Развитие письма

Первая особенность письма

Возникая на базе языка, письмо имеет свою специфику.

Первая особенность письма в том, что оно не самостоятельное, а вспомогательное к речи средство общения (в наибольшей мере это относится к начальным этапам развития письма).

И.П. Павлов рассматривает язык, слова как «сигналы сигналов», т.е. как «вторую сигнальную систему», которая, возникая на базе первой сигнальной системы, становится одним из главных отличий человека от животных.

«Животные до появления homo sapiens,— пишет И.П. Павлов,— сносились с окружающим миром только через непосредственные впечатления от разнообразных агентов его, действовавшие на разные рецепторные приборы животных и проводимые в соответствующие клетки центральной нервной системы. Эти впечатления были единственными сигналами внешних объектов. У будущего человека появились, развились и чрезвычайно усовершенствовались сигналы первичных сигналов в виде слов, произносимых, слышимых и видимых». «Если наши ощущения и представления, относящиеся к окружающему миру,— развивает в другом месте ту же мысль И.П. Павлов, — есть для нас первые сигналы действительности, то речь, специально прежде всего кинэстезические раздражения, идущие в кору от речевых органов, есть вторые сигналы, сигналы сигналов. Они представляют собой отвлечение действительности и допускают обобщение, что и составляет наше лишнее, специально человеческое, высшее мышление...».

В свете учения И.П. Павлова мог бы быть поставлен вопрос, не следует ли рассматривать письмо как «третью сигнальную систему», возникшую на основе «второй», аналогично тому, как вторая возникает на основе первой? Ответ на этот вопрос, конечно, должен быть отрицательным.

Слова понимаются И.П. Павловым как «сигналы сигналов» не потому только, что они заменяют представления (аналогично замене безусловного рефлекса условным). И.П. Павлов называет слова «сигналами сигналов» глазным образом потому, что слово, язык принципиально изменяет и расширяет условия познания мира, создает новые, отсутствующие у животных возможности обобщенного, отвлеченного мышления и тем самым становится одним из основных отличий человека как особого биологического вида.

В марксистском языкознании прочно установился взгляд на язык как на одно из необходимых условий возникновения и осуществления мышления, в особенности мышления абстрактного. Еще К. Маркс указывал: «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание». Это же положение неоднократно высказывал В. И. Ленин. Это положение защищают и почти все современные советские философы и лингвисты, занимающиеся вопросами соотношения мышления и языка.

Все сказанное, безусловно, относится к абстрактному мышлению, протекающему в форме понятий и суждений.

В отличие от абстрактного, чувственно-образное мышление, протекающее в форме образов восприятия и представления, в некоторых случаях может осуществляться и почти без словесного оформления; так, например, воспоминания об увиденном спектакле, если они не сопровождаются осмыслением и оценкой увиденного, могут представлять собой поток конкретных, чувственных образов, почти не оформленных словесно.

Иначе обстоит дело с понятиями и суждениями. «Поскольку нам в чувственном восприятии не даны сразу общие и отличительные признаки всех деревьев,— пишет Д.П. Горский, — постольку необходим особый материальный носитель выделенного нами общего свойства. Этим материальным носителем и выступает слово. Тем более слово необходимо тогда, когда необходимо закрепить, материализовать мысль о чувственно не воспринимаемых свойствах и отношениях предметов действительности».

Сторонники противоположной теории — теории о возможности абстрактного мышления без слов — чаще всего ссылаются на три явления:

1) на различные системы научных и научно-технических знаков, которые относятся ими к «внеязыковым» знаковым системам;

2) на некоторые случаи чтения, при которых у читающего почти не возникает фонетических или кинэстезических образов слов;

3) на наличие сравнительно развитого мышления у глухонемых от рождения.

Рассмотрим эти явления, поскольку они связаны с теорией письма.

Прежде всего можно ли считать научные и научно-технические знаки «внеязыковыми» знаками?

Если термин «внеязыковый» применять к системам знаков, использующим иные материальные средства, чем средства звукового языка, то научные и научно-технические знаки можно было бы называть «внеязыковыми». Правда, в этом случае «внеязыковыми» пришлось бы считать любые письменные знаки. Наоборот, если «внеязыковыми» называть знаки, не зависящие от языка, выражающие не язык, не слова, а непосредственно мышление и понятия, то научные знаки, конечно, следует считать «языковыми», так как ни одно новое понятие, а следовательно, и выражающий это понятие знак, не может возникнуть без предварительного словесного его оформления.

Любой научный или научно-технический знак имеет в языке соответствующий ему научный термин. Только термин этот иногда представляет собой одно слово, а иногда — целое словосочетание. И в том и в другом случае вновь создаваемое в науке понятие сначала формулируется или осознается словесно, и уже после этого для него подбирается или создается специальный знак.

Все сказанное относится к возникновению научных знаков. В дальнейшем же, при частом их применении, на основе первоначальной связи «понятие — термин — письменный знак» нередко образуется вторичная связь «понятие — письменный знак». В этих случаях (например, при математических расчетах) научные знаки часто выступают без словесного их оформления.

Чем же обусловлено, что научные знаки воспринимаются как знаки, отличные от обычных знаков письма (например, букв)? Это обусловлено четырьмя причинами. Во-первых, знаки привычного для нас звукового письма (например, русского или латинского) обозначают отдельные звуки; научные же знаки обозначают целые слова или словосочетания, т.е. являются разновидностью идеографических логограмм. Этим объясняется в частности международный характер научных знаков. Знаки эти понятны для ученых всех национальностей именно потому, что они непосредственно связаны со значением, а не с фонетической стороной слов; однако читаются (произносятся) многие из этих знаков учеными разных национальностей по-разному.

Вторым отличием систем научных знаков является то, что эти знаки (так же как и термины) имеют, в отличие от обычных знаков письма, более ограниченную сферу применения. Третьим их отличием является то, что формировались они не стихийно, как обычные системы письма, а были созданы искусственно для определенных научных целей и операций. Этим обусловлено четвертое, важнейшее отличие научных знаков — возможность путем особых методов оперирования с этими знаками получать новые научные выводы и результаты; простейшим примером могут служить наши цифры, специально приспособленные для производства различных арифметических вычислений.

Сложнее обстоит дело с некоторыми особыми видами чтения.

В современных советских и зарубежных работах по психологии чтения неоднократно отмечалось, что при восприятии сложных математических, химических и иных текстов, состоящих по преимуществу из научных знаков, в сознании читающего не всегда возникают фонетические или кинэстезические образы слов, что эти образы часто заменяются графическими и что, следовательно, в качестве материальной основы понятий здесь выступают не слова (вузком значении этого термина, а письменные знаки. Аналогичные утверждения выдвигаются в отношении чтения текстов на иностранном языке читателями, у которых отсутствуют навыки разговорной речи на данном языке, а также в отношении беглого чтения «про себя» на родном языке. Как при том, так и при другом виде чтения у читающих тоже не всегда возникают фонетические или кинэстезические образы слов.

Утверждения эти соответствуют действительности. Однако во всех перечисленных случаях замена фонетического или кинэстезического образа слова графическим его образом становится возможной лишь при двух условиях: на базе уже сложившегося словарно-терминологического фонда читателя и при возникновении достаточно прочных ассоциативных связей между значениями слов и графическими их образами. В случае чтения текстов на иностранном языке это усиливается отсутствием у читающего прочных связей между графическими образами слов и их произношением на иностранном языке.

Во всех перечисленных случаях замена слова письменным знаком осуществляется на основе первоначальной, абсолютно необходимой связи «понятие — слово — письменный знак». В результате частого, многократного повторения этой связи промежуточное звено ее иногда выпадает и образуется вторичная, производная связь «понятие — письменный знак».

В отношении случаев беглого чтения, а также чтения текстов на иностранных языках, возникает дополнительный вопрос. Как могут образоваться связи типа «понятие — письменный знак» при буквенно-звуковом письме, если знаки этого письма (буквы) имеют не смысловое, а фонетическое значение, обозначают не целые слова (подобно научно-техническим знакам), а отдельные звуки речи? Ответ на этот вопрос дают работы по психологии чтения.

Согласно этим работам, глаз квалифицированного читателя при беглом чтении охватывает за одну фиксацию примерно около десяти букв. При этом слово, а иногда даже несколько связанных между собой слов узнаются по ясному видению одного-двух слогов и по общему облику (длине, графической форме и т.п.) всего слова или даже целого словосочетания.