и в Беседах на 14 посланий. Есть иллюстрации. Рамка оттиснута с той же доски, что и в ранее напечатанных Беседах.

Оба издания были гордостью Лавры, и она решила послать их в Москву в подарок царю и патриарху. Выполнить эту миссию было поручено Памве Берынде, который повез книгу в Москву с письмом Иова Борецкого, митрополита Киевского. Письмо помечено первым сентября 1624 года, а одиннадцатого сентября «книжной мастер» Памво Берында, «везучи по две книги печатныя своего мастерства», проехал через Путивль.

Борецкий, рекомендуя Памву Берынду царю и патриарху, говорит: «...Господин Памво Берында... усрьдный пособник и благоподвижный в делании и исправлении книг печатных, искусный потрудитель...». К царю типограф был допущен только 4 января 1625 года, когда и поднес ему и патриарху привезенные Беседы. Обе книги произвели в Москве большое впечатление. В дальнейшем они служили своеобразным подносным фондом Лавры. Отредактированные Памвой Берындой и напечатанные под его руководством, Беседы проложили путь лаврским изданиям на московский книжный рынок.

В Москву Памво Берында прибыл в составе посольства Исаака Борисковича, епископа луцкого. Если он и возвращался вместе с ним, то это могло произойти не раньше марта, так как до этого времени Борискович оставался в Москве.

В том же году мы встречаем имя Берынды во втором предисловии Тараса Земки к книге «...Андреа Архиепископа Кесариа Каппадокийскиа Тлъкование на Апокалипсий», где сказано: «К сим же от своих дарований привнесе еже в Типографии пречестный Иеромонах Памво Берында». Судя по тому, что перевод Апокалипсиса выполнен Лаврентием Зизанием, как говорит в том же предисловии Земка, очевидно, его отредактировавший Берында был только руководителем печатания книги. Сразу по возвращении из Москвы он должен был заняться редактированием Триоди Постной. Вышло в свет Толкование на Апокалипсис где-то в конце октября. К такому заключению приводит дата октября под посвящением его Григорию Долмату, подписанном Захариею Копыстенским.

В феврале 1627 года вышла в свет Триодь Постная — большой том, в лист, 4 нен. + 802 стр. Печатание такой книги требовало примерно года. Берында в своем послесловии называет дату начала печатания 18 декабря 1626 года и окончания — 15 февраля 1627. Здесь, очевидно, опечатка; Ф. Титов считает, что должно быть 1625, а не 1626. Во всяком случае, к печатанию Триоди не могли приступить позже начала 1626 года. Как видно из послесловия к ней Берынды, она «с греческим типографным зводом следована есть», а это требовало продолжительного времени.

Так как Захария Копыстенский в обоих своих предисловиях не называет работавшего над исправлением Триоди редактора, то, надо думать, им был сам Берында. Это тем более вероятно, что в Триоди есть «синаксари4/sup>Синаксарий – собрание исторических сведений о празднике или каком-либо святом., на российскую беседу общую... от греческого преложеные» Тарасием Земкою. А понимание необходимости «российской беседы общей», т.е. разговорного языка, включение его в книжный обиход, характерно именно для автора Лексикона славеноросского. Предвидя протесты против введения живого языка в богослужебную книгу, Берында говорит; «Противу сему а не перекуете великоросси болгари и Сръби и прочии... сътворися се ревностию и желанием рода нашего Малои России благородных, гражданских и прочиих различнаго причта людей».

Триодь Постная богато украшена заставками, инициалами, концовками; в ней 80 иллюстраций, некоторые из них повторяются по 2 и даже по 4 раза. Многие были вырезаны специально для Триоди.

От 1627 года сохранилось 6 листовок и 1 брошюра. Все они религиозного содержания, с иллюстрациями. Некоторые иллюстрации в них, как было указано выше, помечены инициалами «ПБ», что дает основание считать Памву Берынду гравером их.

В том же году не ранее августа — под посвящением стоит дата «Року 1627... авг. 10» — Берында своим «тщанием, ведением же и иждивением» напечатал свои «Лексикон Славеноросский и именъ Тлъкование», «працу тридцатолетную», как он говорит в посвящении его сыновьям Федора Юрьевича Балабана, который «понудн» его к составлению Лексикона.

Благодаря тем «трудностем... многим», которые «широкий и великославный язык Славенскнй... в собе мает... и сама церков российскаа многим... в огиду приходит», — говорит Берында в том же посвящении. Чтобы преодолеть эти трудности, нужен был словарь, где слова книжного языка истолковывались бы живым понятным языком. «Лексис», изданный Лаврентием Зизанием в Вильне в 1596 году, содержал в себе только 1061 слово. Необходимость в более подробном словаре ощущалась острая. Переводы священного писания на украинский язык, появившиеся с середины XVI века — Пересопницкое Евангелие, Креховский Апостол, переводы Василия Тяпинского, Валентина Негалевского — к концу века прекращаются. В литературной полемике с Ватиканом нужен был книжный язык, каким и был церковнославянский, имевший за собой многовековую традицию. Разговорный язык допускался только для толкования священного писания: «Евангелия и Апостола в церкви... простым языком не выворачайте, по литургии же для выразуменья людского попросту толкуйте и выкладайте. Книги церковные и уставы словенским языком друкуйте», — требовал Иван Вишенский.

Материалы для своего Лексикона Берында брал не только из украинских и великорусских книг, но и из восьмитомной Библии Христофора Плантена. Значительная часть толкования во второй части Лексикона взята оттуда. В Лексиконе дано толкование примерно 7000 слов.

Обращает на себя внимание обилие разновидностей одной и той же буквы как по рисунку так и по величине, например, для «о» — 8, для «е», «с», «ш» по 7 разновидностей, не считая надстрочных букв. Для «г» взрывного Берында ввел в свой Лексикон особую букву, прибавив к обычной букве «г» хвостик вверху, справа. Буква эта нужна была Берынде для более точной передачи звуковой стороны в заимствованных словах. Спорадически эта буква встречается и в предшествующих лаврских изданиях, например в «Тлъковании на Апокалипсий» Андрея Кессарийского, в печатании которого Берында принимал ближайшее участие.

В самом конце 1627 года (посвящение Петру Могиле датировано 1 декабря 1627 года) или в самом начале 1628 — (этот год стоит на титуле) из Лаврской типографии вышла книга «Любомудрейшаго Кир Агапита диакона... Главизны поучительны». Это небольшая брошюра в 4-ю долю листа, 6 нен. + 22 стр. На последней странице, под чертой, стоят инициалы ПБ, с обычным при имени Памвы Берынды изображением месяца и звезды. Берында, по-видимому, принимал ближайшее участие в издании этой брошюры.

В 1628 году были напечатаны «Преподобного... аввы Дорофеа Поучения Душеполезна Различна». Это большая книга в лист, 8 нен. + 450 стр. Из предисловия к ней видно, что инициатором ее издания, «вину же сему подаде... Памво Берында... Архитипограф... святыя Лавры, иже и многолетие о сей душеполезной вещи попечеся и ныне много... потрудися в исправлении... з Славенскаго языка», т.е. Берында был редактором ее. Здесь Берында назван Архитипографом. Это почетное звание имели наиболее выдающиеся типографы Запада, в том числе и Плантен, Библией которого пользовался Берында при составлении своего Лексикона. Когда и при каких условиях стал называться так Берында, не знаем. Впервые этим званием он подписался под посвящением своего Лексикона сыновьям Федора Юрьевича Балабана — «Иеромонах Памво Берында Протосингел и Архитипограф Церкве Росския». Очевидно, Киево-Печерская лавра, отдавая должное заслугам Памвы Берынды в типографском деле, понимая его не только узко, как техническое предприятие, но включая сюда и все работы по подготовке текста рукописи к печати и ее художественному оформлению, удостоила его этого высокого звания.

В третий и последний раз встречаем это звание в глаголической подписи под послесловием «К читателю» в конце Триоди цветной, напечатанной в Лавре в 1631 году: «Памво иже и Павел Берында протосингел и архитипограф» — и рядом изображение месяца и звезды. Наличие этой подписи под послесловием заставляет считать, что Берында был автором его. В этом послесловии устанавливается связь с Триодью Постной 1627 года, главную роль в издании которой играл Берында.

В 1629 году имя Берынды встречаем только на ксилографии «Темница богоугодная святых осужденных», где вверху в правом углу стоит монограмма «ПБ»с изображениями месяца и звезды. В других лаврских изданиях 1629 года имени Берынды мы не встречаем. Очевидно, после 1628 года он отошел от административной работы в Лаврской типографии, оставаясь ее консультантом.

Подпись Берынды под послесловием «К читателю» в Триоди Постной 1631 года указывает на то, что Берында принимал участие в подготовке книги к печати. К такому заключению приводят и последние строки послесловия. В нем автор просит: «Аще что в сих, яко человеци делавшей... погрешихом... прощению ныне нас сподобите». Первое лицо множественного числа — «погрешихом» и «нас» — говорит, что в число погрешивших автор включает и себя. Помогал он своими советами и в печатании Триоди цветной.

Под глаголической подписью Берынды в этой Триоди указана дата выхода книги в свет — «В лето... 1631... Иуниа 9». Впоследствии имя Берынды не встречается в лаврских изданиях.

1632 года 13 июля Памво Берында умер. Эта дата, как указывает Афанасий Кальнофойский, была вырезана на его надгробной плите. На ней же перечислены и важнейшие должности, которые он занимал в Киево-Печерской лавре. Первое место отведено его типографской деятельности.

MaxBooks.Ru 2007-2023